Джонатан Коу. Срединная Англия

• Джонатан Коу. Срединная Англия / Перевод с англ. Ш. Мартыновой. — М.: Фантом Пресс, 2019. — 608 с.

Новая книга британского писателя Джонатана Коу продолжает «Клуб Ракалий» и «Круг замкнулся». «Срединная Англия» — это ответ на происходящее в мире здесь и сейчас: войны за политкорректность и возврат к консерватизму, глобализация и Брекзит, который не стараются замять и обойти стороной, — в этих несомненно актуальных декорациях читатель возвращается к истории Бенджамина Тракаллея, Дуга Андертона и остальных много лет спустя. Кем выросли ученики школы «Кинг-Уильямс», каким стал их мир и отличается ли он от нашего — в новом романе Джонатана Коу.

 

Бенджамин жил на перестроенной мельнице у реки Северн, на задворках деревни к северо-востоку от Шрусбери. Подъехать к дому можно было по однорядной дороге, затененной деревьями, живые изгороди густо разрослись по обеим сторонам. Бенджамин перебрался в это до нелепого удаленное и уединенное место в начале года, приобретение дома удалось благодаря продаже трехкомнатной квартиры в Белсайз-Парке, остались средства и на то, чтобы поддерживать скромный образ жизни еще несколько лет. Для холостяка дом слишком велик, но когда Бенджамин его покупал, одинок он не был. В доме имелось четыре спальни, две гостиные, столовая, просторная открытая кухня, оборудованная плитой «Ага», и кабинет, где обширные окна со свинцовыми переплетами смотрели на реку. Пока Бенджамин был здесь чрезвычайно счастлив и тем самым развеивал прежние подозрения друзей и родни, что это его решение — ужасная ошибка.

В доме было полно коварных углов и крутых узких лестниц. Совершенно неподходящее место для его восьмидесятидвухлетнего отца. Тем не менее Бенджамин с некоторым трудом сумел вывести его из машины, вверх по лестнице в гостиную, еще выше — пусть и короче, но с хитрым поворотом вправо — на кухню, через заднюю дверь, а затем вниз по металлической лесенке на террасу. Нашел отцу подушку, налил из банки светлого пива и уже собрался усесться и завести какую-нибудь натужную беседу у воды, как услыхал, что к парадной двери подкатил автомобиль.

— Кого черт принес?

Колин, ничего не услышав, глянул на сына растерянно. Бенджамин вскочил и поспешил в гостиную. Открыл окно, выглянул во дворик и увидел перед дверью в дом Лоис и ее дочку Софи — того и гляди постучат.

— Вы что тут делаете? — спросил он.

— Мы тебе уже час названиваем, — сказала сестра. — Ты зачем свой чертов телефон выключил?

— Я его выключил, потому что не хотел, чтобы он зазвонил посреди похорон, — ответил Бенджамин.

— Мы все за тебя изволновались.

— Ну и зря. Я в порядке.

— Чего ты вот так сбежал?

— Захотелось уже убраться.

— Где отец?

— Здесь, со мной.

— Сказал бы нам, что ли.

— Не подумал.

— Попрощался хоть с кем-то?

— Нет. — Даже с Дугом?

— Нет.

— Он аж из Лондона приехал.

— Напишу ему СМС.

Лоис вздохнула. Брат иногда бесил ее.

— Ну так что, ты нас впусти и чаю налей, по крайней мере.

— Ладно.

Он провел их через дом на террасу к Колину, а сам остался на кухне заварить чай и налить Софи белого вина. Вынес напитки на подносе, ступая по лестнице осторожно, и заморгал, когда вечернее солнце ударило в глаза.

— Приятно тут, Бен, — сказала Лоис.

— Небось отлично для твоего писательства, — сказала Софи. — Я бы тут часами сидела, слушала реку и работала.

— Я тебе говорил, — сказал Бенджамин, — можешь приезжать когда вздумается. Доделаешь свою диссертацию — оглянуться не успеешь.

Софи улыбнулась.

— Уже. Закончила на прошлой неделе.

— Ух ты. Поздравляю.

— Она так и не поняла, что ты в этом месте нашел, — проговорил Колин. — И я не понимаю до сих пор. Дыра.

Бенджамин впитал это замечание и не счел его достойным ответа — даже если бы ему удалось такой ответ измыслить.

— Ну что ж, — сказал он и наконец уселся с усталым тихим вздохом удовлетворения. Только собрался отхлебнуть чаю, как услышал, что к дому опять подъехала машина. — Да что ж за черт...

Он вновь глянул в окно гостиной вниз, на двор, и на сей раз увидел там машину Дуга; сам же Дуг доставал ноутбук в чехле с заднего сиденья, выставив зад в открытую дверцу. Затем выпрямился, и Бенджамин обнаружил, что из такого положения открывается вид на то, чего он прежде не замечал, — Дугову плешь. У Дуга на макушке ширилась откровенная лысина. От этого у Бенджамина случился приступ злорадного, сопернического удовлетворения. Тут Дуг увидел его и закричал:

— Почему у тебя мобильник выключен?

Не ответив, Бенджамин спустился открыть входную дверь.

— Привет, — сказал он. — Лоис и Софи только что приехали.

— Ты чего уехал, не попрощавшись? Как в завязке «Хоббита». Нежданные гости.

Дуг легонько отпихнул его.

— Ладно, Бильбо, — сказал он. — Ты меня впустить собираешься?

Взбежал по лестнице, бросив Бенджамина изумляться, и двинулся прямиком в кухню. В этом доме Дуг был всего раз, но, казалось, запомнил, что тут где. Когда Бенджамин его нагнал, Дуг уже достал из чехла ноутбук, устроился за кухонным столом и жал на клавиши.

— Какой у тебя пароль от вай-фая? — спросил он.

— Не знаю. Надо глянуть на роутере.

— Давай тогда побыстрее, а? — Бенджамин удалился в гостиную с этой задачей, Дуг крикнул ему в спину: — Тост удался, кстати.

— Спасибо.

— Ну, не тост, а надгробная речь — или как оно там называется. Много у кого на глаза слезы навернулись, да.

— Ну, в этом и был смысл, наверное.

— Даже Пола, кажется, тронуло.

Бенджамин переписывал пароль, но при упоминании имени брата замер. Через мгновение медленно вернулся в кухню и положил клочок бумаги рядом с ноутбуком Дуга.

— Хватило же ему наглости заявиться сегодня.

— Похороны его матери, Бен. У него есть право присутствовать.

Бенджамин промолчал, взял полотенце и принялся протирать чашки.

— Ты с ним поговорил? — спросил Дуг.

— Я не разговариваю с ним уже шесть лет. С чего сейчас начинать?

— Ну, он все равно уже улетел. Обратно в Токио. Рейс из Хитроу в...

Бенджамин развернулся кругом. Лицо у него порозовело.

— Дуг, мне насрать. Не хочу о нем слышать, ладно?

— Хорошо. Как скажешь. — Пристыженный Дуг вернулся к клавиатуре. —

 Кстати, спасибо, что сегодня приехал, — проговорил Бенджамин в попытке примирения. — Я ценю, правда. Отца это очень тронуло.

— Паршивый ты день для этого выбрал, — пробурчал Дуг, не отрывая взгляда от экрана. — Месяц я таскался за Гордоном и его разъездной кампанией. Что произошло в это время? Бля, да всё. Сегодня пошел черт по бочкам, а меня там даже близко нет. Застрял в крематории где-то в Реддиче... — Пальцы цокали, он, казалось, не сознавал резкости собственных слов. — А теперь подавай им тысячу слов к семи вечера, а известно мне лишь то, что я слышал в машине по радио.

Бенджамин бестолково поболтался миг-другой за плечом у Дуга, а затем сказал:

— Ладно, ты тут занимайся.

Ответа не последовало, и Бенджамин направился прочь, но не успел дойти до террасы, как Дуг сказал, не отвлекаясь от своего дела:

— Ничего, если я на ночь останусь?

Оторопев от вопроса, Бенджамин помедлил, а затем кивнул.

— Само собой.

➸

Никто из гостей, сидевших на террасе в тот вечер, и не узнал бы, поскольку Бенджамин нипочем бы не поделился с ними правдой, но он приобрел этот дом, чтобы воплотить некую фантазию. Много лет назад, в мае 1979-го, в канун, как и сейчас, судьбоносных всеобщих выборов в Британии, Бенджамин сидел в пабе под названием «Виноградная лоза» на Пэрэдайз-плейс в Бирмингеме и грезил о будущем. Воображал, что Сисили Бойд, девушка, в которую он влюблен, останется его возлюбленной и десятилетия спустя, и когда они поженятся и подберутся к своим шестидесяти, а дети покинут отчий дом, они вдвоем поселятся на перестроенной мельнице в Шропшире, где Бенджамин будет сочинять музыку, а Сисили — писать стихи, вечерами же они станут устраивать великолепные обеды для всех друзей. Такие ужины будем закатывать, что люди их на всю жизнь запомнят, говорил он себе. Такие вечера переживут люди в нашем доме, что этими воспоминаниями станут дорожить. Конечно, все сложилось не совсем так. С того дня он не видел Сисили много лет. Но наконец они вновь нашли друг друга и вместе прожили в Лондоне несколько лет, оказавшихся... ну, несчастными, если честно, потому что Сисили очень хворала и жить с ней было мучительно, и тут, в отчаянной попытке осуществить ту грёзу, в болезненном усилии оживить прошлое воплощением былого видения будущего, Бенджамин предложил продать их квартиру, на часть вырученных денег купить этот дом, а на оставшиеся отправить Сисили на полгода в Западную Австралию, где, по слухам, жил врач, разработавший дорогое, но чудодейственное средство от рассеянного склероза. И вот через три месяца, когда дом уже был куплен и Бенджамин начал его обустраивать и ремонтировать, Сисили прислала из Австралии электронное письмо с новостями — хорошей и плохой: хорошая состояла в том, что ее состояние и впрямь улучшилось необычайно, а плохая — что она влюбилась в того врача и в Англию не вернется. Бенджамин же, к своему великому изумлению, налил себе здоровенный стакан виски, выпил, хохотал минут двадцать как псих-самоубийца, после чего продолжил красить защитную рейку вдоль стены и с тех пор о Сисили не очень-то и думал. Вот так и получилось, что он теперь жил в громадном перестроенном здании мельницы в Шропшире сам по себе, в свои пятьдесят, и сознавал, к своему молчаливому изумлению, что никогда прежде не был так счастлив.

Тому, что Лоис и Софи были в тот вечер рядом, Бенджамин порадовался, пусть сестра и бросилась искать его из злости. Он понимал, что отцовы капризы — всего лишь маска для его меланхолии, и в меланхолию отец станет погружаться с каждым часом все глубже. Бенджамин мог полагаться на Лоис и Софи в том, что благодаря им удастся держать равновесие — равновесие между горем от ухода Шейлы (всего через полтора месяца после диагностирования рака печени) и попытками повспоминать из жизни семьи что-нибудь повеселее: истории редких, но незабываемых званых обедов, в 1970-е устраивавшихся с бухты-барахты, с едой, напитками и нарядами, какие сейчас в голове не укладывались; неудачный отпуск в Северном Уэльсе — тоскливое блеяние овец в полях и дождь, барабанивший без передышки по крыше трейлера; более авантюрный отпуск в 1980-е — поездка Колина и Шейлы в Данию, в гости к старым друзьям, вместе с младенцем Софи, обожаемой единственной внучкой. Софи говорила о бабушкиной доброте, о том, как бабушка всегда помнила, что´ ты больше всего любишь из ее стряпни, всегда тобой интересовалась, помнила, как зовут твоих друзей, и задавала правильные вопросы о них, — и такой она была вплоть до самого конца, но тут у Колина опять сделался потерянный и несчастный вид, а потому Бенджамин хлопнул в ладоши и сказал:

— Так, кто хочет пасты?