Сергей Носов. Закрытие темы
Сергей Носов. Закрытие темы. — СПб.: ООО «Редакционно-издательский центр „Культинформ-пресс“», 2019. — 448 с.
Сергей Носов — русский писатель и драматург, лауреат премии «Нацбест» за роман «Фигурные скобки». Под обложкой его новой книги «Закрытие темы» собраны рассказы, написанные до 1993 года и ранее вместе не издававшиеся. Немного мистики, много загадочности, привычные вопросы об устройстве мира и месте человека в нем — как своеобразное подведение итогов, после которого все начинается сначала.
8
Возвратясь назад, он счёл благоразумным закрыться на крюк.
Разумеется, Дмитрий Константинович был далёк от мысли ожидать гостей в образе гипсовых нелюдей, и всё же он струсил. Равно испугу он испытал чувство недоумения. Да что же это такое? Да зачем же это всё нужно? Да какого чёрта? Полноте, полноте, Дмитрий Константинович, спокойнее. Но чем более успокаивал себя Черенков, тем более нелепым представлялось ему своё пребывание на объекте.
Дмитрий Константинович достал бутерброд, любовно приготовленный супругой, налил из термоса чаю. Заморив червячка, он снова сел за работу, — прежнего вдохновения и след простыл, ничего дельного на ум не шло, а лезла в голову всякая глупость. Представлялось, например, как эти из гипса блуждают себе по участку, а то ещё лучше, затевают беседы друг с другом, жалуются на аляповатость, ущербность, никчёмность, спрашивают: «Кто это там сидит в сторожке? Что это ему от нас надо?»
И тут он увидел инструкцию.
На ней стоял чайник.
9
«Каждый заступающий на дежурство, — говорилось в инструкции, — строго обязан:
— бдительно охранять и не оставлять вверенный ему объект, хотя бы жизни его угрожала опасность;
— тушить пожар имеющимися средствами пожаротушения (огнетушитель, песок, вода), при этом не ослаблять наблюдения за постом.
Запрещается заходить в караульное помещение, кроме случаев: а) звонить по телефону вышестоящему начальству; б) для приёма пищи в установленное время...»
Черенков улыбнулся простоте указаний. Разница между долженствующим и существующим положением дел показалась ему курьёзной. Документ составлен был не по-научному, основные принципы инструктологии попросту игнорировались. «Вот тебе и культура», — подумал Дмитрий Константинович.
«Правила применения оружия». Улыбка сошла с лица Черенкова. В случае вооружённого нападения на объект или караульное помещение в условиях невозможности предупредить акт нападения и задержать преступника Дмитрий Константинович должен был применить оружие. Способ применения оружия — путём выстрела, штыком или прикладом — в каждом отдельном случае следовало выбирать самостоятельно; при этом категорически запрещалось применять оружие в отношении детей, подростков, каких бы то ни было лиц, имеющих при себе детей, а также против беременных женщин, участвующих в нападении.
Черенков отложил инструкцию. Что за морок?
Каких женщин? Какое оружие?
Кто-то вздохнул снаружи — тяжело, громко, отчётливо.
10
Лучший способ побороть страх — убедиться в нелепости его причины.
К чести Дмитрия Константиновича он снова обнаружил в себе силы выйти вон из убежища.
Вопреки ожиданию сделалось ещё страшнее. Прежде всего Дмитрий Константинович рассмотрел на лице безрукой обладательницы весла отвратительнейшую гримасу (давеча он не заметил такую): женщина как будто силилась улыбнуться, но не умела этого сделать. Карликовый стрелок, казалось ему, повернулся чуть влево, а широкоплечий пионер — вправо. Бюсты в лопухах тоже смотрелись как-то иначе, и все они, бюсты, глядели на Черенкова. От того, что светильники покачивались из стороны в сторону, на лицах гипсовых фигур происходила игра светотени, — казалось, они оживают. И тут, к своему великому ужасу, Дмитрий Константинович понял вдруг, что никакие доводы рассудка не убедят его в том, что статуи не шевелятся, что никто не стоит сейчас в темноте за спиной и не переминается с ноги на ногу, — он явственно слышал, как скрипит галька...
И снова очутился в сторожке. Сомнений быть не могло: шаги приближались. Кто-то стоял на крыльце, кто-то дёргал за ручку двери.
— Кто здесь? Кто?
— Это я, проверяющий.
11
Входящий в комнату был сама суровость... «Боже», — онемел Дмитрий Константинович. А тот ему грозно:
— Ага.
У Дмитрия Константиновича перехватило дыхание.
— Ну ладно, ладно, — сказал проверяющий, отстраняя Черенкова от двери. — Ты это брось, не дури. Ты никак меня испугался? Брось, брось, я не лютый зверь, знать, не кусаюсь. — Он сел на диван. — Ы-ых! Меня все боятся, как дети малые, ей-богу! А чего боятся, сами не знают. Дураки. Верно я говорю?
Черенков не знал, что ответить.
— Кто живёт правильно, — сказал проверяющий, — тому никакой проверяющий не страшен. Ты кто? Фролов?
— Фролов, — соврал Черенков, как учили.
— Ты сядь, Фролов, сядь, — разрешил проверяющий и, будто вспомнив о чём-то, глубоко вздохнул, как вздыхают иногда перед началом трудного разговора.
Был проверяющий высок, сутул, густобров, сед, был в штанах на манер галифе, сапогах и ватнике. Вздыхал хрипло.
— Не стой, не стой. Не люблю этого. — Проверяющий похлопал себя по колену. — В ногах правды нет. Нет, понимаешь ли, правды. А? (Черенков опустился на стул.) Я тебе что говорю? Бывало, прошагаешь всю смену — и ничего, к утру свеж как огурчик, хоть вприсядку пляши, хоть козлом прыгай... А теперь, брат, я стар стал, устаю от ходьбы, вон ведь как притомился. Тебя, говоришь, Фролов зовут?
— Да-да, Фролов.
— То-то и вижу, Фролов.
Проверяющий достал из кармана ватника записную книжку.
— Иногда завидую вам, сторожам. Спите себе на диванах, чем не работа? А я, представь, как медведь-шатун, как, знаешь, Топтыгин... Всю ночь на ногах, всю ночь на ногах... Пока вас проверишь, пока всех мазуриков обойдёшь, силы-то не те уже, присядешь, вот так, поневоле задумаешься... Как фамилия, не расслышал?
— Чья? — удивился Дмитрий Константинович.
— Твоя, не моя же.
— Фролов, — чётко произнёс Черенков, стараясь не расслабляться.
— Ну-ну, Фролов.
12
— Ты вот что, Фролов, ты у меня, Фролов, последний остался. Я уже всех проверил. Теперь твоя очередь. Скажи-ка мне, Фролов, может, у тебя замечания есть, пожелания, предложения? Может, вопрос какой появился? Может, волнует что? Ты говори, Фролов, не стесняйся, ты спрашивай.
— Вопрос у меня один. — Дмитрий Константинович прислушался к своему голосу, чем-то странным показался ему этот голос: глухо он звучал, не по-родному, не по-черенковски. — Вопрос у меня один: что я делаю тут и ради какой надобности?
— Ну это ты не меня спрашивай. Этого я не знаю.
— Хорошо, — сказал Черенков. — Согласно инструкции мне полагается оружие...
— Ишь чего захотел!
— Согласно инструкции...
— Нет, брат, подожди... «согласно инструкции»! Мало ли что согласно инструкции? Да у меня, знаешь, какая инструкция?! Твоя инструкция перед моей инструкцией, сам понимаешь... а не инструкция! И потом в твоей инструкции... ты уж меня за нос не води с инструкциями!.. что сказано? Сказано, как пользоваться в твоей инструкции оружием... А что согласно инструкции тебе полагается оружие, этого в твоей инструкции нет. Согласно моей инструкции тебе ничего не полагается. Ничего, понял? Да ты, брат, философ, наверное?
— Почему философ?
— Потому что философ.
— Где же я философ?
— Отвечай: ты философ?
— Нет, не философ, — отвечал Дмитрий Константинович, ощущая лёгкое головокружение.
13
— То-то и вижу, что не философ, — успокоился проверяющий. — У меня тут каждый третий философ. Ох, трудно с философами. Я сам философ. Я смотрю на жизнь философически. Я всех насквозь вижу. Меня не обманешь. Зачем обманываете? Кого обмануть хотите? Быстрее себя обманете. Обманщики!
Дмитрий Константинович не стал перечить. Он ждал, что, наговорившись вдоволь, проверяющий встанет и уйдёт по делам неотложной службы. Но, судя по всему, идти проверяющему было некуда.
— Ты, смотрю, сочинение сочиняешь?
— Сочиняю.
— О чём сочинение?
— О деле.
— Знаю, что о деле. Вы тут у меня все деловые. Читай.
— Это почему же я, интересно, читать должен? Это что ещё за новости?
— Такие новости, что я проверяющий.
И без того холодный взгляд его сделался совершенно ледяным, лютым, к возражениям нетерпимым: желваки заходили по скулам, брови грозно сошлись на переносице, кисти рук сами собой в кулаки сжались.
— Хорошо, — сдался Дмитрий Константинович. — Если так хочется, то пожалуйста... мне скрывать нечего... Я тут статью пишу... о культуре, кстати говоря, инструктирования. Я тут пишу, — он приготовился читать, — ну да, это про терминологию... «Следует различать, — пишу, — такие понятия, как „рекомендуемость“ и „рекомендационность“. Как уже следует из грамматических значений этих понятий, рекомендуемость — есть способность предмета, явления или общественного мероприятия быть рекомендованным к чему-либо, тогда как рекомендационность — есть свойство предмета, явления или общественного мероприятия...»
— Достаточно, — сказал проверяющий, — я всё понял.
14
Проверяющий закрыл глаза. Он уронил голову на грудь, плечи его опустились. Выражение суровости на лице проверяющего сменилось безразличием, он спал, вероятно. Черенков сам не мог сказать о себе с уверенностью, спит он или не спит. «Сплю я или не сплю?» — спрашивал себя Дмитрий Константинович и не слышал ответа: мысли его, обнаружив медлительность, вяло прилеплялись к другим, ещё более неповоротливым и медлительным мыслям о немыслимых пустяках — кружочках и квадратиках, палочках и галочках, загогулинках и заковырочках, — он медленно переставал понимать свои медлительные мысли, переставал их слышать, он закрыл глаза и покачнулся на стуле. Как только он покачнулся, очнулся проверяющий.
— Ты куда, Фадеев?
— Я не Фадеев... Я... я Фролов!
— Врёшь, небось? Небось, не Фролов? Сознайся.
— Зачем же мне врать? — обиделся Черенков. — Я не вру. Фролов я.
— То-то и вижу, Фролов. Ты на меня, Фролов, не сердись. Работа. Мы с тобой умрём скоро.
— Как умрём? Отчего?
— От скуки.
— От муки?
— От скуки, говорю. Ты на часы посмотри. Сколько ещё до рассвета? Это ж с ума сойти!.. И заняться, главное, нечем.
Дмитрий Константинович мог возразить, ему было чем заняться, но возразить не успел, проверяющий сказал негромко:
— Ужас. Терпеть не могу безделья. Места себе не нахожу, просто беда какая-то... Хоть давай, что ли, в игру какую сыграем, всё дело. Ты какие игры знаешь? Я тебе слово загадаю, хочешь?
Он написал на полях черенковской статьи две буквы: «М» и «А», между ними поставил три чёрточки.
— Отгадывай.
Дмитрий Константинович вспомнил:
— У нас это «виселицей» называлось.
Он уже много лет не играл в «виселицу».
— И у нас называлось, — оживился проверяющий. — Должен тебе заметить, я проверил сегодня человек десять. Никто не сумел выкрутиться.
— Наверное, слово редкое.
— Обыкновенное слово. Говори букву.
— Я.
— Эх ты, — проверяющий нарисовал столбик.
— Ю.
Проверяющий нарисовал другой.
— Э.
На столбик легла перекладинка.
— Мягкий знак. Подпорка.
— Ы.
— Ну, брат, у тебя просто мозги набекрень. Так не годится. Ты проиграешь.
Черенков пожал плечами... Лопатки и плечи колола дранка, он лежал на крыше сарая, а свет на веранде уже погасили. «Дима, ты где?» Сквозь ветви рябины проступал Млечный Путь. Ветви шевелятся.
— Ты брось. Ты не спи. Так мы не договаривались. — Проверяющий ткнул в плечо кулаком. — Я задаю наводящий вопрос: кем ты хотел стать в детстве?
войдите или зарегистрируйтесь