От шутки к драме

История одного назначения
Режиссер: Авдотья Смирнова
В ролях: Алексей Смирнов, Евгений Харитонов, Филипп Гуревич, Ирина Горбачева, Елизавета Янковская, Игорь Золотовицкий, Анна Михалкова, Сергей Уманов, Анна Пармас, Андрей Смирнов
Страна: Россия
2017

«Было ваше, стало наше», — дерзит тучный мужчина в котелке, плюхнувшись на свободное кресло в вагоне первого класса. Лишившийся своего места пассажир возмущенно хлопает глазами. — «Садитесь на мое», — останавливает надвигающиеся прения молодой граф Толстой, а сам удаляется в вагон второго класса.

В этом поступке ни тени благородства — сплошной прагматизм: Льву Николаевичу нужна была тишина, в чем он тут же признается случайному попутчику. В малодушии героя тоже не упрекнешь: по приезде в Тульскую губернию писатель схватит хама в котелке за горло и напугает его своим грозным прищуром, когда тот начнет пинать его личные вещи. Словом, Толстой в «Истории одного назначения» предстает молодцеватым бойким удальцом, охваченным, как выяснится впоследствии, духом сельскохозяйственного реформаторства. Его сочинительство почти никак не затрагивается — лишь вскользь упоминаются «Севастопольские рассказы», «Детство», то и дело мелькнет прототип Гуськова из «Разжалованного».

Причина такого невнимания в том, что новый фильм Авдотьи Смирновой не писательский байопик и Лев Николаевич не главное действующее лицо. Хотя фигура такого масштаба с трудом ютится на втором плане, то и дело привлекая к себе лишнее внимание и затмевая собой других, не менее важных, персонажей. Забегая вперед, можно сказать, что это единственный образ в картине, созданный в соответствии с нравственными идеалами самого Толстого. Будучи способным к внутреннему преобразованию, герой проходит через все душевные испытания и сохраняет цельность личности, тогда как другие изменяют своим принципам и даже сводят счеты с жизнью.

В поезде граф знакомится с юным поручиком Гришей Колокольцевым. Тому наскучила праздная служба в Петербурге и надоели отцовские нарекания, поэтому он выхлопотал себе перевод из столичной гвардии в полк, чтобы заслужить уважение родителя. После краткого знакомства персонажи ненадолго расстаются, и в дальнейшем создатели уделяют равное внимание армейскому и помещичьему быту (воспроизведенному с той же убедительностью, что и в «Отцах и детях» Авдотьи Смирновой).

Не зная основного конфликта, развитие которого начинается лишь во второй половине картины, знакомство героев можно ошибочно счесть отправной точкой истории, а их отношения — сюжетной канвой. Однако эти догадки быстро рассеиваются (хотя бы потому, что эти отношение подозрительно неизменчивы: с одной стороны — снисходительная благосклонность, с другой — подобострастное восхищение). Разобраться в иерархии персонажей и сюжетных линий поначалу непросто, так как «История одного назначения» — кино в жанровом и сюжетном отношении неоднородное. Начинаясь как сборник анекдотов из казарменной жизни, фильм перерастает в слезливую семейную драму, и вдруг, когда к военному трибуналу приговаривают писаря Шабунина, — в человеческую трагедию. Жалкий солдатик, не выдержав унижений, дает пощечину ротному командиру, и теперь ему грозит смертная казнь. Толстой, узнав от Колокольцева про инцидент, отправляется в суд, чтобы встать на защиту бедолаги и спасти его от расстрела.

Центральная оппозиция — власть и интеллигенция, сцепившиеся по сомнительному делу, — кажется настолько насущной, что невольно поддаешься соблазну углядеть в «Истории» иносказательную политическую публицистику. Однако свести картину к актуальной повестке — значит сильно сузить ее смысловое поле. Это не только злободневная тирада о том, что закон имеет мало общего с милосердием, а судебная система — со справедливостью. Это кино о пути к социальному благополучию, зачастую пролегающем через малодушные уступки и расставание с идеалами. Это драма о бунте маленького человека, который, согласно русской литературной традиции, заканчивается неизбежной трагедией (фильм подводит к пессимистичной мысли, что повинны в ней все). Наконец, это история о том, что осознание собственной вины способно с равным успехом привести человека и к внутреннему очерствению, и к самоубийству, и к метафизическому кризису с последующим духовным преображением.

В такой многоплановости и отсутствии какой-либо категоричности и кроется привлекательность ленты.