Мридула Гарг. Нарциссы горят. Часть 1

Мридула Гарг — индийская писательница, которая пишет на хинди и на английском. Она опубликовала тридцать книг (из которых три созданы на английском языке): романы, сборники рассказов, эссе и пьес. Первый роман «Часть солнца ей/ему на долю» выпустила в 37 лет. В 2016 году в русском переводе вышла вторая, самая странная и скандальная, книга Гарг «Кобра моего разума». Мы публикуем первую часть рассказа Гарг «Нарциссы горят» в переводе с хинди Гюзэли Владимировны Стрелковой, доцента кафедры индийской филологии МГУ, кандидата филологических наук. Вторая часть — по ссылке.

 

Нарциссы горят

(Часть 1)

Вообще-то нарциссов[1] в Хиндустане не бывает. Хорошо. Встретишь то, что встречается обычно, — и что в этом такого? Но все-таки есть одно место, где они встречаются. На северной границе. В Кашмирской долине. В северной части долины — высокие-высокие горы. Среди этих гор расположился город. Город, городок, поселок или деревня? Неизвестно. Наверняка что-то одно из них уцелело. Прежде чем туристы всего мира его атаковали. Сейчас только и есть, что Гульмарг[2]. Гульмарг — или Дорога цветов. Одно цветное странствие. Или гавань туристов. Да и туристы бывают как корабли.

Этому месту имя тоже дал, наверное, какой-нибудь турист-странник.

Даровано было.

Он пришел. Сначала зимой. Увидел на каменистых горах замерший белый снег. Потом пришел летом. Увидел прорастающую под тающим снегом зеленую траву. Там и остался. Трава начала колыхаться. Каменистые горы стали склонами, покрытыми зеленой колышущейся травой. Далеко-далеко все зелено. Ему понравилось — и не понравилось тоже. Он рассыпал по склонам бессчетное количество семян разных-разных цветов. И ушел назад. Остальную работу доделали земля-воздух-вода и защитный панцирь снега. И вот так в Гульмарге, расположенном в северной части Кашмирской долины, принялись цвести нарциссы. И продолжали расцветать каждое лето, сохраняя зимой свои семена под снегом.

Нарциссы расцвели, и наргис, и ирисы. Для пришедших в Гульмарг туристов стало обычным делом видеть эти цветы.

Я впервые увидела нарциссы как раз там, в Гульмарге. Довольно большой цветок желтого цвета. Четыре лепестка и в центре — будто чашечка-катора. Все желтое. Мне желтый цвет не нравится. То есть до того, как увидела нарциссы, не нравился. Но увидела нарциссы, показалось — никаких возражений. Пойдет, и желтый цвет пойдет. Вообще-то любоваться нарциссами, ехать в Гульмарг или путешествовать по Кашмиру — все это меня особенно не привлекало. Более того, устала я, наслышавшись и начитавшись обо всем этом. Казалось, каждый, у кого хоть немного денег есть, сыграв свадьбу, тут же бегом бежит в Кашмир и, вернувшись оттуда, называет это раем. Будто для каждой поженившейся пары наличие временного рая — необходимое условие. По-английски этот временный рай называют ханимун — медовый месяц. Как и нарциссы, медовый месяц в Хиндустане обычно тоже не водится. Хорошо, что довольно много людей убереглось хоть от одного обмана. Иначе тот временный рай аду на земле еще большей остроты прибавил бы.

Не увлекаюсь я обманами — заблуждениями. Не увлекаюсь раем. Не увлекалась я поездками в Кашмир. Не было у меня увлечения такого — Гульмаргом любоваться.

Вышла я замуж за Судхакара[3]. Судхакар и я вместе учились в колледже. Мы друг другу плохими не казались. Нашлась для Судхакара работа, и показалось ему, что теперь и свадьбу сыграть надо бы. Я сдала экзамены на степень бакалавра, и показалось мне — зачем работа, сейчас прямиком и свадьбу сыграть бы надо. Судхакар, наверное, подумал — что в Вине[4] плохого. И я тоже подумала — что в Судхакаре плохого. Знакомый — известный человек. Три года были вместе, плохим не показался. Наверное, за это и любят. А то, что до сих пор еще не влюбилась, отчего в будущем влюблюсь? А даже если и полюбишь, то у других претендентов-то какая гарантия? То есть плохим кто угодно в любой момент показаться может.

Однажды, посмотрев кино, выходим, а Судхакар говорит: «Вина, выйдешь за меня?»

Я сказала: «Выйду».

Сыграли нашу свадьбу.

Небольшая удача-совпадение было в том, что мы с Судхакаром — из одной касты и из одного штата Уттар Прадеш. Следовательно, ни его родители не чинили препятствий, ни мои.

Радостно купили подарки — приданое, гостей собрали, свадебный поезд — барат организовали, и, призвав в свидетели Агни-огонь, с помощью пандита — священнослужителя обошли вокруг священного огня. Хоть и была свадьба по любви, да не выпала нам даже романтика — убежать из родного города куда-нибудь за границу и тайное бракосочетание устроить.

Как только сыграли свадьбу, Судхакар сказал: «Для медового месяца одно единственное место есть — Кашмир. Туда уже все забронировали».

— И мне придется поехать? — спросила я.

Судхакар сказал: «У тебя очень хорошее чувство юмора».

— А нельзя нам было раньше, до свадьбы, в Кашмир убежать? — спросила я. Подумала, вот тогда хоть какая романтика была бы.

— Если ничто нашей свадьбе не препятствовало, так какая была необходимость туда ехать? — спросил Судхакар.

Я сказала: «Да, не было никакой необходимости. А сейчас почему есть?»

— Ой, да всю жизнь здесь, в Дели, безвылазно гнить, так хоть несколько дней поживем. Кашмир все-все, уж не знаю почему, раем называют, раем.

Ну и чтобы хорошенько подготовится к тому, чтобы всю жизнь напролет гнить, мы отправились в Кашмир.

Судхакар услышал и запомнил, что весь Кашмир — рай. Поэтому он поклялся, что не пропустит никаких красот природы. Ну а поскольку мы приехали проводить медовый месяц, было необходимо, чтобы при этом вкушении рая я всегда была рядом. Начав с подножия рая, Шринагара, мы осмотрели Пахалгам[5], Чанданвари[6], снова Шринагар, озеро Вулар[7], Банихал[8] и снова назад — в Шринагар, в конце концов, взобрались на плечи рая, то есть добрались до Гульмарга.

Дальше от Танмарга[9] автобусы не ходят, поэтому путешествие мы совершили, взобравшись на лошадей. Взобравшись — я потому так говорю, что мы оба не умели путешествовать верхом. Дорога была беспредельно красива. По обе стороны — деревья, сосны и кедры, прохладный ветерок и тому подобное — все, что надо. Проедешь немного верхом на лошади, и спина начинает болеть. Поэтому спустя совсем короткое время приходилось лошадей останавливать. И спускаться с них вниз. Но мы не давали зря пропасть такому удобному случаю. Спустившись, мы начинали целоваться и, заключив друг друга в объятия, уходили немного подальше. Вместе с этим восхищались красивыми видами поблизости. Ступив на порог рая, это делать совершенно необходимо, особенно тогда, когда вы приехали праздновать медовый месяц.

И вот так, взбираясь и спускаясь с лошадей, мы прибыли в туристический пансион в Гулмарге. Пока мы преодолевали этот этап, боль у меня в спине немного усилилась. Да так, что показалось — причиной этого не могут быть только спортивные поездки верхом. Так и бывает с новичками. Спортом конь занимается, а тело у всадника страдает. Я Судхакару ничего не сказала о своей боли. Обычно от сидения верхом спина у Судхакара болела больше. Раз-другой мне даже массировать его пришлось. Я не хотела говорить в тот момент о своей боли и тем самым напоминать ему о его собственной. У нас не было никакого прибора для измерения боли, поэтому было опасение, что, даже сказав о своей, массировать мне пришлось бы его спину.

Волоча свои исстрадавшиеся тела, мы дотащили их до кроватей и, очень усталые, на них упали. Разок-другой пошевелились, чуть приподнялись и с легкими стонами, натянув стеганые одеяла, быстро уснули. В ту ночь о том, чтобы есть-пить-любить, — промолчали.

 

Губы Судхакара прикоснулись к моим и, вздрогнув, тут же отпрянули, будто дотронулись до пылающих углей.

— Да ты горишь, — сказал он.

— Уже утро? — спросила я. Но, наверное, он не услышал.

Положил руку мне на лоб. А потом быстро отдернул.

— Ты почему такая горячая? — сказал он.

Ну и какой я могла ему дать ответ?

И за несколько дней до этого, какой могла бы дать ответ, когда он, прогулявшись губами по моему уставшему телу, спросил: «Ты почему такая холодная?»

Первый раз, когда он произнес такое, я, не открывая свои слипающиеся от усталости веки, зевнув, ответила: «Кашмир — холодное место».

Тогда он очень рассердился.

— Каждой шутке — свое время, — сказал он.

— Для тебя мои чувства и настроение — повод для шуток? — сказал он.

— Почему ты ко всему с такой печалью относишься? — сказал он.

— Я слышал, что, приехав в Кашмир, даже самый что ни на есть мертвец становится романтиком, но ты такая, что лень твоя никак не кончается, — сказал он.

И...и еще много чего сказал.

День напролет мы раскрывали всевозможные кашмирские тайны, а ночью допоздна экспериментировали с новыми способами занятий любовью. Быть утомленно-усталой от впечатлений целого дня, лениво лежать на постели и между делом позевывать — казалось мне совершенно уместным. Я могла уверенно заявить — если бы могла ненадолго освободиться от усталости и лени, чтобы сказать что-то со всей ответственностью — что каждый приехавший в Кашмир турист после целого дня прогулок, ночью, улегшись в постель, так же и делает, наверное. Но мы не такие туристы. Судхакар говорил, приехали медовый месяц праздновать. Заниматься любовью — наша судьба, он этого не говорил — но я начинала понимать.

Ну и тогда что же мы день напролет туда-сюда бродим, гуляем? Почему не занимаемся любовью в неге и отдыхе? Однажды я точно так вот и спросила, но он еще больше вспыхнул.

— Отлично ты себя ведешь, — сказал он. —  Мы не какие-нибудь богачи миллионеры, чтобы каждый год во время жары в Кашмир бегать. В жизни раз случай выпал, столько денег потратили, так что — так и вернемся, не посмотрев всего? Вернемся домой и кому-нибудь только и скажем, что вот, в Кашмир съездили и, посмотрев на озеро Дал[10], вернулись?

— Так немного побыли и вернулись, — сказала я.

— И что из этого получается?

Тогда, может быть, не обязательно любовью заниматься, — подумала я про себя, но вслух не сказала, потому что еще не смогла понять, что точно по этому поводу Судхакар думает. Может быть и так, что, по его мнению, сыграв свадьбу, всю жизнь напролет обязательно надо заниматься любовью. Поэтому я молчала.

Когда он во второй раз сказал: «Так что из этого получается — ну, говори же».

Тогда я и сказала: «Нет, да что из этого будет хорошего…»

Но было несколько и таких дней, когда мы не гуляли целыми днями. Погуляем с утра, днем пообедаем и возвращаемся в пансион, и, поев, любовью занимаемся. Но и тогда Судхакару не удавалось порадоваться. После того, как закончим любовью заниматься, душа моя желала спокойно поспать, но в четыре часа нам нужно было снова выходить на прогулку, и Судхакар не терпел промедления.

Тогда я, чтобы оценить достоинства самых прекрасных из красивейших пейзажей, с трудом размыкала веки, а в промежутках начинала позевывать. Судхакар, сердясь, говорил: «Брать тебя с собой погулять — все равно что прогуливаться, взяв с собой какую-нибудь трость».

Однажды я спросила:  «Мне рядом быть — разве обязательно?»

Судхакар никакого юмора в этом не увидел.

— Ты почему такая холодная? — раздраженно спросил он.

 

Вот поэтому, когда он сказал: «Ты почему такая горячая?» — мне в голову не пришло, что сказать в ответ. На ум только и пришло — дай, скажу: «Здесь очень холодно, поэтому». Наверное, я даже так и сказала. Мои губы точно пошевелились, но неизвестно, дошло ли до Судхакара, что они произнесли, или нет. Наверное, нет, потому что сказанное им в этот момент с моими словами никак не было связано.

— Кажется, у тебя сильный жар, — сказал он.

Так вот в чем дело, — я почувствовала облегчение. Нет необходимости голову ломать. Причина ясна.

— Эй, почему не говоришь ничего? — сказал он взволнованным голосом и положил мне на грудь руку. Она там тоже долго не смогла задержаться. Резко убрав руку, сказал: «У тебя дыхание, как кузнечные мехи. Что с тобой случилось? Ну, скажи хоть что-нибудь».

Я изо всех сил попыталась открыть глаза. Каким-то образом сдвинула камни, которые лежали у меня на веках, и даже приоткрыла веки на мгновенье, но в следующий же миг они закрылись.

— Эй, ну что же с тобой случилось? Не говоришь, не шевелишься — не двигаешься. Случилось что? — Судхакар в сильном волнении сказал, полный беспокойства, и, схватив меня, встряхнул.

С моих губ сорвался крик.

— Что случилось? — он еще больше обеспокоился.

Я начала искать слово, чтобы описать молнию, которая вспыхнула и заполыхала в моей груди, стоило ему меня встряхнуть.

Смерть, — сначала подумала я.

Убийство, — пришло потом в голову.

Насилие, — сказал мозг.

Истязают! Режут! Истязают! Что-то, похожее на крик, поднялось в голове, но стоило ему добраться до языка, как разум, неизвестно когда поймав его, отвел в сторону и...

— Боль, — сказала я.

— Боль, — повторил Сухакар. — Боль и жар. Подожди, я спрошу у менеджера пансиона, есть ли у них какой-нибудь доктор, и вернусь.

Ладно, такая удача выпала, что после смерти я на небеса — в сваргу попала, — решила я. Освещая всю комнату небесным светом, стояла женщина, подобная прекрасной ступе[11], и несомненно — она была посланницей богов. Кто в раю бывает — посланницы или посланники богов? Угу, бывают посланники, наверное. Я попробовала напрячь свой ум. То, что они захотят, то и будет — а другого быть и не может; вдобавок к посланнице богов. Лишь отблеск лица которой увидев, я, даже умерев, испытываю такое живое трепетное чувство. Той, от чьего появления в комнате во все четыре стороны распространился сияющий, сверкающий свет. Чтобы вволю на нее насмотреться, я, сделав усилие, еще раз открыла свои воспаленные глаза.

Меня будто ударили. Нет, это не посланник богов. Посланники богов не носят красные брюки. То есть нет такого закона, по которому не могут носить красные брюки — насколько я о них наслышана, начитана; и, полагаясь на что, можно в душе создать их картину; а благодаря этой картине создается уверенность, что они красных брюк не носят.

Это не посланник богов, значит, и я не в раю и, наверное, не умерла, живая. Понравилось мне это — узнать, что я жива. Я провела по сухим губам языком и попробовала улыбнуться, но как раз в этот момент Судхакар всунул мне термометр в рот.

— Это миссис Дастур, — сказал он, показывая на моего посланника богов.

— …Я внизу просил термометр у менеджера, и она мне встретилась. Ее муж — врач. В соседней комнате остановились. Они сказали, что в Гульмарге никакого доктора не найти. Придется приглашать из Шринагара. Если будет нужно, ее муж даст лекарство.

Судхакар говорил. Я бодрствовала и старалась слушать, о чем он говорит, и тогда она подошла и вынула термометр у меня изо рта. Я оставила попытки не заснуть.

— Ого, да это жар — 106 градусов[12]! Посмотрите, миссис Дастур, 106 — так ведь?

Вздрогнув от испуганного голоса Судхакара, я открыла глаза.

Она смотрела на меня. И вот тихонько улыбнулась. Словно говорила — тебе нет необходимости открывать глаза. Я обо всем позабочусь. Я закрыла глаза.

— Да, — сказала она и забрала термометр из рук Судхакара.

— В груди сильная боль, — сказал Сухакар. — Что нужно делать? Непонятно, что с ней вдруг стряслось!

— Я позову доктора Дастура, — сказала она.

И рай есть, и посланник богов тоже. Только вот — в смерти недостаток. Глаза у меня были закрыты, но мозг работал. Мне смешно стало от его способа мыслить. Но моя грудь взбунтовалась. Испугавшись боли, она сказала: «Над смертью не смейся, умереть не так просто. Вот, я тебе не дам и в беспамятстве побыть». Но и у меня ума было не меньше. Сказал: тогда умри. И сосредоточил внимание на лике посланника богов, и простерся в мудре [13] сна. Хотя грудь и не дала полностью уснуть, но и в полном бодрствовании тоже не смогла удержать.

— О боже мой! Она в лихорадке![14] — прозвучало в комнате, будто приговор судьи, и даже мой полуспящий ум пробудился.

Заволновавшись, я открыла глаза. Человек, который стоял, держа мою руку в своей, не был Судхакаром.

— Что, доктор! Что вы говорите? — это был Судхакар.

— У нее очень плохое состояние.

Он так понизил голос, что мне стало трудно его слышать. Но все-таки уши у меня туда так и навострились. Удивительно, больше, чем собственное состояние, меня интересовал его голос.

— Сколько у вас детей? — повысился голос того самого человека.

— Детей? Да со дня нашей свадьбы только пятнадцать дней прошло, — это был Судхакар.

— Ох! — вдруг кто-то раскатисто рассмеялся. — Тогда и вам тоже придется с ней умирать, — произнес он.

— Что? — Судхакар почти закричал, а я рассмеялась, громко.

Теперь-то узнаешь, малыш... День-деньской меня таскал с собой на прогулки... Вместе не будем, так как медовый месяц отпразднуешь... Судхакар джи[15]... Медовый месяц... Куда же теперь идти спасаться... Настоящий-то медовый месяц теперь и отпразднуешь... Умру, так с собой заберу...

— Что случилось? Это бред? Почему она смеется? — пронзительно вскрикнул Судхакар, но мой смех умолк тогда, когда чья-то холодная крепкая рука сжала мою руку. В ней не было нежности, не было сочувствия, было только чувство родственности.

— Почему вы так паникуете? — продолжая бережно держать мою руку в своей, сказала она. — Ты своим делом занимайся, Фироз, инъекции, лекарства — что нужно сделать или дать, то и делай. Через пятнадцать дней после свадьбы разве кто умирает? Мистер... как ваше имя?

— Судхакар.

— А твое? — спросила она и склонилась, приблизив свое ухо к моим губам.

— Вина, — невнятно пробормотала я.

— Мистер Судхакар, что, Вина заболела, как только приехала?

— Да!

— Ах, вот как. Я думала, почему это в комнате нет цветов. Вы идите, мистер Судхакар, отправляйтесь и принесите немного цветов.

— Но как я могу уйти?

— Что, у вас тоже со здоровьем не все в порядке?

— Нет, но бросив ее одну...

— Как же одну? — сказала она, и я, пошевелив своей горящей рукой, зажатой в ее ладони, легонько пожала ее.

— Сейчас господин доктор даст лекарства-настойки. Да вы идите, возвращайтесь с цветами. Хорошенькое дело, что за польза человеку от болезни, если ему даже нескольких цветов получить не судьба. Идите, идите. А ты тоже — инъекцию и прочее сделай, все, что нужно, — да и иди своим путем. В такой толпе разве может кто-нибудь хоть немножко понаслаждаться своей болезнью!

Еще раз, снова я пожала ее руку своей.

Она рассмеялась. Потом, убрав эту руку и держа другой рукой мою, сказала: «Бери, теперь эту погрей».

Мою руку пронзила игла.

Открыв еще раз глаза, я посмотрела на нее, а потом, наверное, заснула.


[1] В оригинале названия дана транслитерация английского слова daffodil (бот. бледно-желтый нарцисс), отличающегося от narcissus (бот. нарцисс). Слово хинди (из перс.) для обозначения этого цветка — nargis (бот. Narcissus orientalis). Здесь и далее примечания переводчика

[2]  Гульмарг — город в штате Джамму и Кашмир. В настоящее время — самый крупный высокогорный курорт в Гималаях. Расположен на склоне горы Афарват Гималайского хребта Пир Панджал, в 52 км от Шринагара — административного центра — столицы индийского штата Джамму и Кашмир.

[3] Как и многие индийские имена, имя Судхакар — значимое, переводится как «луна».

[4] Женское имя Veenaa созвучно названию музыкального инструмента винаveeNaa, с которым обычно изображается индуистская богиня Сарасвати — покровительница мудрости, знания и искусств.

[5] Пахальгам («деревня пастухов») — город в округе Анантнаг, штат Джамму и Кашмир, расположен на берегу реки Лиддер. Популярное среди туристов место.

[6] Чанданвари — местечко возле слияния потоков Шешнаг и Астанмарг, недалеко от Пахалгама, славится видами на Гималайские хребты. Здесь часто снимались фильмы Болливуда. Находится на пути к индуистскому месту паломничества в Амарнатхе, где расположен пещерный шиваитский храм с ледяным шивалингамом.

[7] Вулар (Voolar) — одно из крупнейших в Азии пресноводных озер; расположено в округе Бандипора, штат Джамму и Кашмир.

[8] Банихал — город в округе Рамбан, штат Джамму и Кашмир. Туннель Джавахар (назван в честь первого премьер-министра Индии Джавахара Лала Неру) сквозь горный хребет Пир Панджал соединяет Банихал с Казигундом, который находится на другой стороне хребта, отделяющего Кашмирскую долину от других Гималайских гор и долин к югу Индии.

[9]  Танмарг - город в округе Барамулла, штат Джамму и Кашмир. Находится на пути от Шринагара (примерно в 40 км) в Гулмарг. Частое место для привалов туристов. Окружен гималайскими лесами.

[10] Озеро Дал, второе по величине в штате Джамму и Кашмир, находится в Шринагаре. Береговая линия — 15,5 км, площадь 18 кв. км. По берегам расположены бульвары, Могольские сады, например, Шалимар Баг и Нишат Баг, созданные в правление четвертого могольского императора Джахангира (1569–1627).

[11] Буддийское культовое сооружение в виде большой полусферы, внутри которой хранится реликвия.

[12] 106 градусов по Фаренгейту равно 41,1 по Цельсию.

[13]  Мудра — многозначное слово, в данном случае — поза, положение.

[14] В оригинале фраза на английском: «My God, she is in fire!» — но написана шрифтом деванагари.

[15] Джи — уважительная частица, добавляемая после имени.

Иллюстрация на обложке: Begona Morton

Дата публикации:
Категория: География
Теги: Мридула ГаргНарциссы горят
Подборки:
0
0
10266
Закрытый клуб «Прочтения»
Комментарии доступны только авторизованным пользователям,
войдите или зарегистрируйтесь