Кришна Балдев Вайд. Полет

Кришна Балдев Вайд — писатель-модернист, считающийся классиком современной литературы хинди. В преддверии индийской «Географии» мы публикуем его рассказ «Полет» в новом переводе Екатерины Белильцевой.

 

Полет

Побросав все свои дела, они вышли из дома. На то не нашлось бы ни одной веской причины: никто из родственников не был болен, ничей сын не сдал экзамен, ни один старик не отдал Богу душу, ничья дочь не заключила помолвку, в город не пришел никакой великий мудрец-махатма — в общем, не было абсолютно никакого повода.

А на самом деле было вот что.

Шила мыла посуду, когда, неизвестно отчего и как, на нее вдруг что-то накатило, точно волной нахлынув изнутри, и она, отставив в сторону тарелку и даже не ополоснув руки, выбежала из комнаты в чем была и начала громко звать: «Рани! Ах, Рани!». Комната Рани была на втором этаже дома. Шила кричала, задрав голову и устремив глаза в небо, на распростертые в нем облака, как вдруг, словно в ответ на ее вопрошающий взгляд, в правый глаз ей попала дождинка[1]. Женщина зажмурила пострадавший глаз и вновь принялась кричать: «Рани, о Рани!».

И когда Рани, выглянув вниз сквозь решетку на окне, спросила: «Ну, и чего ты кричишь? Что случилось, что за жуткие вопли?» — Шила вместо ответа звонко рассмеялась. Тогда Рани, решив не повторять свой вопрос, громко топая, спустилась по лестнице вниз, во двор, и, поравнявшись с Шилой, схватила ее за косу и легонько потянула. Шила, не прекращая смеяться, пригрозила: «Отпусти, не то как опозорю тебя...». Рани, подхватив искрометный смех женщины, ответила: «Кого-кого?.. Себя?» — после чего хохотали уже обе. Шила сказала что-то Рани на ухо, на что та, хлопнув в ладоши, закричала: «Ванти! Ах, Виран! Ох, Ванти!..».

Ванти и Виран занимали две комнаты на нижнем этаже того же дома и, конечно же, слышали весь этот шум-гам. Ванти в это время купалась в углу своей комнаты; Виран последние пару часов месила тесто. Услышав голос Рани, Ванти, наспех вылив на себя пару стаканов воды, обернулась грязной дупаттой и выскочила из комнаты. Виран еще прежде Ванти бросила полувымешанное тесто и уже стояла во дворе с Шилой и Рани, неизвестно над чем смеясь. Увидев Ванти, женщины принялись кричать, точно малые дети: «Ванти голая пришла! А Ванти голая!..». Ванти, смутившись, вернулась в свою комнату и, наспех натянув на себя нижнюю юбку и курти, снова выбежала наружу, на ходу застегивая пуговицы. Рани, двинувшись было ей навстречу, сказала: «Эй, не беги так, что тебе причитается, и так получишь!». Ванти недоуменно спросила: «А что мне причитается?» — на что женщины в один голос ответили: «То самое!» — и все четыре снова громко рассмеялись.

От их звонкого, беззаботного смеха воздух во дворе, казалось, будто наполнился едким раздражением, и явным подтверждением тому было полное лицо хозяйки. С нескрываемой неприязнью смотрела она на этих необразованных деревенских женщин, бесцеремонно хохочущих над своими глупостями под окнами ее владения, и cкрежетала зубами от бессилия. Когда женщины, наконец, закончили свою маленькую конференцию очередным взрывом хохота, все во дворе вмиг замерло, затихло, и гнев кипевшей от негодования хозяйки стал чувствоваться отчетливей.

Сгибаясь пополам от смеха и громко крича, женщины разбрелись по своим комнатам. Шила быстро-быстро смыла с рук золу, так и не притронувшись к горе посуды, оставшейся стоять на своем месте, — и стала поправлять свой цветастый шальвар. Рани подняла щетку и бросила в угол, выплеснула на пол полный кувшин воды и, оттащив его в сторону, вытерла руки о юбку и принялась подводить глаза сурьмой. Ванти еще до того покончила со своими делами, оставалось лишь потушить огонь. Наскоро плеснула в печь два-три стакана, на секунду сокрушенно подумала, что печка теперь насквозь сырая, и, отогнав от себя тяжелые мысли, стала комкать новую дупатту. Виран отставила таз с тестом в сторону. В доме повсюду была разбросана старая посуда, тарелки и горшки: пока ее не было, с улицы домой прибегали дети и, попив-поев, вновь куда-то пропали. Женщина подняла пару стаканов, поставила на место и пошла умываться.

Позже подруги, повесив замки на двери своих жилищ, вышли со двора, а хозяйка в недоумении все смотрела им вслед, задумчиво покусывая палец. Они даже не подняли глаз, ни разу не взглянули на не спускавшую с них глаз женщину. «Бесстыжие, проходимки...» — заключила хозяйка. Вдруг из глубины квартиры послышался ворчливый голос мужа: «Эй, и куда ты ушла, „бесстыжая“? Что это ты тут натворила?» — и женщина, оставив свой наблюдательный пункт, пошла ругаться с супругом...

А четыре подруги в это время гонялись друг за другом по улице, как какие-нибудь младшеклассницы. Больше всех веселилась Рани: повязала дупатту на талии, обернула длинную косу вокруг головы, как тюрбан, и вышагивала так, точно была младшей невесткой хана. Она уже пересекла переулок и вышла на широкую улицу. Шила кричала ей вслед: «Остановись, Рани, постой... куда ты так понеслась... нет там ничего... в лес попадешь!». Женщина так надрывалась, что студенты, проходившие на ту пору по улице Навабгандж, оборачивались и с удивлением разглядывали шумную компанию. Наконец, после нескольких безуспешных попыток Шилы докричаться, Рани остановилась. Посоветовавшись, подруги решили сесть на трамвай у овощного рынка. Ванти, как всегда, спросила: «Куда пойдем?» — и женщины, брызнув смехом, ответили: «Куда поведешь, туда и пойдем». Ванти улыбнулась и направилась в сторону овощного рынка.

Там их уже ждал одинокий трамвай. Подбежав, они забрались внутрь. Кондуктор спросил: «Куда поедете?» — на что Шила, едва сдерживая подступавшую новую волну смеха, ответила: «Спросите у нее». Кондуктор, по всей видимости, не разделял ее веселье: «У кого спросить?!». Дружелюбно улыбнувшись, Шила сказала: «Почему вы такой сердитый, вот же, спросите у нее... Спросите у Рани».

«Мне что, привидеться должно, кто из вас тут Рани?» — вспыхнул кондуктор.

И вдруг раздался чей-то крик: «Рани — это я!» — женщина запрыгнула в трамвай на ходу и в следующую секунду, споткнувшись, свалилась на колени какому-то старику.

При виде этой картины Шила, Ванти и Виран покатились со смеху. Рани, с трудом восстанавливая равновесие, сказала: «Чего смеешься, посмотри, ну вылитый мой отец», — на что смеялся уже весь трамвай, а старик лишь молча продолжал бросать на женщину косые взгляды. Поднявшись, наконец, на ноги, то и дело спотыкаясь, Рани кое-как доковыляла до своего места.

На стации Кутуб Роуд подруги вышли из трамвая. Проводив их взглядом, кондуктор, неизвестно к кому обращаясь, заключил: «Какие странные, бесстыжие женщины. Чудачки, да и только». Какой-то мужчина-пассажир сказал своей жене: «Совсем стыда не осталось», — а пожилой мужчина — сидевшему рядом юноше: «Вот чертовка, рухнула прямо мне на колени», — пока тот всё силился понять, осуждает старик поступок той женщины или удовлетворенно причмокивает языком.

Едва коснувшись земли, женщины поняли: нужно снова решать, куда идти. Рани, поднеся мизинец к губам, промолвила: «Ой, куда это мы попали?». Шила, сама непосредственность, тут же нашла что ответить: «В дом свекра», — за чем незамедлительно последовал взрыв девичьего хохота. Стоявшие рядом люди стали с интересом поглядывать в их сторону. Просмеявшись, женщины не заметили, что остались стоять на дороге совсем одни и что теперь с обеих сторон им сигналят машины. Водитель одного из автомобилей подъехал к Рани сзади и легонько коснулся бампером ее ног, и незатихавший звонкий смех женщины мгновенно превратился в визг. Повернувшись, она наградила водителя пятью-шестью отборными ругательствами.

Когда они отошли на обочину дороги, Шиле, чье наваждение вытащило их в тот день из дома, в голову пришла идея, и она вдруг ни с того ни с сего предложила: «А хотите пойдем на Коннот-Плейс?». Название это было у всех на слуху. Супруг Ванти, возвращаясь из офиса, первого числа каждого месяца приносил жене с Коннот-Плэйс цветочную гирлянду. Муж Виран Рамдаял тоже бывал там регулярно: на Коннот-Плэйс у него были постоянные покупатели его дешевого печенья. Рани сама пару раз захаживала на Коннот-Плэйс: когда, поддавшись просьбам, муж взял ее с собой на марш свободы, а в другой раз забрела в те края сама, когда гуляла по городу. Идея Шилы была охотно подхвачена, и женщины стройной шеренгой отправились в путь.

Лошадь и без того шла довольно быстро, однако Рани, кокетливо подначивая повозчика, спросила как бы невзначай: «Она что, так и будет плестись всю дорогу?». Тогда повозчик так «пощекотал» задние ноги лошади, что та, не то взревев, не то заржав, пустилась во всю прыть, закусив удила и громко грохоча копытами по асфальтированной дороге. Мужчина же поглядывал то на Рани, то на Шилу, сидевших рядом с ним на переднем сиденье, будто ждал от них вознаграждения, но женщинам уже было не до этого. Дупатта Рани, которая и так не покрывала голову женщины, теперь и вовсе сползла с плеч и лежала в ногах. Волосы у Шилы выбились из косы и теперь развевались на ветру, а сидевшие сзади Ванти и Виран, словно дети, забрались с ногами на сиденье и завороженно, не отрываясь смотрели вперед.

Рани кричала: «Ух ты, вот это да-а-а!».

Шила вторила ей: «Рам-Рам, как быстро!».

Повозчик же, как ни в чем не бывало, продолжал хорохориться: «Только скажите, поедем еще быстрее!».

Услышав это, Ванти и Виран с заднего сиденья дружно подхватили: «Да, братец, быстрей, еще быстрей!».

Повозчик принял вызов; привстал и, забавно горячась, отозвался: «О, сейчас-сейчас...».

Прохожие, оказавшиеся на ту пору на улице, толком не могли разглядеть ни того, кто управлял повозкой, ни его пассажиров, но каждый считал нужным отпустить какой-нибудь комментарий. Как это обычно бывает, когда что-то подобное происходит на глазах у многих людей, по какой-то причине оказавшихся в одном месте, вердикт выносится коллективно, сообща. А решение в этом случае могло быть только одно: в повозке, конечно, сидят проститутки — как же не прокатить их с ветерком.

Однако в этот раз в повозке были отнюдь не они. Подъехав к Коннот-Плэйс, мужчина сообразил, что к чему; на лице его теперь читалось разочарование. Вместо вознаграждения Рани спросила: «Приятель, у нас на всех наберется только одиннадцать с половиной анов, что же теперь, замучаете нас за свои две копейки?».

На извозчика ее слова подействовали отрезвляюще. Возможно, усмотрев укор в ее словах, он ответил: «Оставь, Рани, ничего не нужно».

Услышав то, как он это произнес, Ванти, Виран и Шила так и покатились со смеху. Рани еще с миг постояла, в недоумении глядя на подруг, а когда, наконец, поняла, рассмеялась так, что, не в силах больше держаться на ногах, села на землю, повторяя сквозь неудержимый хохот: «Ой, ой!». Повозчик заметил про себя: «Должно быть, сумасшедшие», — и потихоньку повел лошадь дальше.

Немного отдышавшись, Рани, утирая слезы, спросила: «И откуда, интересно, этот мерзавец знает мое имя?» — на что Ванти ответила: «Подруга, скажи лучше, кто тебя не знает». На этих словах уже начала подниматься вторая волна смеха, как вдруг снова послышался голос повозчика: отъехав было немного, он вновь повернул обратно.

«Может, отвезти вас до Кутуба?».

«Маму свою с сестрой до Кутуба возить будешь», — деловито отрезала Рани тем особым покладистым тоном, присущим простым, деревенским женщинам, и добавила, обращаясь к подругам: «Пойдем отсюда, а то тут пристал этот, гадина, увязался следом, как собака!» — и женщины решительно двинулись в сторону кинотеатра «Одеон».

«А вот и Канад-Палетс», — сказала Рани.

«Не Канад-Палетс, а Карнат-Палес!» — поправила ее Виран.

Тут вмешалась Ванти: «Что вы несете, правильно говорить Канас-Плэт».

«Да как бы ни называлось, место-то верное, так?» — подытожила Шила.

«Что же ты не спросишь ни у кого?» — ответила Рани. «Вот ты и спроси иди у своего повозчика...».

Услышав о повозчике, Рани, сдерживая улыбку, сказала: «Эта зараза знает, как меня зовут».

Остановившись напротив кинотеатра «Одеон», женщины некоторое время рассматривали развешанные на его стенах афиши издалека, после чего, тушуясь, подошли поближе и тихонько вошли внутрь. Погуляв немного по кинотеатру, подруги набрели на мужской туалет. После нескольких секунд раздумий, что же там внутри, Рани толкнула дверь, вошла и... с криками «Ой, мамочки!» выскочила наружу. Ванти, Виран и Шила побежали следом и, выскользнув на улицу, принялись расспрашивать Рани, что произошло, но Рани лишь смеялась, и смеялась, и смеялась... Однако женщины были настойчивы, и Рани, наконец, сдалась.

«Там один мужчина...» — только и смогла она из себя выдавить и вновь залилась смехом.

«Все вспоминаешь своего повозчика», — сказали Виран и Ванти. Шила же, чтобы сменить тему разговора, спросила: «Здесь где-то должен быть храм Хануману...».

«Брось ты со своим Хануманом. Гулять пришли или на пуджу? Там наверняка сидит-почесывается такой же толстый жрец, как и в любом другом храме.»

«О прошлом своем рассказываешь,» — сказала Шила, и Рани снова рассмеялась.

Так они и гуляли, смеша друг друга и сами смеясь до слез, и даже не заметили, как наступил вечер. Голоса их осипли. Чего только не съели они в тот день: и пани пури, и картофельные блины, и чат-патте, и горячий нут... Все-все, что можно было купить на улице, за исключением разве что ресторанной еды в больших отелях, по чуть-чуть, но попробовали. Сколько кругов намотали по торговым площадям и террассам Коннот-Плэйс, у скольких магазинов и лавочек стояли, вереща и смеясь, скольких людей заставили гадать о причине своего веселья... не счесть! Ноги гудели, и что-то внутри стало упорно обращать их мысли к дому.

«Пойдем, там зеленая-презеленая травка — присядем, отдохнем».

Но в ответ вместо «да» или «нет» Виран тихим голосом предложила: «Может, домой пойдём, а?».

Одно упоминание о доме будто смыло краску с их лиц. Подруги приуныли.

«Придешь домой — что будешь делать?» — собравшись с духом, спросила Рани, однако этот слабый протест никак не повлиял на едкие, горькие облака действительности, которые будто бы отделись от небосвода и заволакивали теперь мысли женщин.

«Что нас ждет дома?» — продолжала Рани, словно пытаясь что-то до самой себя донести.

«Пыль!» — ответила Шила, и в словах ее читалось: что спрашивать, если заранее знаешь ответ!

И подруги вместо желанного отдыха на зеленой траве отправились в сторону дома.

«Возьмём повозку», — предложила Рани, но никто из женщин не засмеялся в ответ.

«Ванти и Виран у нас, кажется, языки проглотили», — вступила Шила.

«Я все думаю, что бы вечером приготовить из овощей...» — подала голос Ванти.

Однако вместо того, чтобы как-нибудь пошутить над ней, Рани сказала: «У меня похлебка осталась с утра, возьми.»

И, спрашивая время от времени дорогу, обсуждая домашние проблемы и улаживая мелкие трудности, понося соседей, завидуя друг другу и подсчитывая семейные деньги, подруги заспешили к дому.