Александр Елизаров. Свидания долгожданные

Александр Елизаров родился в поселке Мирный Жамбылской области в 1994 году, живет в  Санкт-Петербурге. Посещал лекции в Московской школе нового кино, учился по специальности «Автоматизация технологических процессов и производств», но не окончил учебу. Александр занимается фотографией и кинематографом, иногда пишет прозу, а в 2015-м и в 2018-м его тексты вошли в список особо отмеченных ридерами пьес на фестивале «Любимовка».

Сергей Лебеденко, Артем Роганов: Писать истории о любви так, чтобы в них был еще и неожиданный сюжетный поворот, довольно сложно. Как правило, мелодраматическая канва не предполагает широкого полета фантазии. Однако Александру Елизарову в рассказе «Свидания долгожданные» это удается. Концовка, комичная и убедительная одновременно, соседствует здесь с простым разговорным, но при этом не сленговым стилем, который словно гипнотизирует повторами и рваным синтаксисом.

Свидания долгожданные

С Н мы расстались полтора года назад. Я ушел от нее, и с тех пор мы ни разу не виделись.

Вчера я стоял в зале концертного клуба «Ласточка» в городе Санкт-Петербурге. Там проходил как бы рок-концерт. Меня позвал туда К, он спросил: «Ну так что, ты пойдешь?»

Я стоял в меховой шапке, похожей на зимние шапки арестантов и полицейских, и в кружевном платке, повязанном вокруг шеи. Передо мной была сцена. Я оглянулся и увидел Н: она говорила с А, ее близкой подругой. Лицо Н мне показалось уставшим. Но я не думаю, что она пришла сюда после долгой работы, ее усталость была в другом.

Увидев Н, я отошел к стене, чтобы немного затеряться в толпе и не встретиться с ней лицом к лицу. Потом подумал, что стоит лучше уйти и пошел в сторону выхода. Повернулся, сделал два шага и встретился лицом к лицу с Н.

Она стояла в черной шубе из искусственного меха, коротком платье на голое тело (хотя сейчас зима), ботинках на высокой подошве; на веках — бирюзовые блестки. Вот как она выглядела вчера!

Когда мы встретились лицом к лицу (то есть таким образом, которого я хотел избежать), между нами было не больше места, чем между близкими людьми, ожидающими объятия. Я сделал жест рукой, который делают, когда хотят поздороваться. Ничего не успел сказать, да и нельзя было ничего сказать — все заполняла громкая визгливая музыка. Я сделал жест и сразу осекся. Н посмотрела на меня и сказала: «Пошел нахуй».

***

Не знаю, зачем я остался до конца выступления. Но когда выходил, то увидел еще раз Н, стоящую неподалеку от выхода вместе с друзьями. Я совсем забыл, что она все еще тут. Мне захотелось подойти к ней и сказать: «Давай все-таки поговорим, не чужие друг другу люди все-таки». Но увидел, как это будет: я подойду, скажу свое, она посмотрит, сделает очень короткую — ту, что можно даже услышать, — паузу, и зазвучит еще раз, как эхо: «Пошел нахуй», «Пошел нахуй», «Пошел нахуй»…

Я услышал, как она и ее друзья собираются куда-то поехать. Когда-то, когда мы с Н были вместе, это были и мои друзья. Сейчас они только поздоровались со мной.

Я подумал: «Что я все лезу к Н? Нужно оставить ее в покое и дать спокойно пережить наш разрыв, который дается ей гораздо труднее, чем мне». А потом подумал, что раз ей трудно, а я ее все-таки неплохо знаю, то выходит, что наверняка могу ей помочь.

Вот какая мысль пришла мне в голову.

Я подошел к Н и ее друзьям, они уже садились в такси. Но оказалось, что мест в машине не хватает, и не хватает только для Н: другие уселись как парочки и молча выглядывали из окон.

Н стояла возле машины и настойчиво уговаривала водителя разрешить ей ехать четвертой на заднем сидении. Она с усилием ему улыбалась, даже, кажется, пыталась подмигнуть. Я стоял позади. На ее русые волосы падал свет уличного фонаря. Они казались позолоченными.

«Давай твои друзья поедут к себе, а я тебя провожу. На ходу мы немного поговорим, а потом ты пойдешь дальше проводить с ними время», — сказал я.

Ее друзья высунули свои головы под падающий свет и снег. Посмотрели на меня, потом на нее. Она как-то странно, одновременно искренне и нарочно вздохнула. Очень быстрым шагом пошла вперед.

***

Мне пришлось ее догонять. Я пытался не отставать, но она шагала нарочно быстро и неказисто, как бы в знак того, что ей очень не хочется идти рядом. «Я весь этот год думал о тебе почти каждый день, когда выходил на свою кухню, думал о той кухне, на которой мы каждое утро завтракали. На столе было столько всего, что ты называла его скатертью самобранкой»

Н вдруг остановилась, посмотрела на меня очень яростно. Чуть отошла в сторону, взяла немного грязного снега, лежащего у обочины, подошла ко мне и всей ладонью размазала его по моему лицу.

«Да-а-а, вот какая скатерть самобранка!»

Я почувствовал вкус земли и запах бензина. Оттолкнул Н и тут же схватил за руку. Вспомнил, какое маленькое у нее запястье. Н попыталась вырваться. Я удержал. Она начала ругаться, а потом закричала. Попыталась ударить меня другой рукой. Я смог увернуться, но выпустил ее руку. Она побежала.

В детстве Н занималась легкой атлетикой, поэтому даже в хорошей форме у меня было немного шансов догнать ее. Но теперь догонять не пришлось.

Почти сразу она вбежала во двор. Через него мы часто возвращались домой летними сумерками, в которых цвет неба медленно переходил от темно-синего к черному, а фонари вокруг, как упавшие звезды, горели бледно-желтыми точками.

В самом центре двора стоит небольшая игровая площадка, а рядом с ней фонтан и статуя девушки. Вижу, как сейчас — Н вбегает в желтый свет фонарей, как на театральную сцену. Она спешит через двор и вот-вот окажется на другой стороне улицы. Я только успеваю увидеть ее уменьшающуюся фигуру в далекой уличной арке. Но навстречу из темноты подъезда выходит человек в форме. У Н плохое зрение, и она замечает его только в самый последний момент. Он видит ее и делает несколько шагов навстречу. Может быть, он беспокоится, хочет помочь. Но Н, встретившись с ним лицом к лицу — как два близких человека в ожидании объятий — резко поворачивается, бежит обратно (то есть, прямо ко мне) и не замечает, как человек в форме держит ее за маленькую заплечную сумку.

***

Когда мы только познакомились, Н часто употребляла. О том, что это было, на сайте синомы.орг написано так: «вещества», «яд», «кайф», «дурь» и т. д.

Я долго уговаривал ее бросить. Что-то менялось в ней в эти моменты. Я не мог находиться рядом; иногда меня даже била легкая дрожь, когда я видел ее такой. Или когда она в эти моменты просила меня о близости. «Трахни меня», — говорила она.

Что-то внутри меня надламывалось.

А однажды, когда мы вышли из самолета в аэропорту курортного города, она ни с того ни с сего, странно улыбнулась мне. Она улыбалась так, когда была в состоянии, но сейчас было что-то другое. Мы сели в такси, она попросила мой рюкзак и достала из маленького неприметного кармана небольшой пакетик. Я очень разозлился на нее, а она засмеялась.

Поэтому, когда полицейский схватил ее сумку и потянул на себя, Н тут же попыталась вернуть ее. Я стоял очень далеко и не мог разглядеть выражение ее лица, но мне кажется, пытаясь вернуть себе сумку, она смотрела на меня. Я очень быстро оказался рядом и без раздумий прыгнул на человека в форме. Н вырвала сумку и убежала.

Я лежал на асфальте, покрывшемся от мороза искрящейся ледяной коркой, и пытался вспомнить номера подходящих статей уголовного кодекса.

Фигура каменной девушки смотрела на меня свысока — но не без жалости. В этом свете она была похожа на Н.

***

Н стоит в подъезде, на самом верхнем этаже. На ее лицо падает желтый свет — так же, как он падал на лицо девушки-статуи. Свет настолько жесткий, что кожа на лице Н выглядит, как сухая земля.

Когда-то Н, стесняясь рельефа своих щек, укрывала их платком. А потом — я совсем не помню, что это был за день — она вышла из дому вот так, без платка, не забыв его дома. Яркое солнце освещало все трещины ее кожи, но я не видел там ни одной. Что это значит? Я удивлённо смотрел на нее. Она заметила это, повернулась и посмотрела на меня в ответ. Потом улыбнулась спокойной и ясной, пусть и не без торжества, улыбкой. 

Но когда она стоит на верхнем этаже темного подъезда, она не помнит этого дня. У нее, как я уже сказал, бирюзовые блестки и платье на голое тело. Щурясь, она старается увидеть через окно, как двое полицейских ведут меня по невыносимо длинному, залитому грубым желтым светом двору, но видит только размытые пятна, медленно двигающиеся по бледно-желтой аллее.

За окном гаснут уличные фонари. Двор сер, на алее нет размытых пятен. Н смотрит в окно и о чем-то думает. Ее взгляд резко меняется — как у человека, которому только что пришла в голову хорошая идея. Н спускается с пугающе довольным видом, очень спокойным. Она похожа на героиню фильма «Ночи Кабирии», она тоже идет через финал фильма прямо в другую жизнь.

Ей кажется, что теперь мы снова сможем видеться. Раз в месяц — и это минимум! — у нас будут свидания.

Обложка: Арина Ерешко