Мария Лацинская. Не спрашивай, не говори

Мария Лацинская, журналистка, редакторка ЛГБТК-издания «Открытые» и соведущая подкаста «Нараспашку». Окончила первую ступень писательских курсов Write like a Grrrl, была приглашенной ридеркой номера «Опыт» журнала «Незнание», публиковалась в сборнике рассказов Popcorn Books.

Сергей Лебеденко и Артем Роганов: Дискуссии о феминизме и движение в поддержку ЛГБТ+ продолжаются уже довольно долго, и есть соблазн решить, что культура принятия закрепилась в России окончательно. Но это все еще далеко от истины, и рассказ «Не спрашивай, не говори», название которого отсылает к старой доктрине замалчивания прав ЛГБТ+ в американской армии, акцентирует на этом внимание. Но достаточно ли одного принятия или другой человек все равно остается terra incognita? Мария Лацинская не дает ответа, но правильно задать вопрос — уже полдела.

Не спрашивай, не говори

Домофон захрипел. Он всегда издавал такой звук, когда кто-то открывал дверь подъезда магнитным ключом. Для Лизы это был сигнал — надо бежать. Она набросила куртку, влезла в ботинки и рывком поцеловала Женю. Из квартиры она побежала наверх по ступенькам. Лиза стояла на лестничной клетке, когда услышала, что двери лифта открылись. Она была уверена, что Тамара Олеговна обладает слухом, как у дикого зверя. Может, она даже способна учуять запах — от этой мысли Лизе стало не по себе. Щелчок, дверь открылась, дверь закрылась, снова щелчок. Лиза постояла несколько секунд, прислушиваясь к шорохам и голосам, и только потом вызвала лифт.

Лиза боялась Тамары Олеговны — ее недоброго взгляда, тихого, хриплого голоса и прямых, как пульс мертвеца, губ. Страшнее были лишь женщины в деканате, которые назначали пересдачи и отчитывали за потерянный студенческий билет. Однажды Лиза не успела уйти от Жени до прихода ее мамы. Девушка вспоминала одну такую встречу, пока ехала в метро и разглядывала отражение в стекле вагона.

— Здравствуйте, — Тамара Олеговна снимала пальто, не глядя на девушку. — Женя, а ты всегда дома проходной двор устраиваешь, когда меня нет?

— Лиза зашла после пар, чтобы вместе подготовиться к зачету по английскому.

— Надеюсь, после вашей подготовки не придется идти на пересдачу, — Тамара Олеговна посмотрела на себя в зеркало, а потом перевела взгляд на отражающуюся Лизу. Та молча стояла в углу коридора. — Лиза, у вас своего дома нет, или вас никто не ждет? Я бы хотела провести время с моей дочерью. Вы ее видите чаще, чем я.

Эта фраза ужалила Лизу, как скорпион. Она была готова поспорить, что Тамара Олеговна тогда наградила ее прическу особым взглядом. Для таких женщин стрижка, которая открывает уши, — преступление против женственности. Когда Женя вслед за Лизой тоже остригла волосы, Тамара Олеговна решила, что это уже преступный сговор.

В свою очередь мама Лизы не была против даже тогда, когда дочь год назад побрилась налысо. Она погладила по голове и сказала: «Смело», а потом добавила: «Ты как Шинейд О'Коннор теперь!» Позже Лиза узнала от тети, что мама в молодости выбривала себе виски. Лиза подумала, что для 80-х это смелее, чем ходить без волос в Москве 2010-х годов. Пассажиры в метро, которые иногда отсаживались от лысой Лизы, так не считали.

Экстремально короткая стрижка и пирсинг в брови были для Лизы не только попыткой проверить собственный комфорт на прочность, но и узнать пределы маминых границ. Она еще в школе поняла, что ей совсем не нравятся парни — она пробовала с ними встречаться, но это вызывало скуку, брезгливость и уныние. Лиза начиталась форумов и решила соответствовать тому, что пишут про лесбиянок в интернете: стрижка покороче, кольцо на большом пальце, в наушниках — женщины с гитарами, а одежда помаскулиннее. Нравится или нет — значения не имеет, главное, чтобы «свои» опознали, рассуждала Лиза. В своей комнате, завешенной картами европейских городов, она громко слушала «Ночных снайперов» или пела их под гитару — так, чтобы было слышно на всю квартиру. Мама потом комментировала, какие песни ей интересны, а какие нет. Например, «Рубеж» была хорошей, а вот «Ты дарила мне розы» — пошлой. Затем Лиза повесила у кровати черно-белый плакат, на котором две девушки — одна из них удивительным образом походила на «темненькую» из t.A.T.u. — лежали и целовались. Мама не обращала на постер внимания даже тогда, когда снимала постельное белье с кровати дочери, чтобы отправить его в стирку.

На втором курсе Лиза начала встречаться с Женей, и большая часть разговоров с мамой свелась к подруге — где вместе гуляли, с какими общими друзьями виделись, как планируют встречать Новый год. Провокация не удалась. Мама не задавала грубых вопросов, при встрече обращалась «Женечка», улыбалась ей и спрашивала, как продвигается учеба. Девушка краснела, отвечая, что все в порядке, и ускользала вместе с Лизой к ней в комнату. Мама не беспокоила их. В том числе в те моменты, когда голоса за дверью стихали.

Когда Женя задерживалась до вечера или оставалась с ночевкой (крайне редко), они ужинали втроем. Лизина мама любила готовить — у нее получалось придумывать новые рецепты и удивлять ими гостей, которые часто бывали в их квартире. Особенно ей нравилось экспериментировать со средиземноморской кухней. Влияние работы — мама была переводчицей с итальянского языка. Лиза скучала по таким вечерам, пропахшим базиликом и оливковым маслом.

Спокойствие ужинов нарушали звонки Тамары Олеговны. Женя сбегала в коридор и проводила в нем несколько минут, разговаривая по телефону с матерью. Она говорила шепотом, но, несмотря на конспирологию, ее голос все-таки просачивался на кухню. Лиза с мамой слышали усталые «прекрати», «хватит» и «нет», и мама качала головой и говорила: «Бедная девочка». Когда Женя возвращалась из коридора потускневшая, мама предлагала ей вина, но Женя всегда отказывалась, даже от «хотя бы полбокальчика».

Женя не пила и не курила, но, несмотря на это, каждый раз, возвращаясь поздно вечером домой, подвергалась проверке. Тамара Олеговна щурила глаза, обнюхивала ее волосы, а иногда закатывала ей рукава и осматривала вены. Она не доверяла окружающему миру — особенно в том, что касалось Жени. Такая женщина могла бы работать в правоохранительных органах — она даже выглядела и разговаривала как следовательница, хотя и была всего лишь сотрудницей отдела кадров в каком-то банке. Лиза была уверена, что на собеседовании у Тамары Олеговны соискатели чувствовали себя, как на допросе.

Когда Женя возвращалась домой, Тамара Олеговна заваливала дочь многочисленными вопросами, каждый — как легкий удар током. Женя кривила губы, скрежетала зубами, потом срывалась на крик и кидала вещи в стену с такой точностью, будто метила в уродливые цветы на обоях. Когда получала пощечину, обиженно замолкала. Тамара Олеговна напоминала, что она все делает для Жени: растит в одиночку, оплачивает учебу, покупает еду и одежду. Она залезала в карманы, сумки и рюкзаки, а также подглядывала за уведомлениями на телефоне и в мониторе компьютера.

Женя почти не рассказывала об этом Лизе — сначала она думала, что подруга все равно не поймет, ведь у нее-то была совершенно другая жизнь, а потом решила не беспокоить упоминаниями матери. Когда Лиза все-таки узнавала некоторые моменты из отношений Жени с Тамарой Олеговной, то пыталась вообразить, как ее мама читает переписку в телефоне или залезает в ящик стола. Мысли вызывали одновременно недоумение и любопытство — Лизина мама не посягала на ее личное пространство, но как бы она отреагировала, если бы узнала про ориентацию дочери?

Лиза никогда не обсуждала с мамой секс и личные отношения, но, когда ей исполнилось шестнадцать, мама сказала: «Если будешь курить, кури, пожалуйста, хорошие сигареты. А когда будешь заниматься сексом, пользуйся презервативами». Лиза покраснела и ответила что-то невразумительное с «ну, мам». Тамара Олеговна не давала своей дочери таких советов, зато действиями научила ее скрываться. С такой школой Женя могла бы пойти в разведку: она уничтожала записки, которые передавали одногруппники и Лиза (самые дорогие артефакты Женя прятала за письменным столом), стирала все переписки в телефоне, ставила сложные пароли на компьютере (десять знаков, строчные и прописные буквы, цифры и символы) и просила не отмечать ее на фотографиях в соцсетях. За несколько лет отношений с Лизой у них практически не было совместных снимков. Но у Жени, как и у лучших шпионов, тоже случались промахи.

— Я вчера забыла снять кольцо, когда возвращалась домой. Мама запомнила, что у тебя такое же, — Женя сидела на лавочке возле университета и смотрела в телефон, прикусив губу. Ну точно обветрит, думала Лиза. 

— Серьезно? За те пять минут, что она меня видела?

Женя в ответ только пожала плечами. Лиза молча разглядывала кольцо на среднем пальце, а потом стала то снимать, то надевать его обратно. Месяц назад они купили одинаковые кольца на год отношений. Девушки собирались отмечать годовщину через несколько дней, но на эту же дату выпали похороны мамы. Лиза настояла, что нужно купить кольца перед этим. Когда она об этом заговорила, у нее были взъерошенные волосы, выпученные глаза и сбивчивая речь — Женя боялась отказать.

Мама на неделю поехала к сестре в Ярославль. Спустя несколько дней, пока Лиза вместе с Женей прогуливали пары у нее дома, позвонила тетя и сказала, что мама умерла. Она поскользнулась в подъезде и сильно ударилась головой о батарею — врачи не отследили кровотечение. Мама умерла во сне. Лиза не плакала, когда тетя ей это все рассказывала. Она не плакала в морге и на похоронах — эмоции атрофировались, словно легкие у больного туберкулезом.

Лиза крутила в руках кольцо, и вместе с ним вращались в голове картинки из прошлого. Она помнила, как куски земли со стуком приземлялись на гроб. Холодная черная мякоть забивалась под отрастающие ногти. Лиза еще пару раз кинула землю под голоса мужиков с лопатами, рыдания родственниц и порывы кладбищенского ветра. Она уставилась на потемневшее кольцо, которое накануне было нетронутым, гладким и светлым. Лиза очень хотела, чтобы Женя оказалась рядом, — ее не волновало, что могли подумать люди на похоронах. Все они были незнакомыми, ненужными и вообще лишними. Но Тамара Олеговна не отпустила дочь на кладбище.

— Женя, как это касается тебя?

— Лиза хотела, чтобы я была рядом.

— У вас какие-то, прости меня, особые отношения? — Тамара Олеговна вытирала полотенцем тарелки и убирала их в шкаф. — Напомню, что у тебя есть собственная мать. На мои похороны придешь. Хотя сомневаюсь, что ты вообще заметишь, что я умерла.

Лиза переехала к папе и после занятий проводила время с друзьями или у Жени. Она пыталась жить так, будто ничего не поменялось, — слушала Земфиру, читала книжки, гуляла в Сокольниках и целовалась с Женей. Многое из этой обычной жизни напоминало о маме — как они вместе ходили в «Олимпийский» на концерт Земфиры, как Лиза получила от нее в подарок «киндл», на заставке которого красовался профиль Вирджинии Вулф, как они катались на самокатах в Сокольниках. Только с Женей маму ничего не связывало, кроме тех совместных ужинов на кухне.

— Как думаешь, моя мама бы нормально отнеслась к тому, что мне нравятся девочки? — Лиза сидела на кухне у Жени и разглядывала фото, на котором та была вместе с Тамарой Олеговной. Снимок был сделан в Московском зоопарке. Жене на фото было лет десять-двенадцать — тонкие ручки и ножки, платьице в ромашку и косички. Сейчас Женю тошнит и от платьев, и от цветочков. Тамара Олеговна же почти не изменилась — такое же строгое выражение лица, будто фотограф в чем-то провинился. Возможно, так оно и было, если снимок сделал Женин отец.

— Почему нет? Это же не моя мама.

— Ну, я читала, что даже самые адекватные родители могут за такое выгнать из дома.

— Знаешь, лучше бы меня выгнали из дома, чем терпеть эти язвительные комментарии каждый день.

Летом девушки собрались в Коктебель, но накануне поездки Лиза поругалась с отцом из-за долгов в университете и хотела остаться у Жени с ночевкой — все равно рано утром выезжать. Жене идея показалась безумной, она решила сначала позвонить: «Мам, слушай, можно Лиза у нас переночует? — потом выслушивала ответ, закатив глаза и тяжело вздыхая. — Да, мы будем спать в отдельных комнатах». Тамара Олеговна ничего не сказала, когда они приехали к Жене домой, и только выдала Лизе полотенце. «Сервис, может, не очень приветливый, зато полотенце выглажено», — подумала она. Ее мама никогда не гладила полотенца и постельное белье, считая это бессмысленными занятием.

Лизе было не по себе, что она лежит в Жениной кровати одна. А еще она представляла неловкость Жени, которая сейчас спит вместе с Тамарой Олеговной. На одной кровати в таком возрасте — бррр. Лиза вспомнила детство — когда у нее были кошмары, она приходила спать к маме. Однажды она начиталась на ночь книжки про мертвецов, диких зверей и черную руку и проснулась в слезах. Мама забрала ее к себе комнату, пропахшую духами «Опиум» и засохшей лавандой. От мамы же пахло миндалем. Она гладила Лизу по голове, приговаривая: «Котик пугливый, ну что ты, спи». Лиза засыпала и думала, что больше всего ей хочется снова почувствовать эти запахи.

Тамара Олеговна разбудила Лизу стуком в дверь и фразой «поезд вас ждать не будет», хотя до будильника оставалось еще полчаса. Когда Лиза добралась до кухни, там уже сидела Женя, а Тамара Олеговна накладывала овсянку в сине-белые миски. Комната пахла цикорием и теплым молоком. Лиза почувствовала в животе гудящее беспокойство, словно кто-то включил у нее внутри вытяжку. Она вспомнила завтраки с мамой, которые они устраивали по выходным. Вместо цикория на их кухне пахло кофе — мама варила его в гейзерной кофеварке. Обычно на завтрак она готовила омлеты (Лизе казалось, что мама знает тысячу и один рецепт всего на свете), но иногда делала овсянку. По мнению Лизы, мамина овсянка могла бы даже претендовать на упоминание в гиде «Го-э-Мийё», если бы французские критики решили вдруг нагрянуть к ним на кухню. Наверное, секрет был в хорошем сливочном масле или идеальной пропорции молока и воды, но получить рецепт Лиза не успела.

— Тамара Олеговна, спасибо. Очень вкусно.

— Да? Это просто овсянка на воде.

— Но она все равно классная! — Лиза попыталась улыбнуться. — Так приятно снова вспомнить, что такое семейные завтраки.

— Мы вроде с вами не семья, — отрезала Тамара Олеговна. Она сделала паузу, глядя на девушку, и продолжила: — Лиза, вы знаете, что лесть не всегда работает?

— Мама, — вмешалась Женя.

— Я лишь говорю твоей подруге, что не всем удастся пудрить мозги, как тебе.

Женя бросила на мать грозный взгляд, пока та наливала по чашкам цикорий. Лиза смотрела в окно и пыталась удержать слезы. Остаток завтрака на залитой солнцем кухне прошел в тишине. Тамара Олеговна проводила девушек до лифта и перекрестила Женю на прощание.

Это был последний раз, когда Лиза видела Тамару Олеговну. Она никогда не верила статьям из журналов по психологии, в которых говорилось, что совместный отдых — проверка отношений. В их с Женей случае вышло именно так. Девушки впервые остались наедине с привычками друг друга. Женя надеялась, что отдых на море отвлечет Лизу от удушающих мыслей о смерти мамы. Но девушкам не повезло с погодой — почти всю двухнедельную поездку шли дожди. Им приходилось отсиживаться в арендованной квартире, где пахло сыростью, а на стенах были следы черной плесени. Лиза кашляла и предлагала проводить вечера в пивных. Женя нехотя соглашалась — каждый день ее все больше раздражали пьяные голоса, бесконечный дождь и грустное лицо Лизы.

— Может, хватит пить?

— Ну, что тут еще делать?

— Уж точно не напиваться каждый день, — Женя хмурила лоб и комкала в руках салфетку.

— Это всего лишь второй бокал, — Лиза сделала глоток и продолжила, усмехаясь. — Ты ведешь себя как твоя мать.

Женя моментально отреагировала пощечиной и выбежала из кафе в летнюю сырость. Лиза догнала ее на центральной набережной города.

— Не смей так больше делать, — произнесла Лиза.

— А то что? Ты привыкла, что с тебя пылинки сдувают, хочешь, чтобы с тобой все носились и жалели. Неженка, блядь! — Женя кричала.

Она сняла свое кольцо под плач Лизы и швырнула его в море. Волна, словно белая лапа, схватила его. Девушки продолжили ругаться и в квартире, всю ночь потратив на слезы. Утром Лиза собрала рюкзак — как назло, в городе было солнечно и сухо, но оставаться в нем ей уже не хотелось. Она доехала до Симферополя, поменяла билет на поезд и тем же днем отправилась в Москву. Лиза маялась от духоты в нагретом вагоне, слушала плеер и думала, что Жене не придется говорить про их расставание Тамаре Олеговне, — та сразу все поймет по отсутствию кольца на пальце.

Обложка: Арина Ерешко