Ксения Вострухина. Хунденбомбен

Ксения Вострухина родилась в городе Полоцке в Беларуси. Живет в Санкт-Петербурге. По образованию специалист книжного дела и магистр лингвистики. Работает редактором в нефтегазовых и ИТ-компаниях, издает нехудожественную литературу и популяризирует гуманитарное знание в бизнесе. Участвовала в Форуме молодых писателей России, стран СНГ и зарубежья 2019, публиковалась на сайте спецпроекта «Российской газеты» ГодЛитературы.РФ.

Сергей Лебеденко и Артем Роганов: «В рассказе Ксении Вострухиной жуткое оборачивается смешным на фоне преодоления героиней вполне конкретных жизненных трудностей. Отчасти такая традиция короткой бытовой новеллы с неожиданной развязкой восходит к О. Генри и фельетонам Чехова и сейчас кажется несколько подзабытой. Рассказ „Хунденбомбен“ в очередной раз напоминает, что история может возникнуть не только по поводу социальных потрясений и личных трагедий, но и там, где герою банально нужно выкинуть мусор. Конечно, название станет спойлером для тех, кто знает немецкий язык, но даже с этим знанием лаконичный и насыщенный текст всё равно затягивает. Ведь героиня не просто ищет мусорный контейнер, а пытается попутно обрести стойкость и силу в той сложной карьерной ситуации, в которой оказалась посреди чужой страны. Развязка дает внимательному читателю дополнительный символизм – многие наши проблемы совсем не такие страшные и нерешаемые, как нам кажется».

 

Хунденбомбен

Сумерки стояли над Рейном, а перед Олей стоял вопрос: куда здесь выкидывать мусор, а именно стеклянные бутылки и банки? Улицы маленького мощеного городка великой Германии стали безлюдными — больше оттягивать нельзя.  В Петербурге, где Оля училась до этого, даже если вдруг тебя занесет на любую улицу, в любую квартиру, всегда был выход из положения: мусорный контейнер — в соседнем дворе. Выкидывай, что хочешь, какая роскошь! А еще можно опустить мусорный мешок в ближайшую урну. Бабули во дворе, конечно, посмотрят неодобрительно, но господа в рваных ватниках будут рады. Особенно если в мешке, как сейчас, только стеклянные бутылки. Тут же все мусорки с крышками. Оля уже прошла два квартала — ни контейнеров для стекла, ни бабуль, ни господ. Она посмотрела направо и налево. Потом опять направо. Оля уже хотела аккуратно поставить мусор на землю. И услышала звук полицейской сирены. Сейчас из машины выбегут двое полицаев и заломят ей руки. Оля уже представила, как звенят наручники и ей зачитывают права: ничего не понятно, немецкий она знает плохо. Потом она проведет несколько часов в обезьяннике. За ночь Оля как лингвист успеет выучить «Отпустите, мусора поганые» на польском и турецком. И этот пакет всегда рядом. А потом ее отчислят – декан ее университета в Петербурге и так постоянно говорит, что она бездарная студентка и только подозрительно теплые отношения с Юрием Викторовичем помогли ей поехать на стажировку. А ведь заявки подавали и по-настоящему талантливые студенты. Оля – выскочка из глухой деревни и самозванка, каких в университете еще не было. Она покачала головой и взяла мешок на ручки. Полицаи проехали мимо. Оля побрела в темноте к парку. У кованых ворот, ведущих в темноту аллей, стояла одинокая, сгорбленная фигура. Оля еще раз посмотрела на свою ношу – назад дороги нет. Она пошла к воротам. Тусклый свет фонаря освещал маленькую женщину средних лет. Как Оля ни старалась, она не смогла разглядеть лицо, превращенное в тень полями шляпы. Оля подошла к фрау и на приличном расстоянии, отгородившись мешком, который еще недавно хотела подкинуть к дому беззаботной семейной пары, спросила на ломаном немецком:

— Извините, где здесь можно выкинуть стекло?

Женщина вздрогнула:

— Выходите из парка по аллее. Перейдите дорогу, и вы окажетесь на пустыре. Там мусорные контейнеры. Только будьте очень осторожны, там полно хунденбомбен. 

— Чего там полно? – спросила Оля.

В этот момент к женщине подбежал с громким лаем черный пудель, она заговорила с ним на каком-то совсем непонятном языке. Оля достала телефон – сеть не найдена. За секунду женщина и пудель растворились, будто их и не было.

Можно, конечно, поставить пакет под дерево и убежать. Но это же Германия, тут везде камеры в парках. Деревья отбрасывали черные тени, под ногами краснели листья клена, Оля шла по дорожке. Что это за слово «хунденбомбен»? Бомбен звучит не очень. Когда Оля звонила маме в Ивановку и спрашивала, как бабушка, в трубке слышалось скорбное: «Молится, чтобы тебя в твоей Германии не взорвали террористы». Лучше бы помолилась, чтобы Оля наконец-то начала понимать соседей и студенты из ее группы садились с ней за один стол.

Как назло, опустился туман, и Оля с трудом разбирала дорогу. Проклятый городишко! Проклятая заграница! С тех пор, как Оля вышла из поезда на маленькой платформе этого городка, она смутно понимала, что происходит и куда себя деть. Впрочем, не было места на всей земле, где бы Оля понимала, что происходит и куда себя деть. Олю встретила хозяйка квартиры, где она снимала комнату. То ли она совсем не говорила по-английски, то ли совсем не хотела на нем говорить. Уборка раз в неделю. Обязательно прочищать слив от волос. Дальше Оля не слушала, хозяйка говорила слишком быстро. А зря — проблему с мусором это бы решило точно. Туман опустился еще ниже. Он стелился по траве парка, и фонари подсвечивали его красным. Кровавые волны омывали ноги Оли. Вдалеке раздался долгий то ли собачий, то ли волчий вой. Оля вспомнила древние европейские сказки и крепче сжала пакет. Если что, она бросит оборотням отходы, это отвлечет их на пару минут. И это не грубое нарушение общественного порядка, влекущее штраф в размере 60 евро, а самооборона. В кустах кто-то зашевелился. Послышались мягкие пружинистые шаги и тяжелое дыхание рядом. Ближе и ближе. Олю парализовало. Она зажмурила глаза. Существо откашлялось и прохрипело на английском:

— Ольга, что тут делаете?

Он вне классов никогда не говорил с ней по-немецки. Быдло-английский даже Оля может выучить, а вот на немецком слишком сложно объясняться с этой троечницей, непонятно как попавшей на престижную русско-немецкую программу. Герр Шварцвольф, профессор университета. Оля выдохнула. В следующий раз перед мусорным походом нужно написать завещание. Хотя что у Оли было-то завещать? 

— Я мусор выношу. А вы?

— Не видите, бегаю. 

Герр Шварцвольф был в обтягивающем, черном спортивном костюме и шапочке, из которой выбивались его чуть тронутые сединой волосы до плеч. Понятно, почему он такой стройный, словно овчарка.

— Извините, не хотела вам помешать. – еще мама учила Олю, что в любой странной ситуации нужно извиниться.

— Давайте прогуляюсь с вами. Сегодня полнолуние, мало ли что. А вообще я недавно переехал в этот район из пригорода. Хочу посмотреть, куда выносить мусор.

Оба тяжело вздохнули.

Пока они шли, поднялся ветер, туман исчез, и Оля увидела вдалеке выход из парка. Она хотела спросить у преподавателя, что значит хунденбомбен, но испугалась. Он опять назовет ее бездарностью, неспособной к лингвистике. Но вдруг это действительно что-то опасное и лучше предупредить? 

Герр Шварцвольф сначала шел молча, а потом сказал:  

— Ночи у Рейна такие же холодные и ветреные, как и триста лет назад.

Оля чувствовала холод и в его словах, она почему-то боялась посмотреть на Герра Шварцвольфа. Долго еще идти? О чем им говорить?

— Как учеба, Ольга?

— Нормально. Я стараюсь, хотя немецкий – мой второй язык.

— Вы точно из Петербурга? Я проверил вашу контрольную работу. Результаты ну так себе.

Ясно, немецкий ей не сдать. Интересно, если он сломает ногу около помойки и до конца семестра пролежит в больнице, им назначат нового преподавателя? 

— Я же стараюсь...

— Стараться можно у себя дома, а это престижная программа, и здесь нужно показывать результаты.

— Но мы же все учимся. Язык тоже приходит с опытом. Остальные преподаватели как-то поддерживают. И я не прошу постоянно говорить со мной по-английски. Зачем вы так? – Щеки Оли были красными, последние слова она договаривала уже шепотом.

Герр Шварцвольф наклонился ближе к Оле и сказал прямо над ее ухом:

— Что? Ваш английский тоже далек от идеального, я не понимаю.

Слезы катились по Ольгиным щекам. Она вытерла их перчаткой и только сейчас поняла, что реферат к завтрашнему дню ей не написать, презентацию не защитить, никто не возьмет ее в группу на научном факультативе. Лучше с позором возвратиться в Россию и перевестись на факультет, где учиться будет легче. Туризм – отличный вариант, и там не такие снобы, как на лингвистике. Оля устала, а мама сегодня, наверное, напекла оладушек. 

— Извините, — выдавил Герр Шварцвольф.

Они уже практически подошли к мусорным бакам. Никого. Оля шла немного впереди. Опять вдалеке раздался вой. Оля ощутила, как кто-то сзади схватил ее за капюшон куртки так, что она не смогла сделать и шага. Даже сквозь плотную одежду она чувствовала его неестественно горячие пальцы. Мелкая дрожь прошла по телу снизу вверх и сверху вниз. От профессора пахло опасностью. Впрочем тут пахло и чем-то еще… Кажется, псинами.

Он тихо сказал:

– Ахтунг, хунденбомбен!

Оля развернулась и попыталась ударить Шварцвольфа мешком с бутылками. Шварцвольф отшагнул в сторону контейнеров – Оля не удержала пакет, и тот с громким «дзынь» свалился на асфальт. Она прыгнула на Герра Шварцвольфа, и они вместе упали вслед за пакетом. Шварцвольф перекатился, оказался сверху. Его сильные лапищи прижали маленькие Олины ручки к земле. Что-то теплое, густое растекалось по затылку. Оля посмотрела наверх на чистое звездное небо, полную луну и уже приготовилась умереть.

Через пять минут Герр Шварцвольф, брезгливо сморщив нос, оттирал куртку влажной салфеткой и говорил:

– Слушай, ты немецкий мне не сдашь. Лингвист, а не знаешь даже такого слова, как хунденбомбен.

Я знаю Ольгу – сейчас она отличный лингвист и из всех моих знакомых лучше всех говорит по-немецки. Вот только про собачье дерьмо при ней лучше не упоминать ни на одном языке мира. 

Иллюстрация на обложке: Nastya Volkova