Богдан Агрис. Цветущий лес Луны

Богдан Агрис родился в 1973 году. Живет в городе Химки. По образованию философ (МГУ им. Ломоносова). Пишет с 1994 года, систематически и профессионально — с 2015 года. Публиковался в журналах «Новый мир», «Плавучий мост», «Волга», «Новая Юность», онлайн-порталах «Сетевая Словесность», «На Середине мира». Автор книги стихотворений «Дальний полустанок» (М.: «Русский Гулливер», 2019).

 

ЦВЕТУЩИЙ ЛЕС ЛУНЫ

 

***

Мир, взорвавшийся тыльной травой,
Оборвавшийся в кровь налегке, —
Мы не знали о нем ничего,
Мы стояли на древо-реке.
Был он выветрен, верен и прям,
Костью скал замыкая Луну.
Мы забыли его с декабря,
Мы в иную впадали страну.

***

о этот сон сверхсветовой
полет над кронами широкий
по галактической сороке
над вечереющей совой
потом промоины осоки

рябиновый огонь дотла
дрозды на контурной ладони
кому огни на перегоне
мне облетевшая ветла
мне этот выговор вороний

иди где линия дрозда
в дверном проеме непогоды
проста когда в былые воды
приходит новая вода
и говорит в свои обводы

***

Когда по голосам стремится тишина,
я падаю в свирель надломленного звука.
Пои меня, свирель, витийствуй и баюкай.
На сломе настает легчайшая весна,
и будет это мне отчетливой порукой.

Взмывай на города и нежно размыкай
прозрачные часы на раковинах звучных.
Мы стали хороши, мы будем неразлучны.
А вон, еще вошли высокие века
в те осторожные созвучья.

Мы будем невдомек тем голосам льняным,
таким внимательным и гибким.

Но вот вольется в нас, возможно, по ошибке,
цветущий лес Луны.

***

К золоту, брошенному на сердцевину рек,
Останцам каменноугольным вопреки,
Смотри — подмешан краеугольный снег,
Вытянутый по образцу руки.

По образу золота — чуть взлохмаченный диск,
Прячущийся за взвешенной пеленой.
Воды идут себе, плавно идут на риск,
Тонкий, двоякодышащий, затяжной.

На обоюдоострые зеркала
Выкроенные из череды долин,
Падает, обратно врастая в себя, скала, —
В ней резвится дельфин.

Кто распахнет контуры облика моего?
Кто заведет в самую глушь вещей?
К расщебетавшейся отмели вековой,
Где обрывается всякое «вообще».

Согнуто время по образу ртутных жил.
Выгнуты реки по слову «наперечет».
Так оно будет, сколько бы ты ни жил.
И ничего. И тишина течет.

***

там где зевом зияла руда
где висел ослепительный голос
безрассудные шли города
не сдавая себя ни на волос
и шуршало шершавое да

замерцал окольцованный снег
замирал зацелованный снег
завершался без малого век

и сходили кривые миры
на холеные холки столетий
в лабиринтах каленой игры
умирали дешевые дети

и горел виноград до поры

***

о атлантиды световые
где злые пропуски орла
да лиры оттиски живые
да лебединые кривые
их приворотные крыла

вернись трава на отпечаток
вернись вода на плеск сетчаток
и ты луна о возвратись
на тихие уступы лис
где точной осени зачаток
и троекратные волчата
так ненадежно видят вниз

 

СЕНТЯБРЬ

водится олово в янтаре
и звездопад в коре
ходит полунощный иерей
следом за ним борей
а на корнях теневых полей
определенно злей
тот кто устроил вчера в золе
целый парад алле

за двоеточием сентября
хочешь не одобряй
виден уже виноградный рай
и полотняный край
это такая у нас игра
это игра у нас
полнощью входит узорный спас
и возвещает раз

***

Кто взял мне этот свет и так отцвел его
в ту переменчивую копоть,
которая теперь — сознание и опыт,
но больше ничего?

Луны обломок льнет к основе городской,
где тронутые ржавью крыши
снуют на сквозняке, как заводные мыши,
а после день-деньской

кто бережет их сон, затравленный и древний?
Едва ли это те прозрачные деревни,
где времена сгрудились на постой.

Кто пьет тех деревень объем густой?
Кто бродит в контуре их улиц по ночам,
и для чего в руке — грошовая свеча?

***

Когда у лунных крыл зияли голоса,
толпились, спорили и пели,
кто мог предугадать, что эти полчаса
растянутся на три недели?

Осенний сумрак прав во царствии своем,
и прям, и прян, и безнадежен.
А время неспроста нам отдано внаем
(и звездный шепоток по коже).

Не отведи листву в начале октября,
в охвате насекомой черни.

А у отцветших трав подлунного царя —
глаз обнажившийся, вечерний.

***

На таволговом облаке легка
Святая сердцевина мотылька.

Неясное соцветие лица
Плывет на паутине чабреца.

Полуночью разбросаны в зените
Немые переливы сытой сныти.

И спит в мохнатых отсветах сыча
Сиреневый и вечный иван-чай.

***

Где можжевеловый поток
ложится в ливни световые,
я сплю лагранжевы кривые,
их отдаленье наутек.
И знаю — отольются мне потом
те линии сторожевые.

Льняное племя под луной льняной,
неясыти шершавый промах.
Но все тревожу я проемы валунов,
их след литой и ледниковый.
И под несытым оттиском совы
я пью сырой восход своей же головы.

я возрастаю в собственную треть
и можно не смотреть зачем теперь смотреть
как треть другая вдоль оленя
растянута а третья на коленях
поет себе поет рельефы мха
и наиболее тиха

***

разверстые и провороненные слова
разъятые и разъевшиеся сквозняки
пустое нечего в структуре простого да

там где осколками все шевелит вода,
где заседают прозрачные скорняки,
там где рассыпана тонкая голова

ну-ка бери этот крест обводной двойной
ну-ка бери этот луч истонченный хной
новое золото льется на нас войной

Иллюстрация на обложке: Helen Lundeberg