Юлия Бибишева. Елки зеленые

Юлия Бибишева выросла в военном городке. Окончила факультет журналистики СПбГУ. Работала корреспондентом службы расследований АЖУР, редактором отдела «Город» газеты «Вечерний Петербург», выпускающим редактором в ИД «Курьер-Медиа». Несколько лет работала в пиаре, сейчас перешла в рекламу (креатор в студии «Деза»). Занималась на курсах CWS, публиковалась в альманахе «Пашня 2».

Текст публикуется в авторской редакции.

Елки зеленые

Военный городок появился на картах совсем недавно, в начале века, а до этого был засекреченным. Обступившие его кольцом хвойные деревья неусыпно охраняли вход в «подземку», где скрывалась от вражеских спутников база войск противовоздушной обороны. Со временем, к девяностым, лес поредел, а ореол секретности развеялся. Вместе с ним куда-то исчез шлагбаум на первом КПП, уехал дежуривший там солдат-срочник. Тем же «ветром перемен» посдувало кровельное железо и облицовочную плитку со здания заброшенной офицерской столовой. Сквозь открывшиеся повсюду щели хлынула прочь молодежь, сложились торговые палатки, закрылась поликлиника. Городок завис в безвременье и на перепутье — то ли город он теперь, то ли область, а пока ни то и ни другое. Чиновники играли в «горячую картошку» — никто не хотел хозяйничать над вечно не готовой к зиме котельной, разбитыми дорогами, обветшавшим жильем, да выслушивать притязательных по старой памяти жильцов — офицерских жен и военных пенсионеров. А служба осталась, и Дядь Володя тоже остался, потому что «ну куда отсюда теперь, когда уже под полтинник?».

Да и службу Дядь Володя любил, и елки эти, чтоб их, и круживший голову воздух, которому так радовались вместе с женой Катей, забрав сюда от бабушки двухлетнего Гришку. Правда, дождь зарядил на три лета кряду, и все детские развлечения сосредоточились вокруг гигантских лужищ. Но зато было спокойно: чужаков нет, самая большая угроза для детей — что загонят домой, поэтому старшие отправляли какого-нибудь смельчака, чтобы вынес на всех попить. Кате вот только пришлось пойти работать в ясли, чтобы Гришку взяли, да так там и остаться на пятнадцать лет, закинув диплом инженера на антресоль. Но она никогда не жаловалась, а говорила, что тоже идет на службу, как папа, а Гришка — на свою, поэтому «разговорчики в строю, одеваемся и шагом марш».

Как Володя стал дядем, никто уже и не помнил. Наверно, сказалось раннее облысение. А может, пошло с того раза, когда один призывник, еще в штатском, нескладный, похожий на мешок картошки, только выгруженный из автобуса, невинно попросил: «Дядь, дай прикурить». Сослуживцы по-доброму подхватили, потому что и раньше Володя им был как за старшего. С того дня, когда не в свое дежурство он первым заметил на индикаторе кругового обзора знак, означавший, что самолет терпит бедствие. Оказалось, что его захватили террористы Овечкины. Штаб, конечно, встал на уши, а Володя до конца оставался спокойным, сосредоточенным. Все как-то на раз прониклись уважением и потом старались соответствовать. Но даже сменив четыре маленьких звезды на погонах на одну побольше, Дядь Володя редко кого-то отчитывал. Только если заслышишь его протяжное «Е-е-елки зеленые!», то считай, караул — так он выражал высшую степень недовольства.

Знали об этом и на футбольном поле, где уже майор Дядь Володя был за тренера у Гришки и его друзей из десятого «Б». Бегая и делая пасы, он умудрялся еще и отдавать команды своим подопечным. Зимой и летом с трибун можно было разглядеть мечущееся красное пятно — это Дядь Володя в одной футболке поддерживал боевой дух и громил противника. Гришка его почему-то стеснялся и обижался на отца за резкость, а со временем и вовсе забросил игру. Но ребята уже были как свои, поэтому тренерскую карьеру Дядь Володя оставлять не думал.

После одного такого мартовского матча, наоравшись, Дядь Володя накинул шинель и спешно отбыл в часть, готовить гарнизон к приезду высшего начальства. Высокочинная делегация должна была проследовать меж двух колонн боевой техники, которая символизировала гордость и мощь Российских сил ПВО. Мощь была еще в активе, а вот гордость слегка облупилась, поэтому срочники вместе с офицерами наскоро сколотили леса, взяли в руки ведра с краской и валики и до глубокой ночи восстанавливали былой лоск.

— Ну е-е-елки зеленые, рядовой Барсуков, ты во что танк красишь?

— Так зеленый же и есть, Дядь Володя, товарищ майор!

— Шагом марш в штаб, полы драить! Понабрали дальтоников... Рядовой Орлов! — Дядь Володя закряхтел и надолго закашлялся. Солдат терпеливо ждал, когда пройдет приступ. — Ты цвета различать умеешь?

— Так точно!

— Неси сюда банку зеленой.

Когда стемнело, уже нельзя было достоверно узнать, все ли правильно сделали к приезду командования, поэтому решили устроить сбор на рассвете. Уже у самого КПП Дядь Володю догнал запыхавшийся капитан Носков.

— Ты куда сейчас? Здравия желаю.

— Домой, что-то я приболел маленько. А что?

— Да есть тут халтура одна. Кой-чего со стройбазы в город отвезти. Выручишь?

— На служебной буханке? — нахмурился Дядь Володя.

— Да, ты ж знаешь, я права не поменял, а то сам бы. Заплатят прилично.

Раньше бы Дядь Володе не позволили согласиться понятия об офицерской чести. Но они тоже претерпели изменения вместе с гарнизоном. Причиной стала обида на военное руководство — и даже не за себя обидно было, за жену. По выслуге лет военным полагалось жилье в городе, но всеобщее шатание повлияло и на эту, формальную часть службы, и под разными предлогами квартиры офицерам старались не давать. Дядь Володя безуспешно судился пару лет, плюнул, да так и не ушел не пенсию. Катя ни слова не сказала, но от этого было еще хуже. Терзала вина — за то, что когда-то заморочил ей голову стихами Гумилева, а теперь не то что Африка, теперь эти елки — их, стало быть, последние декорации.

— Я машину подгоню ко второму КПП, там встретимся, — ответил Дядь Володя.

В два часа ночи Катя услышала, как ключом отпирается дверь. Сонная, жмурясь от света, она выглянула в коридор.

— А, я думала, это Гришка.

— А что, его еще нет?

— Шляется где-то. Бухает, наверно, за гаражами.

— Кать, я б его поискал, но нам на рассвете в часть, а мне что-то... Голова кружится, — Дядь Володя покачнулся и присел на тумбочку в прихожей.

— Да что его искать, ничего ему не будет, ложись, — Катя присела и стала стягивать с мужа сапоги.

Скорую вызвали в полчетвертого, но долго разбирались, откуда прислать машину, так что приехала она уже на рассвете. К подъезду как раз подошел перепуганный Гришка. Мать налила ему чаю, они молча его выпили, Катя отбыла «на службу», а Гришка завалился спать. Поздно вечером после работы Катя добралась до больницы, в которую увезли Дядь Володю, привезла с собой теплые вещи, Гумилева и варенье из еловых шишек, которое он сварил прошлым летом.

— В морге, — услышав фамилию Дядь Володи, сообщила пожилая женщина в регистратуре.

Когда в городке кто-то умирает, есть негласная традиция — собирать на похороны. Звонок в дверь, открываешь и видишь по лицу гостя, что беда. Обычно ходят друзья семьи или их дети, часто раздают конфеты. Затаившиеся домашние, когда закроется дверь, нетерпеливо спрашивают: «Кто?». В этот раз гонцом с недоброй вестью стала Лена Носкова по прозвищу Капитанская дочка. Она хорошо знала Дядь Володю и любила, когда он спрашивал, заходя в гости к ее отцу: «Ленка, где мои семнадцать лет?» Поэтому когда выяснилось, что Гришка напился вусмерть, а тетя Катя занята организацией похорон, она переглянулась с отцом, молча взяла пакет, конфеты и отправилась по квартирам. В тот день она произнесла «запущенная пневмония» больше ста раз, и только уже ночью, лежа в кровати, заплакала.

Похороны прошли со всеми военными почестями. Присутствовали все, кто был свободен от дежурства и нарядов. Елки будто бы ссутулились и опустили лапы под тяжестью налипшего чуть подтаявшего снега. Солдаты, среди которых были и рядовые Барсуков с Орловым, как полагается, выстрелили в воздух. На руках их еще оставалась въевшаяся зеленая краска.

Через месяц Гришке пришла повестка явиться в военкомат. Никто еще толком не успел испугаться, как Кате позвонил капитан Носков. Она долго кивала и благодарила. Повесив трубку, позвала сына из кухни.

— Чего? — Гришка смотрел куда-то мимо.

— Все уладили, здесь, в части служить будешь. Все лучше, голодным не останешься, я ведь под боком.

Гришка промолчал.

— Гриш! — требовательно произнесла Катя. — Давай, соберись уже. Сделают из тебя человека. Станешь офицером, будешь служить, как папа. А там может и квартиру дадут.

Иллюстрация на обложке: Owen Gent