Любить и петь

• Дэвид Алмонд. Песня для Эллы Грей / пер. с англ. Н. Фрумкиной. — СПб.: Аркадия, 2019. — 272 с.

Не так давно Дэвид Алмонд приезжал в Россию. На встрече с читателями в Санкт-Петербурге он рассказывал, что сначала писал для взрослых, но эти произведения не принесли ему известности (в 1985 году вышел первый сборник рассказов писателя «Бессонные ночи»). И только когда он написал «Скеллига» — книгу для подростков, — к писателю пришел успех. На русский переведены его «Глина», «Небоглазка», «Мальчик, который плавал с пираньями» и еще несколько детских книг, полюбившихся российскому читателю (во всяком случае, купить их сейчас практически невозможно). Теперь мы можем прочесть «Песню для Эллы Грей» — роман для молодежи. Тому, кто привык к особому, «алмондовскому» миру может показаться, что написал эту книгу вовсе не Алмонд.

Неясно, отчего такой эффект — может, другой переводчик (отзывы на оригинальный текст были хорошие), а может, непривычен поэтичный стиль повествования. Эта книга о песнях — сама как музыка, симфония событий, в которые погружаются современные старшеклассники.

История рассказывается от лица юной девушки Клэр, потерявшей подругу. Элла Грэй погибает странным образом сразу же после ее импровизированной свадьбы со случайно встретившимся бродягой по имени Орфей. У Клэр было время подумать о случившемся, проанализировать каждую мелочь, поискать причины. Ее монолог — классическая древнегреческая трагедия с масками, дифирамбами, идеей всемогущества рока и хором одноклассников, которые постоянно вмешиваются в действие. Они уже не подростки — это почти взрослые люди, которые проживают свою жизнь по инерции и из чувства долга, но иногда стараются вырваться на свободу.

Мы учились, умывались, одевались, ели и пили, причесывались, чистили обувь, собирали школьные рюкзаки. По будням приходилось топать вдоль берега реки с единственной подругой, чтобы влиться в поток учеников и в очередной раз войти с ними в металлические ворота школы Святой Троицы.

Нужно было являться туда вовремя, со сделанными домашними заданиями, чинно ходить по коридорам. Быть жизнерадостными, открытыми к сотрудничеству и вежливыми. Уважать учителей. Слушать Кракатау, как он огрызается, вещает, теоретизирует, нагоняет тоску, а иногда вспыхивает, ворчит и стенает. Читать Мильтона, Геррика, Донна. Вести конспекты, писать сочинения…

Послушанием и старательностью школьники зарабатывают право на выходных бывать на диком пляже, веселиться, петь, танцевать и любить. Именно там жизнь открывается им с другой стороны: в мире есть не только науки, правильно оформленные мысли, логичные рассуждения. В нем есть чудо, роль которого в повести играют музыка и любовь. На самом деле они неразделимы, но в русском языке нет такого слова, которое выражало бы музыку и любовь одновременно. Возможно, такое слово было в древнегреческом языке?

Об этом наверняка помнит или догадывается главный герой повести — Орфей. Что он на самом деле знает или думает, сложно сказать — он вечно как бы не в себе, в полусне, в блаженном забытьи. Он архетипичный персонаж, изображение с древнегреческой вазы, помещенное на современную фотографию. Картинка-спойлер, которая сразу сообщает нам будущий сюжет, и дальше интерес читателя только в том, чтобы проследить известный путь героя, но не у подножия Олимпа, а в Нортумберленде — на северо-востоке Англии (где, кстати, и живет писатель Дэвид Алмонд).

Самые вдохновенные страницы книги посвящены игре и пению Орфея. У него в руках — старая лира, и он сам не знает, откуда она взялась (по легенде — была подарена Аполлоном, чтобы с ее помощью приручать диких животных, двигать деревья и скалы). Эсхил в трагедии «Агамемнон» так описывает голос Орфея: «Водил за собой все, вызывая радость своим голосом…». А вот как описывает его Алмонд:

Море притихло. Мы притихли тоже. Он пел, он пел, он пел и если бы существовал способ описать музыку словами, я сделала бы это. Если бы было можно как-то сократить расстояние между словами и Орфеем, и звуками моря, птичьими трелями, шелестом ветра в растущей среди дюн траве, рокотом перекатывающейся гальки и шорохом песка, я сделала бы это. Он пел, и мы, слушая, словно бы наполнялись жизнью, и при этом словно бы стояли на грани смерти.

Практически все, что мы знаем об Орфее, сыграно в этой повести на современной сцене. Когда мифический Орфей потерял Эвридику, он разочаровался в любви к женщинам и научил фракийцев однополой любви. В книге Алмонда Орфей после смерти Эллы тоже бродит по свету в компании юношей, затянутых в кожу. Согласно Овидию, Орфей был растерзан фракийскими менадами за то, что не отвечал на их любовь. В книге конец музыканта не менее ужасен. Но и после гибели песня его продолжает звучать.

Его песня повсюду, разлетелась во все стороны так же, как и его плоть. Он поет птичьими клювами. Он блеет с ягненком и воет с волками. Он шелестит ветром в траве и верхушках деревьев. Он поет лепестками маргариток, ягодами боярышника, вкусом груш. Поет этими яркими поздними бабочками, и темными куколками, из которых затем вырастут новые бабочки. Поет гусиными стаями, которые, выстроившись клином, улетают в дальние края, а потом возвращаются назад. Поет солнечными лучами, дождем, всеми водами, что бегут по Нортумберленду, и бесконечным течением Тайна. Он поет нами, нами, нами. Поет в наших телах, в нашей крови, в наших костях и нашем дыхании.

В том-то и сила древних образов — они никогда не умирают, и даже маска Орфея в повести выглядит живее остальных героев. Юноши и девушки у Алмонда достаточно плоские, «никакие»; таковы и иллюстрации в книге — компьютерные «раскраски» журнальных девочек и мальчиков. Они ничего не умеют, только имитируют: якобы учатся, якобы веселятся и якобы любят. В их жизни есть музыка, кроме музыки Орфея, и многие из героев умеют играть и петь, но это всего лишь потуги на творчество. А вот Орфей может легко и просто научить создавать настоящую музыку:

— Давай, — сказал Орфей, — просто позволь ей играть.

Он нагнулся к Анжелине, коснулся ее рук.

— Мягче, — сказал он. — Вот так лучше. Ага. Слышишь?

Да. Так было лучше, лучше чем все, что она играла прежде.

— Вот так, — проговорил Орфей. — Это как дышать. Теперь ты свободна.

Главное, чему учит героев Орфей, — любить. Самозабвенно, нежно, красиво. Любить — излучать свет, мудрость, быть источником силы и не бояться пойти за любовью так далеко, как это только возможно, будь то подземный мир, как в древнегреческом мифе, или канализация в романе Алмонда.

Новая книга Алмонда — гимн творческим личностям — музыкантам, поэтам, философам, бесприютным бродягам, всегда юным и вечно одиноким. Гимн тем, для кого любить и творить — это одно и то же.