Бахилы или смерть

«Посмотри на него»
Эскиз спектакля по одноименной книге Анны Старобинец
Режиссер: Роман Каганович
Автор инсценировки: Мария Огнева
В показе заняты: Анна Кочеткова, Анна Донченко, Александр Лушин, Геннадий Алимпиев, Антон Леонов
Показ состоялся 6 июля 2018 года в рамках лаборатории «Скороход/Генерация»

Книга Анны Старобинец «Посмотри на него», опубликованная в 2017 году издательством Corpus, — стопроцентно документальный, автобиографический текст в жанре «хоррор». Старобинец, известная журналистка и писательница, рассказывает личную историю: для нее — словно по щелчку пальцев — все изменилось в ту секунду, когда врач, проводивший УЗИ, вместо уже привычного «ребенок» впервые произнес «плод». На 16-й неделе беременности ультразвук показал у будущего малыша порок развития почек, несовместимый с жизнью. И выяснилось: в России женщина, поставленная перед выбором, делать или не делать аборт на позднем сроке, — это изгой, о которого никто не хочет мараться. И прямая дорога такой женщине — в наземный филиал ада, где ни человеческого сочувствия, ни врачебного этикета.

Открывая книгу, словно проваливаешься под лед: успев ухватить немного воздуха, камнем уходишь в холодную, темную глубину, — на самое дно, к чудовищам, о существовании которых раньше лишь смутно догадывался. Выныриваешь, когда эти без малого триста страниц уже позади, и только тогда — выдыхаешь.

Интерпретируя текст, режиссер Роман Каганович, идейный вдохновитель Театра Ненормативной пластики, создал иную атмосферу — дурного сна, смешного и страшного, где одна кошмарная фантасмагория наслаивается на другую. В начале июля на площадке «Скороход» в рамках лаборатории «Генерация», цель которой — помочь молодым постановщикам и независимым театральным коллективам воплотить в жизнь наиболее интересные творческие замыслы, — состоялся показ получасового эскиза спектакля по книге Анны Старобинец. Атмосфера эскиза навеяна главой, где героиня, решившись на прерывание беременности в немецкой клинике и ожидая начала схваток, смотрит советский фильм «Д’Артаньян и три мушкетера», единственное, что завалялось в памяти ноутбука, — абсурдная деталь, которая воспринимается автором книги как злая усмешка судьбы («Пора-пора-порадуемся...»).

Поэтому первое, что видит зритель, входящий на площадку — огромное изображение Михаила Боярского в роли задорного гасконца, проецирующееся на стену. Скоро его сменят кадры УЗИ — пульсирующие, налитые красным, не предвещающие ничего хорошего. Сценическое пространство, справа и слева ограниченное поднимающимися вверх рядами зрительских кресел, до отказа заполнено густыми клубами искусственного, не спешащего рассеиваться дыма — так, что с трудом дышится. Натурально — дурной сон. Или — болезненный морок. Посреди площадки — больничная каталка. На ней, прикрытая простыней, расставив ноги и глядя в стену-«экран», лежит женщина (Анна Кочеткова) — в ожидании своей участи.

Правда, до прибытия в немецкую клинику здесь еще далеко. В укороченной версии инсценировки Мария Огнева спрессовала события начальных глав книги: унизительные походы героини на УЗИ к профессорам Демидову и Воеводину (Старобинец сохранила подлинные имена), битву с уборщицей за право попасть в туалет, а еще расширенный и дополненный драматургом теологический спор с мужем — о том, есть ли у эмбриона душа.

Время от времени в тексте книги Анна Старобинец «раздваивается»: вот женщина, с которой что-то происходит, а вот — холодный наблюдатель, фиксирующий события, ощущения, детали. У Кагановича героиня тоже едина в двух лицах — ее, по странному совпадению, играют две Анны: Кочеткова и Донченко. Однако четкого разделения — кто проживает события, а кто их комментирует — между ними не существует. Актрисы обмениваются функциями, а в кульминационный момент обе сценические Анны обрывают неудачную реплику мужа — не глядя друг на друга, они в два голоса, раздельно и жутко, произносят: «Не смей называть моего ребенка — плодом».

Доктора Демидов и Воеводин в исполнении Александра Лушина и Геннадия Алимпиева — психопаты, злые клоуны от медицины. Герой Лушина, демонстрирующий чистый образчик аномалии — публике (эквиваленту пятнадцати практикантов из книги, которых профессор неожиданно для героини пригласил в кабинет вовремя трансвагинального исследования), страшен: с застывшей на лице улыбкой сумасшедшего, поблескивая глазами, он разворачивает каталку к каждой из зрительских трибун поочередно. Режиссер находит метафору того, насколько беззащитна женщина в подобной ситуации: между ног актрисы мы видим планшет, на экране — УЗИ матки.

А вот конкурент Демидова, профессор Воеводин, получился у Геннадия Алимпиева персонажем скорее комическим: поначалу он все время убегает от пациентки сломя голову. Чтобы обосновать его дальнейшую агрессию по отношению Анне, режиссер и актер наделили героя гиперболизированными чертами сексуального маньяка. Однако это упростило образ — в своей книге Старобинец приводит примеры ничем не мотивированной агрессии со стороны медперсонала, и как раз это страшно — не понимать, по какой причине на тебя вдруг, ни с того ни с сего, начинают — просто орать.

То, что героиня, оказавшаяся перед сложным выбором, сталкивается с враждебным миром, режиссер подчеркивает, отдав все прочие роли — мужчинам. В том числе и роль уборщицы, решившей костьми лечь — но не пустить Анну в туалет без бахил. Антон Леонов, в красном вихрастом парике, выходит из клубов дыма, словно Афродита из пены морской. В руках у него ведро с водой, которую артист выплескивает рядом со стоящим по центру площадки унитазом, начиная длинный танец с элементами стрип-пластики. Во время обсуждения, которым завершился показ, обнаружилось, что зрительские мнения по поводу этой сцены разделились: кому-то она показалась забавной, кому-то — жуткой. Лично мне — попросту чрезмерной. Но режиссерская ирония здесь — способ присвоения текста, который, кажется, нельзя сыграть на полном серьезе, не утопив всех присутствующих в слезах. И возможно, то, что сейчас кажется чересчур утрированным, в полноценном спектакле будет смотреться уже органично.

Анна Старобинец признавалась — ее главная цель заключается в том, чтобы проблема, с которой она столкнулась, обсуждалась, не замалчивалась. Спектакль Кагановича — если только он выйдет — может стать еще одной площадкой для диалога. И хорошо бы, чтобы это случилось.

Фотограф: Полина Назарова