Юбилей Дины Рубиной

Сегодня отмечает юбилей прозаик, сценарист, обладатель премии «Большая книга» 2007 года за роман «На солнечной стороне улицы» Дина Рубина. В день рождения также выходит новая книга автора — «Рябиновый клин», первый том трилогии  «Наполеонов обоз». «Прочтение» поздравляет писательницу и вспоминает выходившие у нас материалы, посвященные ее творчеству.

Рубиновый вторник, или 6 высказываний Дины Рубиной

Я должна была бы, наверное, вспомнить русскую классику и какие-нибудь театральные постановки, но я дворовая ташкентская девочка, абсолютно дитя мусорного двора. Все свои познания я черпала из людей, из собрания алкашей во дворе. Я вообще страшно люблю проявления жизни, в любом контексте. Например, мне сейчас петербургская приятельница рассказала историю ее подруги. Подруга — профессор искусствоведения, автор монографии о великих художниках. Она утром гуляет с собачкой, в каких-то страшных трениках, ватнике с пятнами, и решает дойти до магазина. Дошла — там тусуется группа не очень трезвых уже с утра товарищей и страстно ждет открытия. Она подошла и своим пожизненно прокуренным голосом спросила: «Что, не открыли еще?». В ответ: «Поди проспись, парадная!». Это очень петербургская и вообще совершенно прелестная история, как ее не рассказать? Вот это мое образование.

Отрывок из книги «Медная шкатулка»

Смена времен года проходила на тесной земле палисадников. Трава, коротенькая и слабая весной, огромно вырастала ко времени возвращения с дачи в конце августа и всегда производила на Соню ошеломляющее впечатление, как и подружки со двора, которые тоже вырастали, как трава, и менялись за лето до неузнаваемости. Осенью и весной на оголившейся земле пацаны играли в «ножички»: чертили круг, где каждый получал свой надел, и очередной кусок оттяпывался по мере попадания ножичка в чужую долю. Когда стоять уже было не на чем и приходилось балансировать на одной ноге — как придурковатому крестьянину на картинке в учебнике, — человек изгонялся из общества. Хорошая, поучительная игра.

Отрывок из книги «Русская канарейка. Книга первая:  Желтухин»

...Простите? Нет, потом такое началось — и на улице, и вокруг... И к отелю — там ведь и взорвалась машина с этим иранским туристом, а? — понаехало до черта полиции и «Скорой помощи». Нет, мы даже и не заметили, куда девалась наша клиентка. Вероятно, испугалась и убежала... Что? Ах да! Вот Гена подсказывает, и спасибо ему, я ведь совсем забыл, а вам вдруг пригодится. В самом начале знакомства старая дама нам посоветовала канарейку завести, для оживления бизнеса. Как вы сказали? Да я и сам удивился: при чем тут канарейка в ювелирном магазине? Это ведь не караван-сарай какой-нибудь. А она говорит: «На Востоке во многих лавках вешают клетку с канарейкой. И чтоб веселей пела, удаляют ей глаза острием раскаленной проволоки».

Отрывок из книги «Русская канарейка. Книга вторая: Голос»

— Это был не рояль... — Он задумчиво улыбнулся, продолжая изучать карту вин. — Не рояль, а такое, знаешь, раздолбанное фортепиано с бронзовыми канделябрами, мечта антиквара. И тапер — заезженная кляча. Представь на месте этого зала внутренний дворик с галереей, вот эту стеклянную купольную крышу, и на крахмальных скатертях — красно-желтые ромбы от оконных витражей... И канун Первой мировой, и прабабке — четырнадцать, и если б ты видел ее фотографию тех лет, ты бы непременно влюбился. Это был счастливейший день ее жизни, преддверие судьбы — она часто его вспоминала. Затем век миновал, все здесь перестроили, витражи куда-то подевались, стены залепили зеркалами, как в восточной лавке... — Он поднял глаза на собеседника: — Кстати, ты знаешь, для чего в восточных лавках вешают зеркала?

— Ну-ну, — бросил тот с насмешливым любопытством, стараясь не смотреть на левое запястье: в его распоряжении сегодня времени достаточно; вполне достаточно и для болтовни, и для дела. — Давай, просвети меня, умник.

— Чтобы кенарь не чувствовал себя одиноким. Чтобы он пел любовные песни собственному отражению.

Отрывок из книги «Русская канарейка. Книга третья: Блудный сын»

На второй день они хотя бы оделись, отворили ставни, заправили измученную тахту, сожрали подчистую все, что оставалось в холодильнике, даже полузасохшие маслины, и вопреки всему, что диктовали ему чутье, здравый смысл и профессия, Леон позволил Айе (после грандиозного скандала, когда уже заправленная тахта вновь взвывала всеми своими пружинами, принимая и принимая неустанный сиамский груз) выйти с ним в продуктовую лавку.

Они шли, шатаясь от слабости и обморочного счастья, в солнечной дымке ранней весны, в путанице узорных теней от ветвей платанов, и даже этот мягкий свет казался слишком ярким после суток любовного заточения в темной комнате с отключенным телефоном. Если бы сейчас некий беспощадный враг вознамерился растащить их в разные стороны, сил на сопротивление у них было бы не больше, чем у двух гусениц.

Неслабый бульдозер, или 9 высказываний Дины Рубиной

Я циник и пессимист, и не думаю, чтобы книга кого-то могла изменить. Может, минут  двадцать после прочтения человек находится под впечатлением, хочет на какое-то время остаться и пожить с героями. Проходит время, и он снова занят собой. И это правильно. Я не могу создавать мир, не связанный с пространством, в котором живут мои читатели. Я же не Толкиен. Однако литература никогда не равна жизни, это всегда сконструированный мир. Там существует все то, с чем мы сталкиваемся каждый день, но в концентрированном виде.

Отрывок из книги Дины Рубиной «Окна»

А витражи — эти чудесные картины в стрельчатых окнах церквей и соборов, картины-сказки, картины-утешения, будто для человеческого глаза недостаточно божественного света сквозь прозрачное стекло! И — как антипод этому ликованию многоцветья — черные проемы незастекленных окон арабских деревень, годами отпугивающие тех, кто смотрит на них с дороги.

А окна, нарисованные на стенах, — окна-иллюзии, с горшочками герани, с женским профилем, выглядывающим из-за шторы, — имитация интерьера, плоская подделка жизни...

А прожорливо-ненасытные окна поездов дальнего следования, окна-Гаргантюа, глотающие на страшной скорости неохватные пространства...

Отрывок из романа Дины Рубиной «Синдром Петрушки»

И разом дверь отпахнулась, и под гортанный приветственный рокот заглянувшей и тут же восвояси потопавшей по коридору медсестры в контражуре окна вспыхнул горячей медью куст воздушных волос: неопалимая купина моя... С рюкзаком на плече, в джинсах и тонком бежевом свитерке — в том, в чем он привез ее сюда в августе, — она стояла к нему спиной: ювелирная работа небесного механика, вся, от затылка до кроссовок, свершенная единым движением гениальной руки. 

Как всегда после долгой разлуки, он был потрясен удивительно малым — метр сорок восемь — ростом: как ты хрупка, моя любовь... И тут как тут — услужливым детским кошмаром, из-под шершавой ладони Глупой Баси, которая пыталась закрыть ему глаза, заслонить мальчика от картины смерти, — взметнулась в памяти синяя простыня над телом, ничком лежащим на «брукивке» мостовой. И две живые, длинные пурпурные пряди, словно отбившись от медного стада волос, весело струились в весеннем ручейке вдоль тро­туара...

О романе Дины Рубиной «Синдром Петрушки»

Несчастливый в реальной жизни, замкнутый и безнадежно влюбленный в страдающую редким заболеванием Лизу, гениальный кукольник Петр в то же время оказался самым счастливым повелителем самой прекрасной на свете империи — империи кукол. Настоящую жизнь, любовь и счастье он обрел в своем бродячем картонном раю с акварельными облаками. Благодаря искусной руке мастера жизнь в его куклах бьет ключом. Их наполняет душа. Этот причудливый танец, высекающий искры чистого творчества, завораживает своей красотой. Искушение сказкой становится так велико, что потасканная реальность начинает сдавать свои позиции и уже невозможно определить, кто кем управляет, кто оригинал, а кто — всего лишь копия, кто живет, а кто — симулирует жизнь.

Фото на обложке материала взято с сайта РИА Новости. Автор: Антон Денисов.