Акварельный ангел смерти

• Татьяна Богатырёва. Говори. — М.: Альпина нон-фикшн, 2024. — 176 с.

Женю всегда увлекала тема смерти: в детстве он разбирал трансформеров брата на кусочки, чтобы изучить их составляющие, и с интересом смотрел, как дед забивает куриц, а еще кидался камнями в кошек. Его младший брат Игорь — человек безликий, молчаливый и отчасти аморфный, — боялся Женю, но в то же время боготворил его, как, пожалуй, восхищаются эстеты изображениями ангелов смерти на картинах, — но не перестают их бояться. А Татьяна увидела в Жене то ли божество, то ли отдушину — и оба они, Таня да Игорь, стали зависимы от него так же, как тень зависима от человека. Но сам Женя куда больше обращал внимания на мертвецов. Но со временем многое поменялось: Женя вырос и стал надзирателем в месте, где нарушившим букву закона грозит эвтаназия — награждают милосердной смертью. Женю уважает и даже побаивается начальство, им восхищаются коллеги. Но сможет ли он так долго оставаться влюбленным в работу — влюбленным в смерть? И что случится, когда Жене придется разобраться в истории одного, возможно, несовершенного преступления: ведь все факты говорят о невиновности осужденной, но система требует обратного. 

Вечером мы с этой женщиной, две верные жены в гареме сумасшедшего султана, начинаем ждать Женю с работы так, как в детстве дети ждут со службы отца. Мы уже давно не соревнуемся, теперь, когда в Жениной жизни для нас появился еще один конкурент, мы почти что сплотились перед лицом опасности — в отличие от его заключенных, мы не можем постоянно для него умирать. Хотя, конечно же, мы это для него делаем.

Роман Татьяны Богатырёвой, с одной стороны, содержит все необходимые элементы антиутопии: и «благое государство», которое на деле оказывается тоталитарной машиной, и «милосердное», но на самом деле жестокое решение всех проблем (эвтаназия). Есть здесь и герой, всецело посвятивший себя государственной системе, «политике смерти», и вскоре осознавший, что этот путь был неверным, ведь больше обожаемой им с детства смерти ему хочется любви. С другой же стороны, все это отходит на второй план, ведь «Говори» — та редкая книга, где сперва стоит аккуратно залезть в конец и изучить — но не финал, а приложение. Там автор собрала ссылки на свои научные труды, посвященные жанру антиутопии. Внимательный читатель сразу поймет, что перед ним — игра с канонами, где внутрь художественного текста вплетены фрагменты научных работ (по сюжету это якобы кусочки диссертации Жени), которые отчасти предсказывают дальнейшие эпизоды. Вот блок, где написано о важности «замкнутого пространства» в любой антиутопии — а вот фрагмент о том, как на одного из приговоренных к смерти давит замкнутость его камеры; вот блок о необходимой «карнавальности» событий — и вот в тексте все переворачивается с ног на голову. 

Действие в антиутопии театрализовано, и хотя в его основе псевдокарнавал, в ней используются также и классические карнавальные элементы, где происходящее с героями — всего лишь модель ситуации, автор даже может напрямую свести все к розыгрышу, указав, что описываемые события являются лишь одним из вариантов развития. Аттракцион в антиутопии является стимулом раскрытия характеров на пределах их духовных возможностей.

К тому же не просто так в одной из таких научных «выдержек» сказано, что любое движение сюжета в антиутопии условно: в романе Татьяны Богатырёвой его тоже нет. Точнее, оно не столь важно — читатель не движется по прямой, да и в принципе не движется вовсе; он сидит на полу и собирает мозаику из зеркал, отражений, образов, за счет чего и достигается эффект движения. «Говори» — интеллектуальная головоломка, умелая игра с читателем, созданная не только из деталей жанрового канона, но в том числе и из так называемого интертекста: парафраз Макса Фрая, Платона, Сартра; отсылок к Стругацким и Голдингу. К тому же, роман Татьяны Богатырёвой полон интересных языковых решений, которые задают совершенно особенную ритмику и образность текста, отдаленно напоминающую Андрея Белого и Владимира Набокова. 

А потом, когда он сказал, что пора переходить на новый уровень боли, я стояла и плакала, совершенно молча. Сухой редкий снег, колючий, едкий, осколки мифической ядерной зимы. Небо першит, помехи, линия связи нарушена, никакой связи с Богом. Если стоять так долго, мы можем поседеть на глазах — понарошку, снег осядет на волосы, мы постареем за один день.

Однако ни стройного сюжета, ни, кстати, и глубокого психологизма в романе нет не потому, что Татьяна Богатырёва заигралась в ангелов смерти, которые привиделись Тане в детстве и которые, может статься, свитой сопровождают Женю. Просто «Говори» — своего рода мир идей, где даже место действия вроде предельно ясно — Россия, Петербург, — а вроде бы размывается, как акварель, кажется незначительным, ведь оно не должно отвлекать. Не должны отвлекать и герои, а потому они, столь же акварельные, растворяются в этом тексте. Следом за ними тает уже читатель, и вот все происходящее уже превращается в мир иллюзий из «Приглашения на казнь»: и там, и здесь персонажи к финалу превращаются то ли в ошметки закончившегося горячечного бреда, то ли в какие-то метафизические образы. В «Говори» не место характерам и мотивациям: Женя, Таня и Игорь — символы, метафоры, которые, выполнив свое предназночение, погибают, уступая место главным героям «Говори»: Эросу и Танатосу, шагающим рука об руку. Ладно сцепленным в мертвой хватке.