смерть автора смерти автора

• Что нам делать с Роланом Бартом? — М.: Новое литературное обозрение, 2018. — 160 с.

Название сборника можно прочитать двояко — с одной стороны, это «каким образом анализировать наследие одного из самых влиятельных интеллектуалов XX века?», с другой — «чем бы нам сегодня заняться в приятной компании Ролана Барта?». Статьи, составившие книгу, синтезируют оба вопроса — в них как осмысляется творчество философа, так и через призму его способа мыслить рассматривается сегодняшняя культура.

Наверное, в разговоре о сугубо философских текстах, не должно возникать различия между этими двумя способами рефлексии по их поводу, так как процесс мышления или замкнут сам на себя, или формирует универсальные принципы, способные обнаружить себя в любой среде. Но это не совсем применимо к Барту, который был очень зависим от данной конкретной реальности, политической обстановки, информационной среды (новостной и рекламной). Поэтому некоторые его тексты требуют уточнения, нового взгляда — ведь «страсть к настоящему», питавшая философа, сыграла с ним злую шутку — со времени смерти автора «Смерти автора» его «Мифологии» стали мифологией, то есть системным описанием мира, ушедшего в туман истории.

Анализируя Барта, необходимо отделить «публицистическую» часть его текстов и вычленить механизмы мышления, способные порождать смыслы по сей день. Эта задача осложняется тем, что самые яркие из его концептов стали сверхпопулярны в интеллектуальном дискурсе: помимо уже упомянутых это, например, «удовольствие от текста» или понятийные пары «писатель — пишущий» и «punctum — studium». Из-за постоянного употребления их яркость и радикальность поистерлась — поэтому важны попытки нового взгляда на Барта. Сергей Зенкин, например, предлагает подробнее рассмотреть понятие «ответственность», регулярно возникающее в работах философа. Остроумно перенося страсть Барта к уподоблению любых систем грамматике, исследователь наделяет нравственным смыслом его стремление к остраненной точке зрения на современные ему культурные и политические процессы:

Чтобы отвечать за равномощный миру язык — отвечать безмолвно, ибо как может высказываться то, что вбирает в себя весь язык? — необходимо делаться отдельным словом, высказыванием, серьезно отвечающим на чужие слова и высказывания и в пределе превращающимся в значащий поступок.

С точки зрения прагматической философии языка рассматривает и даже критикует бартовские «Мифологии» Павел Арсеньев, оригинально и иронично анализирует телесность употребления мыслителем кавычек (!) Вальтер Геертс, остроумно рассказывает об отношении героя сборника к музыкальному искусству Андрей Логутов... Исследователи вчитывают в Барта самые разные теории и идеи, показывая, насколько объемно его творчество, сколь разнообразную рефлексию оно способно породить и в сколь неожиданные контексты готово уместиться — Карин Петерс даже ставит в один ряд Барта и Гюго.

Такая работа с его текстами развивает диалог, реконструируя упомянутую «страсть к настоящему» уже в нашем времени, и этому посвящена, пожалуй, лучшая статья книги — эссе Филиппа Роже о том, как сохранить жизнь бартовским текстам, не сводя его способ мыслить к нескольким формулам и грубоватому исследовательскому «инструментарию». Эссеист подробно рассматривает разные сферы, в которых продолжают развиваться в отрыве от конкретных текстов бартовские идеи, и показывает, как они помогают в понимании актуальной проблематики. По сути, вся остальная книга лишь демонстрирует разные аспекты этой идеи — и недаром процитированная статья Зенкина выглядит как частное употребление размышлений Роже:

Немало дискурсов сегодня, от литературы до социальных наук, от медицины до политики, используют слово «этика», и можно с полным основанием поговорить об «этическом повороте», как некогда говорили о «лингвистическом повороте», или, совсем недавно, о «визуальном повороте». «Этика» — слово, если не сам предмет, — снова приходит к нам теперь через английский язык (ethic). Во французском это слово стало гораздо более благоприличным, чем слово «мораль» с его длинным шлейфом морализаторских или даже религиозных ассоциаций. Остается выяснить, действительно ли это новое облачение как-то обновляет проблематику: в этом можно усомниться, учитывая, что в американских литературоведческих исследованиях этот «этический поворот» используется для осуждения эпохи аксиологического равнодушия, каковой якобы была эпоха Барта. Упор на этику сегодня служит для разграничения двух периодов. Раньше: все-кругом-политика, нейтральность Науки, включая гуманитарные дисциплины, аксиологическое безразличие постструктурализма. Теперь: новое наполнение этикой практически всех сфер мысли и действия. После плохих парней-структуралистов — непременно хорошие «этицисты».

Цитата вскрывает и важнейший подспудный сюжет книги — даже в XXI веке в текстах Барта можно отразить всю актуальную гуманитарную повестку. Учитывая, что половина статей написана иностранцами, можно считать, что этот мгновенный срез несет в себе международную значимость и напоминает, что если даже автор и умер, то по его творчеству еще рано проводить панихиду.