Разобрать по кирпичику

• Дмитрий Хаустов. Буковски. Меньше, чем ничто. — М.: РИПОЛ классик, 2018. — 310 с.

Что мы знаем о популярном писателе Чарльзе Буковски? Да почти все! Те, кто читал его тексты (многие поклонники, правда, ограничились интернет-цитатниками), вроде бы в курсе мельчайших перипетий его жизни и творчества. Тем более, некоторые из них переходят из колонок в рассказы, из рассказов в романы. А уж если ты посмотрел какой-нибудь из документальных фильмов об авторе, можешь смело считать, что он — твой сосед. Но этот заскорузлый канон — лишь видимость. Именно это решил доказать Дмитрий Хаустов, автор книги «Буковски. Меньше, чем ничто».

Проекция Буковски на поп-культуру уже давно заняла в массовом сознании прочное место — «где-то между Че Геварой и Свинкой Пеппой, то есть на модных футболках пестрой расцветки», замечает Хаустов. Сами посчитайте количество пабликов во ВКонтакте, варьирующих в заголовке имя писателя, и количество людей, на них подписанных. К слову, показательно нелепо, что среди них самую популярную страницу с цитатами более чем вдвое обходит по количеству участников сообщество с фотографиями девушек в нижнем белье и историями об их похождениях. Вот к чему нынче присовокупляют имя старины Бука. И это еще не считая различных баров, названных в честь писателя, в которых подают дорогущие стейки или пляшут под современную музыку.

Коль скоро Буковски давно уже всем известен, прочесть о нем может быть интересно многим. Особенно тем, кто уж очень уверовал в миф о Буковски-Чинаски, в тот ореол, который писатель создал вокруг себя и своей жизни. Потому что Хаустов этот миф разбирает по кирпичикам.

Распознать акты, процессы за готовыми формами — это и значит заново остранить и маргинализировать вышедшего в тираж маргинала, увидеть в культурном шаблоне живую историю, самоценную и свободную от того, чтобы быть наглухо апроприированной масскультом. Чтобы увидеть Буковски как будто бы заново, как в первый раз, нужно заметить активный процесс жизнетворчества за иллюзией готового литературного субъекта, заметить процесс созидания мифа, стоящий за обманчиво стройным нерукотворным памятником. Нужно за ставшим найти становление, за мертвыми формами — жизнь.

Очевидная удача книги — личный характер повествования, в чем автор признается уже в предисловии («помню, как и когда я читал его русские переводы с трепетным воодушевлением и многое в своей неоперенной жизни поверял прочитанным»). Прекрасен фрагмент из главы «Подшофе», стилизованный под «пьяное» письмо, хотя и не очень похожее именно на стиль Буковски. Задумку отчасти подвело исполнение, но некоторым читателям должно понравиться.

А теперь о грустном. Несмотря на указание в списке использованной литературы нескольких биографических (или почти биографических) книг, Хаустов в первой части своей работы в основном просто пересказывает эпизоды художественных текстов Буковски. Читатель, который ожидал «баттла по фактам» и развенчания мифа с использованием множества эпизодов реальной биографии, рискует оказаться разочарованным. Ко всему прочему, Хаустов оказался и не очень искусным писателем. Но это не так страшно, он и не обязан был им оказаться. Гораздо печальнее, что автор книги оказался невнимательным читателем. А ведь им-то быть он вроде как собирался.

Допустим, можно было не увидеть в «Голливуде» удивительной обнаженной искренности, которой Буковски раньше себе не позволял (скажу страшное — даже в пронзительном «Хлебе с ветчиной»). Роман действительно выглядит слабым и вялым, и чтобы взглянуть глубже, надо слишком сильно хотеть этого. Но счесть «Макулатуру» (она же «Чтиво», в оригинале — Pulp) всего лишь «последней шуткой состарившегося юмориста» — слишком поверхностно. Впрочем, сам Хаустов оговаривается, что, возможно, чего-то в тексте не понял.

Зато в «Меньше, чем ничто» есть напор исследователя — и это, пожалуй, главное достоинство книги. Связать Буковски не только с напрашивающимися Генри Миллером и Венедиктом Ерофеевым, но и с древнегреческими киниками и Фридрихом Ницше, Франческо Петраркой, композитором Джоном Кейджем; соотнести его творчество с бретоновским сюрреализмом и концепциями Деррида и Фуко — для этого надо иметь дерзость мысли. В итоге Хаустов приходит к поразительным, казалось бы, результатам — Буковски оказывается интеллектуальнейшим профессионалом и блестящим литературным стратегом.

Буковски прекрасно отыграл свой авторский миф минимального литературного Я, упрощенной поэтики на грани исчезновения, нулевой авторской субъективности. Он превратил свою слабость в великую силу и выиграл войну своей жизни — именно тем, что в ходе ее проиграл все отдельные битвы подряд.

Интриги мы не раскрыли, так как главная соль текста — в выводе, сделанном из этой победной формулы. Кажется, таких «авторских» исследований — не формализованных научных текстов, которые невозможно читать, но и не дешевой беллетристики — в недавнем прошлом очень не хватало. Радостно, что они появляются — и добиваются интересных результатов. Хотя вряд ли это скажется на количестве подписчиков эротопаблика и продажах футболок с фотографиями Буковски. Эта битва давно проиграна.