Полюбуйтесь на морской лук

• Меир Шалев. Мой дикий сад / Пер. с иврита Р. Нудельмана и А. Фурман. — М.: Текст, 2018. — 254 с.

Писатель Меир Шалев — ровесник своей родины, государства Израиль. Он родился во время Войны за независимость и вырос в образцовом мошаве Нахалаль, основанном первопоселенцами-сионистами и спроектированном известным архитектором Рихардом Кауфманом. Жители Нахалаля осушали малярийные болота неподалеку, занимались сельским хозяйством, со временем начали разводить цитрусовые. Бабушка писателя, эмигрантка из Восточной Европы, была среди основателей мошава. Ее дочь, детская поэтесса Батья Бен-Барак вышла замуж за жителя Иерусалима, интеллектуала и поэта Ицхака Шалева. Литературный дар, надо полагать, перешел к сыну от них обоих.

Шалев воевал в Шестидневной войне и Войне на истощение, изучал психологию, водил машину скорой помощи, работал на телевидении и радио. Свой первый роман он издал, когда ему исполнилось сорок лет. Его книги пользуются успехом и в Израиле, и за его пределами, на русский язык их тоже активно переводят, в том числе произведения для детей.

В своей новой книге Меир Шалев пишет о саде, который, конечно, не может быть просто садом. Писатель возделывает землю Израиля — Землю Обетованную. В одной из первых глав книги он пересказывает историю Эльзеара Буффье, главного героя повести Жана Жене «Человек, который сажал деревья».

Как-то раз этому Эльзеару приснился длинный и необычный сон, и после этого он посвятил себя его исполнению. Каждый день он брал в свою пастушью сумку семена деревьев — в основном желуди дуба, — и, когда шел со своим стадом, зарывал их в землю то в одном, то в другом месте. Так он делал многие годы, пока в конце концов большая часть долины не покрылась деревьями, выросшими из этих семян. Их корни связали землю, поэтому дожди не унесли ее, и в результате долина стала расцветать. Там поднялись растения, появились птицы, вернулись люди и звери, каким-то чудесным образом возродились и снова стали бить источники, и ручьи побежали по высохшим руслам. И все это было делом рук одного человека, простого пастуха, который был озарен высокой мечтой и одарен способностью к действию. Но нельзя забывать, что это также плод воображения и труда писателя, и к этому я добавлю, что этот писатель написал свою книгу так замечательно, что многие люди годами верили, будто это подлинная история.

Укрепить почву, привести ее к процветанию — принципиальный в данном случае для Шалева момент. Жестокая война идет за землю Израиля, и возделывание ее — это не просто стремление улучшить свой уголок, но работа на благо родины. Израиль начинался с репатриантов-земледельцев, и в их мошавах и киббуцах все имело государственный смысл, подчинялось сионистской мечте. Однако Шалев далеко не политический активист, и энтузиазм своих предков он предлагает уравновесить наблюдательностью, вниманием к окружающему миру. Возможно, если бы мы занимались любованием морским луком, то и войн было бы меньше. Ведь в саду живут и другие существа — насекомые, кроты, змеи, птицы. Шалев признает их суверенитет, пока они не начинают есть луковицы его гладиолусов или жалить его. Он старается не пугать птиц, чьи песни слушает. Он может определять время по тому, куда падает тень фисташкового дерева, и различает семена растений. Ключ к гармонии лежит в наблюдении и смирении: старший поэт все равно оказывается более внимательным.

Я всегда знал, что мой отец куда лучше меня знает Библию, иврит, литературу и историю, и утешался тем, что я зато лучше знаю природу. И вот теперь я обнаружил, что и в этом у него был более острый глаз, чем у меня: он заметил жучков внутри цветков мака, хотя никогда не проявлял особого интереса ни к тем, ни к другим, и заметил их сам, без профессиональной помощи ученого-ботаника.

Шалев очень часто цитирует своих друзей и знакомых, обращается к текстам Библии, стихам, сравнивает, проводит параллели. «Мой дикий сад» рассказывает не только о саде, не только об Израиле, но о миропорядке в целом, где все соединяется со всем. В этой огромной системе каждая деталь непредсказуема, но подвижные связи делают общую структуру стабильным целым.

Вот и все. Посадка закончилась. И теперь у меня в саду есть новый лимон. Я все еще с грустью смотрю иногда на то пустое место, где рос покойный старик, но уже задумал со временем поставить там беседку, которая заполнит эту зияющую пустоту. Зато молодой лимон принялся хорошо и уже привык к соседям и к саду. Вскоре он вырастет и даст плоды, и придет день, когда моя внучка скажет своей внучке, что пришло время посадить вместо него новый лимон, потому что этот уже вступил в свой седьмой десяток.