Девять женщин

• Авторицы и поэтки. Женская критика: 1830–1870 — М.: Common place, 2018. — 282 с.

Филолог Мария Нестеренко исследует женскую литературу России XIX века, пишет для интернет-издания «Горький» и ведет telegram-канал «Роза Цеткин», посвященный литературе, кино и женскому вопросу. В независимом издательстве сommon place она издает книги забытых русских писательниц. Недавно там же вышел составленный ею сборник литературной критики, написанной женщинами с 1830 по 1870 годы.

Восемь разных женщин, десять текстов. Каждая статья снабжена краткой биографической справкой. Разумеется, мы никогда не слышали этих имен. Сейчас они известны только исследователям, и Нестеренко пытается их вернуть, включить в наше представление о литературном ландшафте того времени.

Название сборника способно привести блюстителя чистоты русского языка в негодование: какие такие авторицы с поэтками? Оказывается, что эти радикальные неологизмы уже сто пятьдесят лет как существуют, и придумала их Александра Зражевская — женщина, чьи тексты открывают сборник. Удивительно, но борьба женщин за место в литературе началась не вчера. Об этой борьбе и говорит Зражевская в двух статьях-письмах, адресованных знакомой. Ее «Зверинец» написан остроумно, при этом беззлобно, хотя его обитатели — существа вовсе не дружелюбные.

Постой, я опишу тебе несколько экзем¬пляров из этого зверинца. Удивительные звери — говорить умеют! Один из них — о, какой страшный! Шерсть пестрая, как цве-тистый слог, и острая, как насмешка, советует не писать, уве¬ряя меня, что женщина, которая берется за это дело, подверга¬ется дурному мнению и критике ото всех. «Что может сочинить девушка? О каких страстях заговорит она? Всякий укажет на нее, прибавляя: видно испытала это, мало, если подумала». Так говорит тот страшный зверь.

Описание литературного зоопарка, современного Зражевской, это очень меткая критика не только заведенного мужчинами порядка, при котором они отваживают женщин от писательства, но и литературной продукции тех мужчин. Зражевская пишет о том, что романы вредны девицам, но не потому, что девицы глупы, а потому, что романы плохи. Пользы от них нет никому, а женский ум они только закрепощают, поэтому читать надо философские трактаты.

Если б только вы могли понять, господа зверьки, как все вы, все без исключения, непростительно поступаете с нами, подругами и спутницами вашей юдольной жизни, вы бы ужаснулись! Вы бы не требовали от женщин-писательниц вашего вещественного мастерства! И вы, такие ученые, такие всезнающие, такие умные — так легкомысленно предлагаете вопрос:
— Что может сочинить девушка? О каких страстях заговорит она? Почему бы вам лучше не спросить:
— Что нынче девушке читать?

Девушки читали все, и им было, что сказать. Писательством могли заниматься обеспеченные и образованные дворянки, все они обладали широким кругозором, владели несколькими языками, что давало им возможность знакомиться с новейшими достижениями человеческой мысли. Например, Мария Цебрикова в одном абзаце своей статьи «Псевдоновая героиня» упоминает Оуэна, Беккариа, Сен-Симона, Бекля, Милля, Прудона, Гарибальди, Лассаля и Мадзини. Тот же абзац заканчивается статистикой смертности «детей народа». Также интересна ее статья под названием «Наши бабушки», посвященная анализу женских персонажей романа Льва Толстого «Война и мир». Взгляд Цебриковой личный, но не пристрастный; благодаря ее разбору меняют свою окраску и мужские персонажи, и вообще весь строй произведения. То, что для нас — школьная программа, для Марии Цебриковой и ее современниц было актуальной литературой, мостом между поколениями, который она перебрасывала и в будущее.

Мы рано из их собственной жизни поняли всю бедность этого наследства, все развращающее влияние вечной зависимости на женщину и сознали наши права на то, чтобы жизнь наша была в наших руках, а не зависела от благосклонного взгляда мужчины или прихоти самодура, наши права на свое место в обществе, которое не он дает нам, а сами мы возьмем своими силами, на свою собственную жизнь, жизнь трудовой и свободной деятельности, настоящую жизнь.

Несколько статей посвящены разборам романов, принадлежащих женскому перу, и это вовсе не дифирамбы подруге по увлечениям. «Провинциальные письма о нашей литературе» Надежды Хвощинской, публиковавшиеся в журнале «Отечественные записки», только притворяются любительскими. В одной из статей цикла Хвощинская критикует авторицу романа «Kирилла Петров и Настасья Дмитрова» Kохановскую за то, что свой талант писательницы она употребила во зло, как мы бы сказали сегодня — укрепила патриархат.

Мы признаем опасной эту проповедь при том блестящем даровании, которое на нее потрачено; мы не можем не сожалеть искренно, когда дарование, владеющее силой убеждения, употребляет ее ложно; когда, чувствуя, что общее направление умов, представит ему сильный отпор, это дарование подслащивает ложь и проводит ее через нервы... Чем великолепнее исполнение, тем более мы сожалеем. В наше время так же нужны деятели, как таланты. В наше время грустно даже, когда талант остается просто художником, не принимающим участия в общественной работе; но когда этот талант берется за работу и тянет ее назад, этой печали нет довольно сильного определения...

Конечно, говорить о каком-то женском «движении» в русской литературе середины XIX века невозможно. В одном из интервью Нестеренко подчеркивает, что женщины-писатели хоть и читали друг друга, но сообщества не организовали. Также мы не увидим в сборнике ничего похожего на радикализм, с современной точки зрения. И здесь проявляется наше собственное предвзятое мнение. Почему тут вообще должен быть радикализм? Женщина с карандашом и бумагой — не ведьма вовсе, не существо с другой планеты. Письмо, в сущности, есть продолжение мышления, точнее — еще одна из его форм. Запрещать женщинам писать все равно, что запрещать думать, а удивляться, что женщины о чем-то размышляли — оскорбительно.

Хочется верить, что эта книга приблизит день, когда мы перестанем наконец умиляться и восхищаться тем, что «женщина — тоже человек», когда мы будем воспринимать женское как нормальное, когда мы завоюем наконец право быть, кем хотим, и ни перед кем не оправдываться за свой выбор, каким бы он ни был.