Cофья Дубровская. Сад мы чудесный

Софья Дубровская родилась в Ставрополе, в 2017 году поступила в Литературный институт и переехала в Москву. Публиковала поэзию и критику на порталах «Флаги», «Новая карта русской литературы», «Солонеба», в журналах «Кварта» и «Гвидеоне».

 

САД МЫ ЧУДЕСНЫЙ

***

посв. Василию Савельеву 

я и мой друг дорогой

 

к левой петле его ирис приколот

 

к правой ирбиса хвост 

 

я и мой друг дорогой 

 

сад мы чудесный проходим в зеленых провалах

 

речка течет

 

голуби греют голубок боками

 

псы в круглых пятнах — телята —

лапы сложили на лапы друг друга

 

глаза закрыты у них

 

друг дорогой говорит

 

«сегодня в пять

от меня уходит любимая —

я не могу опоздать»

 

себя от петель отрывает

 

и улетает

 

голуби крыльями прячут бока

 

речка с досадою пересели с камня на камень

 

спрятали псы носы друг у друга в лапах

глаза закрыты у них

телячьи ресницы

 

 

ФИГУРА ДЕВОЧКИ БОЛЬНОЙ

 

кукушки обращаются в лубок,
где застывают в клюквенный клубок
и замыкаются потëртым рядом:
разобран — птиц, а пересобран — ягод.
лесная часть очерчена мелком,
пиалой снов с проточным молоком,
добытым из пятнистого корыта,
заключена в квадратик и накрыта.

 

ты одинока, кумушка, — леса
отхлещет приставучая коса;
тебя заставят быть простоволосой
и щелкнут больно кончик носа-плëса;
и ты себя очертишь, неприкай,
поставишь сад, поставишь — привыкай,
накроешь перетертой тряпкой кружкой
себя — вертеть подкупольной макушкой.

 

и колышки невымытых волос
запахнут детством, болью орхидеи —
твоя теплица пахнет как вопрос:
когда ей можно стать оранжереей?

 

 

14 МАЯ

 

и маленький питомец-мышка
когда он умирает у тебя в руках
становится совсем как одеяльце
подтаявшее от твоих ладоней
а черные и нежные глаза
прикрытые от солнечного света
который ты пока не можешь видеть
становятся рисунком прежних глаз
«и я тебя могу любить сильней
чем было до того когда ты умер
ведь ты доверил тельце-одеяльце
свое моим рукам и улетел
смотреть туда где солнце волны прячет
лучей в твоих мигающих глазах

 

 

***

а в своем представлении я

толкаю тебя;

наносное и все:

душегуб и гимнаст он идет по отвесной скале

и чудесной стене.

мы становимся старше но кто нам посмеет сказать

что нервический теннисный мяч

разбиваясь о щеки меня не ударит по лбу

эта лодочка плачет и плачет и плачет и плачет

воспевать бы тебя до зимы а потом побежать

потолок-паучок-серебро-каучук-лепесток

что такое зима?

это зависть и морок и смерть

кокон шерсти звериной подавит и я подавлюсь

разбери меня так чтобы можно на солнце блестеть

чтобы выцвести и завязать себя вышивкой в хвост

мне хотелось бы есть за столом недоваренный хлеб

и поймать для тебя невесомый покладистый мяч

потолок-паучок-серебро-каучук-лепесток

ограничь меня золотом комнат и тихо заплачь

 

 

***

вот что такое сидело в твоем внутри:
поле вязких подсолнухов, разговорные паузы-выемки;
слово-семечки, изжаренные под солнцем,
выделяли масло, пачкающее лепестки:
если мне двадцать — значит, мне уже тридцать
раз было страшно. что с этим можно сделать?
выписки чисел: сколько мы уже вместе?

наблюдая за тем, как ты ни за что не заплачешь,
но рассуждаешь — я за твоими глазами
вижу вязкое поле. взгляд разрезает
зреньем стеснительный глаз и, смущаясь, заходит
за полушарие, силясь найти хоть одну
твëрдую почву для отсутствия страха.
поле выходит из зрения
и от этого зрения поле
ширится и распускается на тысячи лепестков;
страх прерывается на полуденный сон

 

***

Меня бы саму, как ребенка, качать,

В лукошко сложить бы с чужими сверчками,

У речки щенята пищат.

Сверчки головой покачали.

У градостроений застыли смешно

Избушки в покошенной осени.

Ложится на свод лепет снов лепестком,

И марево в кружеве носится.

Да, будет гроза: расстелились телята

По скользкой стеклянной поляне.

Пинают ногой деревянной ребята

От солнца остатки и пятна.

Трещит деревянная пятка.

Плывет мимо город, стекаются горы,

Сверчки допевают, ребенок уснул,

Река допивает грозу;

Сверчки остаются в лесу.

И кружево в мареве носится.

Колосья на марево косятся.

 

 

***

заметь: был воздух оловом изрезан

неистовых, невиданных небес,

а над большим небесным лесом

мерцал небелый лес.

 

и черный крот пустил по ветру нос

и плыл бочком по тающей земле.

он лапу куцую единственную нес

от утренней зари к ночной заре;

 

там люди обращаются в метель,

и белый сад их прячет в рукаве.

и вспоротый ветвями крот, как тень

лежит в траве

 

 

ССОРА

 

Под языком раскинулась межа
и назвала саму себя уздечкой,
а кончик языка переезжал,
ворочал камни берегов у речки,
и ветром в поле заносился вдох,
а выходил прилежным цепким свистом,
и великан к камням приладил бок,
но все никак не мог угомониться;
хотел уснуть: удары от земли
подня́лись, за собою поднимая
теченья, великана, корабли;
напротив кораблей стоит немая
и судна слов срубает на корню,
и корень языка; и у ворот
одно невызвученное: «баю»,
не ставши звуком, быть перестает.

 

 

Обложка: Арина Ерешко