Клементина Ширшова. Розовый сад умрет

Клементина Ширшова родилась в 1993 году в Москве. Окончила Литературный институт им. А. М. Горького, Московский институт телевидения и радиовещания «Останкино». Поэт, критик, редактор литературного портала Textura. Публиковалась со стихами в журналах «Новый мир», «Новая Юность», «Альтернация», «Белый ворон», Homo Legens, на портале «Сетевая Словесность», с рецензиями — в журналах «Новый мир», «Знамя» и др.

Тексты публикуются в авторской редакции.

 

Розовый сад умрет

***

череда светофоров, осень и маета.
трижды дернув дверь, едва не порвав замок,
ты выходишь в город, книжку локтем прижав,
из которой слетают листья черновиков.
в них вселенная не расписана от и до,
было весело балагурить, решать сложней.
а в итоге — пусто
пусто и хорошо.
хорошо, поскольку нет ничего ясней.

пустоту простую как передать сполна?
и зачем вообще это делать, когда ты чист.
ты почти пришел, да будет благословен
переход звена, сменяющий прежний тлен
на такой же красный, желтый, зеленый лист.

 

В ожидании трамвая

может быть что угодно
а что будет — кто знает?
яростный зной
непонятное, тягостное стремление
вглядываться в ожидании трамвая
единодушно порядком осоловелых
для того ли перебрались от большой дороги подальше
для того ли стремились избавиться от страданий
каждого дня повторяющейся жизни
появляется, нарастает — залезть заставит
ждем, ожидаем
что-то должно случиться
пока утро пробивается за витрину
девочка ест мороженое
пьяница матерится
под руку бабку ведет ее внук детина
все ждут трамвая
сядут в него, поедут
и никто, конечно, не замечает
рядом с ними с ума верно сходит некто
начинает раскачиваться, как маятник
про себя повторяя — «ладно, вот-вот доеду
приму душ, поем, потом скачаю шедевр
антониони, на жесткий диск, посмотрю его,
сразу въеду, приму ванну с пеной, посплю,
поем и опять поеду»
и опять поеду — что же это такое
что-то должно случиться по закону драматургии
мы не в театре, ружье на стене прогнило
почему тогда все ждут, будто выстрел грянет
..из-за угла вылетающая машина
сталкивается с другой грузовой машиной
все замирают
с некоторой задержкой услышат вскрик
звук столкновения, покореженного металла
блик по стеклу — или то испуг?
метра три протащило
прежде, чем затихла она,
все ждали
а когда остановилась, как много дыма
через стекла и двери из нее повалило
и оттуда никто не вышел
все стояли, не замечая
долгожданного приближавшегося трамвая
общее выражение:
«вот оно!» — написано на их лицах
утро ярится
пьяница матерится
и мороженое растекается по тротуару

 

Антибиотики

I

боль — это лиана
диаметром дважды два
едва левее пупка
взяла и произросла

вырезать нельзя

значит, будем лечить
ватка, бутылка, спирт
видеть, как она спит
ужиком на груди
только очнется — бить
хвать ее рвать ее
не щадя живота, мыть
в антибиотиках

чем лиана растет
кем лиана жива
новая клетка от
клетки возьмет права
розовый сад цветет
розовый сад умрет
это ли не всерьез

далее общий наркоз

далее выше всех
сенью до крыш холмов
лежа глядеть — смех
сколько висит голов
«много ли яда в них?»
зимы проходят и
я доверяюсь им
разве не в том смысл?

II

ты лети, болевой махаон серый
улетай скорей, улетай прочь
но почем и кем воздается мера
для чего ни кусайся, ни кровоточь

а когда белки заливает красным
то уже не хочется умирать
так не рвите крылья ее напрасно
пошатнутся койка отец и мать

но кто первый смог насовсем приехать
за ладони стонущие держать
отвести от серой больничной снеди
и найти потерянную тетрадь

от кого я больше вреда не скрою
и кому единожды не солгу
знай карета боли сбегает скоро
синей капелькой по стеклу

III

выписали воду живую
принимать по сто
я отворачиваю крышку
первый глоток — просыпаешься
второй — надеваешь ту самую синюю кофту
третий — садишься на электричку
четвертый пятый шестой — ты разносишь почту
на седьмой стемнело
смотришь на звезды из окон своей Пальмиры
вспомнишь ли, что сделал меня такою?

миллилитр за правду
миллилитр за горькое дело
миллилитр — чтобы жены твои не убили друг друга
миллилитр — чтобы дочка твоя не болела

 

***
раньше я думал, вот интересно было бы
подружиться с самим собой, только из будущего.
сразу открыл бы какие-то перспективы,
может, с самосознанием станет лучше.
но вот однажды мечты берут и сбываются.
вижу, кто-то похожей масти,
вот это здрасьте.
сопоставили: я — тот же он,
только плюс расстояние
помноженное на время
тире спустя лет двадцать.
с тех пор ходит за мной по пятам,
ни слова не дает вставить.
отбивает моих девушек,
чтобы «исправить что-то».
глядит со мной КВН и вдруг:
«епт, это же Саня! что смотришь?
— жует бутерброд, —
с ним вместе будешь работать!»

и выгнал бы его в шею,
да что-то не знаю.
куда без меня пойдет,
такой одинокий.
кажется, он меня держит,
не отпускает.
и, хоть смейся, хоть плачь,
нужно жить для кого-то.

 

Израильские хроники

I

и будто не было тут Христа
не было никогда
на пляже девочки трут бока
пусть как молоко вода

и не песок, но алмазный прах
твоя встрепенет нога
не пыль, а золото на домах
из золота берега

в богатстве странном чьего ларька
как облако нам вода
но если не было тут Христа
то где же он был тогда

II

и будто бы можно ходить по воде
но вряд ли смогу по жаре
покуда лежишь в безвоздушной среде
нельзя просто встать и пройти по воде
как будто бы ты нигде

медузы ужасные в море плывут
они хозяева вод
они одни рождены как лед
ведь сами вода без пяти минут
и выбросятся вот-вот

и будут лежать в золотом песке
а щупальца в табаке
как дань тому, что дрожит во сне
на ветхой собственной глубине
твоей и моей тоске

III

на каждой крыше сад семирамиды
по стенкам жмутся тощие коты
мечтающие влезть, увидеть виды
отведать запрещенные плоды

но планам не дано осуществиться
их головы по форме что айва
от голода одно спасает свинство
«чего глядишь счастливый жрать давай»

им столько лиц упрашивать придется
за этот день, за это лето, брысь
они умеют убегать от солнца
а ты держись

IV

на завтрак, на обед и ужин хумус
все, чтобы ты нам улыбнулась

на сутки мы исчезнем за спасибо
экскурсией до Иерусалима

по возвращению в гостеприимном доме
ни чашки не уроним

возьмемся, перемоем в блеск посуду
и счистим отовсюду

негласное определение это
жена поэта

V

найти пещеру монаха
зайти под своды ее
дальше ступать не сметь

долго ходить по храму
не замечая туристов
ни одного человека

via Dolorosa
раскрытый клюв пеликана
тянуться до самого сердца

VI

шаббат! теперь не рвись работать, равви
предайся созерцанию сложной ряби
на глади псевдогородской реки
и смело только истину реки

шаббат! родной простор смени на узость
диван пустой оттягивая грузом
наполненного тела своего
и большего не требуй, а не то

все будет, да не то — но вот за этим
ты выбраться и не пытайся, брат
и рынки замерли, и лавочки закрыты
шаббат!

шаббат грядет, так точно нам сказали
когда солдат, застрявший на вокзале
отдал аккорд, касаясь теплых клавиш
шаббат! молчи, о чем не знаешь

VII

пока небезопасной силе
мы служим, головы склонили
под желтым тентом раздвижным
подумать только, вот же пекло
могли бы спрятаться в застенке
творить земное до поры

теней, крылом летучей мыши
укроемся, листвой подышим
но знаем, ночь приносит весть
одни в аллее красно-синей
и вспыхнет куст неопалимый
здесь кто-то есть

 

***
пролистывая книгу бывшего
вновь попадаешь на развилку
с одной дорожки сводит личное
вторая — рифма к «повилике»
повсюду лезущая вечно и
не позволяющая с места
а утечет в такой поспешности
что и не вспомнить о протесте
среди рассветного растления
кумар не прорисует четко
последовательности гения
высоковольтные высотки
транслирующие подозрения
предоставляя день вчерашний
окончить лишь в недоумении
листая книгу настоящего
встречая много осторожного
так летом приоткрыты ставни
скрывающие то, что хочется
и что почти нельзя словами
но хоть бы что
прокрасться в комнату
тебя здесь нет, а может к лучшему
вот мандарин забыт нетронуто
и книга будущего

Иллюстрация на обложке: Davide Bonazzi