Они говорят: «Будь леди»

• Костанца Казати. Клитемнестра / пер. с англ. Е. Казаровой. — М.: Inspiria, 2023. — 368 с.

«Будь леди», — они говорят. «Сохрани себя. Будь чистой. Не будь шлюхой. Не спи со всеми подряд. Мужчины не любят шлюх. Не будь ханжой. Не будь такой напряженной. Улыбайся больше. Угождай мужчине. Будь опытной. Будь сексуальной. Будь невинной. Будь грязной. Будь классной девушкой. Не будь, как другие»
Камилла Рейнвилл

Сменяющиеся волны как феминизма, так и модерна с самыми разными приставками подарили миру немало новых типов героев художественных произведений. В частности, именно модерну и феминизму можно быть благодарными за целую россыпь ретеллингов классических, сказочных и мифологических сюжетов, где на первый план выступают ранее второстепенные герои. Считать ли совпадением, что особенно пристальное внимание современные авторы стали уделять именно женским персонажам? Как говорил классик, не думаю.

Тиндарей невысок, но сложен крепко, ноги его распирают мускулы. Его взгляд, ясный и острый, как у орла, блуждает по девочкам. Затем он откашливается и произносит: «Вы живете, чтобы прославить Спарту и своего царя. Вы сражаетесь, чтобы родить сильных, здоровых детей и управлять своими домами. Вы сражаетесь, чтобы доказать вашу преданность этому городу. Вы сражаетесь, чтобы стать его частью. Выживание, отвага и сила — вот ваш долг».
— Выживание, отвага и сила — вот наш долг, — в унисон вторят девочки.

Впрочем, сюжет о Клитемнестре, главной героине одноименного романа итальянки Констанцы Казати, сложно отнести к этой новейшей тенденции, в отличии от, скажем, Цирцеи, жизнеописание которой вышло тремя годами ранее. Противоречивый характер микенской царицы и ее отчаянные действия, которых требовали отчаянные времена, уже не единожды описывали античные авторы, но всякий раз оставляли ее на вторых и чаще всего не самых положительных ролях, сосредотачивая внимание то на Электре, то на Кассандре, то и на Троянской войне в целом. Если Клитемнестра и появлялась, то, можно сказать, в вакууме — в вакууме своей мести, своего преступления, своего горя, чего вполне хватало, чтобы показать трагический характер окружавших ее героинь.

— Люди всегда бросали друг другу вызов. Сильные возвышаются, а затем терпят крах, слабые приходят и уходят. Но некоторым удается выстоять. — Он играет с травинкой, а затем вырывает ее из земли. — Ты унаследовала силу матери и отца, а у Елены — своя сила. Она может быть ласковой и хрупкой, но она не так проста. Не удивлюсь, если она переживет нас всех.

Было бы очень удобно в данном контексте сказать, что Казати отдает должное исключительно Клитемнестре, и в ее романе те же героини служат лишь для подсвечивания главной героини, но это было бы несправедливо. Клитемнестра — такой же полузабытый и не самый яркий персонаж древнегреческой мифологии, как и Цирцея. Сестра той самой Елены, она, как будто, не имела шансов на яркую жизнь — ни к чему в одной семье две звезды и два двигателя основного (троянского) сюжета. Констанца Казати находит в мифах и поэмах Гомера множество сюжетных ниточек, которые сплетает в единое полотно ее жизни, нигде не противореча первоисточникам и одновременно ведя повествования от лица весьма ненадежного рассказчика; дает другой взгляд на Троянскую войну и ее причины, знакомя ближе с Еленой, Менелаем, Парисом и так далее и так далее. Этот пристальный взгляд со стороны (пристальный настолько, что можно засомневаться, точно ли мы держим в руках «биографию» Клитемнестры или опять проходим тему Троянской войны) позволяет понять и глубинные психологические мотивы поступков хорошо знакомых персонажей, и причины, по которым история сложилась так, а не иначе; почему конфликта, описанного Гомером, не удалось избежать и почему все герои с такой готовностью его допустили.

Если до отплытия греков на Троянскую войну Клитемнестра предстает больше как свидетель, чем актор, пропуская, так или иначе, через себя действия упомянутых выше героев, то в течение следующих десяти лет она, оставшись править Микенами вместо отбывшего на войну Агамемнона, разворачивается на полную, показывая себя и с самых воодушевляющих и возвышенных сторон, и с максимально нелогичных и приземленных, но при этом ни разу не изменяет себе и своим принципам, заложенных в ее характере (хронологически) в начале романа и (сюжетно) бабкой и отцом. Клитемнестра — настоящая спартанка, которая понимает, что, когда и от кого ей нужно, и не готова идти на компромиссы, бесполезные для ее целей (разной степени социальной приемлемости). Однако как она, насильно перемещенная в чуждые ей Микены и выданная за презираемого Агамемнона, будет справляться и с навязанной ролью покорной жены, и с вынужденной — царицы города, и с долгожданной материнской миссией, не изменяя своему почти военному воспитанию и прямолинейному характеру? Вопрос риторический — и найти на него ответ не удалось и спустя тысячелетия, о чем свидетельствует открывшее эту рецензию стихотворение Камиллы Рейнвил и блистательно прочитанное Синтией Никсон.

— Вы неукротимые, преданные, но в вас есть и осмотрительность. Я долго жила среди царей и героев, и все они так или иначе превращались в гордецов. А стоит мужчине возгордиться, как он сразу теряет бдительность, и рано или поздно предатели его одолевают. — Она говорила неразборчиво, но слова ее были мудры и понятны. Клитемнестра чувствовала, что должна их выслушать. — Целеустремленность, храбрость, подозрительность. Скоро вы станете царицами, и если хотите пережить мужей, которые вздумают от вас избавиться, вы должны быть упорными, храбрыми и подозрительными.

Наблюдать за настолько прописанным персонажем — настоящее и почему-то довольно редкое читательское удовольствие. Ни один мотив, ни одну повествовательную нить Казати не вводит для красного словца. Все обосновано, все арки закрыты, все заявленные в начале и появляющиеся по ходу действия персонажи получили то, что заслужили. И уровень владения матчастью авторки позволяет ей и, как следствие, читателю, проникнуть в мысли и эмоции Клитемнестры так глубоко, что в какой-то момент авторский голос пропадает и читатель остается наедине с героиней, сливается с ней, а роман начинает звучать от ждущего какой угодно подлости первого лица, а вовсе не от отстраненного и всезнающего третьего.

— Оставь это, — говорит она, а затем, словно прочитав ее мысли, прибавляет: — Нас учат, что с замужеством приходит конец детству и веселью, но всё остается как прежде. В твоей жизни не так уж много изменится.
— А ты откуда знаешь?
—Я в этом уверена. Мужчины говорят так, чтобы мы почувствовали свою ответственность, тогда сами они сколько угодно смогут оставаться детьми.

В чем принципиальное отличие «Клитемнестры» от «Цирцеи»? Второй роман можно разбить на десятки небольших конфликтов (между богами, между людьми и богами, между людьми и так по кругу), так или иначе встречающихся в жизни каждой женщины (отношения с родителями, предательство, первая любовь, сомнительные отношения). В «Клитемнестре» же каждый конфликт приобретает поистине древнегреческий, выходящий за рамки разумного и способного быть пережитым одним человеком, масштаб. Безусловно, этот эффект достигается за счет конечности человеческой жизни, о чем Казати напоминает чуть ли не в каждой главе угрозой смерти, самой смертью, желанием убить или быть убитой прямо здесь и сейчас, потому что как такое страдание может не убить? Удивительно, но такой накал чувств не считывается как истерия героев, но — возвращаясь к началу своей рецензии — как абсолютно оправданная обстоятельствами и личными мотивами реакция на опасности, таящиеся за каждым углом пышных древнегреческих (и не только) дворцов (и современных небоскребов).

— Ты всегда была умной девочкой, — говорит Леда. — Умнее всех остальных. Я думала, ты это понимаешь. Твой ум давал тебе силы быть храброй и говорить открыто. — Она вздыхает и откидывает голову на подушку. Золотые листья, вытисненные на изголовье, обрамляют ее голову как венец. — Но ты не научилась принимать поражение и не поняла, что если хочешь добиться чего-то от мужчин, нужно позволить им поверить в то, что всё решают они.
— Если так должна поступать женщина, то я не хочу ею быть.