Самый изощренный мастер

• София Синицкая. Безноженька. — СПб: Лимбус Пресс; ООО «Издательство К. Тублина», 2021. — 237 с.

Книги Софии Синицкой за последние пару лет успели войти в шорт-листы нескольких крупных российских премий, о чем нас не преминет уведомить обложка нового сборника. А сама писательница наконец стала автором, узнаваемым и любимым не только в Петербурге. Узнаваемым — по стилю и сказовой манере повествования, любимым — за гротескные и запоминающиеся образы героев, живущих как в современной России, так и в той, которая хоть и канула в Лету, но не перестает напоминать о себе на чердаках старых полуразвалившихся домишек, в заговорах и легендах, в полупридумках-полувоспоминаниях очевидцев.

В книгах Синицкой всегда поначалу трудно уловить, где и когда, собственно, все происходит. Автор часто перемещает героев между пространственно-временными пластами — особенно не щадит вестибулярный аппарат читателя в «Системе полковника Смолова и майора Перова» — но вот в «Безноженьке» все оказывается подозрительно определенным. Здесь нужно отметить, что в эту книгу, помимо заглавной повести, вошли еще два рассказа — «Пирожок» и «Остап», о которых я ничего не скажу не потому, что они неинтересны (совсем даже наоборот), а потому, что каждый стоит отдельной рецензии.

Основные время и место действия «Безноженьки» — предковидные и постковидные (и чуть-чуть даже ковидные) Петербург и Кулемы. Вроде бы никакие времена не сталкиваются — все здесь и сейчас. Да еще и безумных скачков с того света на этот не предвидится. Неужели сказочница и волшебница Синицкая написала реалистическую повесть? Так, да не совсем.

Рассказывается в книге, как из названия совершенно очевидно, о безноженьке — петербургском мальчике-инвалиде (миллионере, плейбое, филантропе и что там еще по списку…). Кирюха Завирюха — успешный кулинарный блогер, а еще мастер-демиург одной ролевой игры (вот вам и разные реальности), в которую, кроме него, играют Колька из Кулем (aka рыцарь Ведрун), художница Марфуша с Васильевского острова (aka прекрасная мертвая Анор) и еще несколько ребят со всех концов России. Об этой другой реальности, впрочем, в книжке только упоминается.

Над сказочным миром парил никому не ведомый админ. Он не встревал в игру, только изредка давал советы, кому куда пойти (полететь), как кого оживить. Авторы по очереди писали, что происходит с героями, и выкладывали рисунки, чтобы было понятнее…

Админом, как мы выясним позже, Кирюха и был. Что любопытно, на протяжении всего повествования кажется, что главный герой отнюдь не он, а Коля. Его глазами мы чаще видим Кирюху. Сам же безноженька, исполняя роль демиурга, проявляет себя постепенно, жонглируя другими, точно режиссер актерами (или мастер игроками, если быть точнее).

Однажды Колька приезжает в Петербург к своей игровой возлюбленной Марфуше, и реальность оказывается ничуть не хуже ролки. Автор поначалу постоянно подчеркивает разницу между игровыми образами и реальными людьми, а затем и совсем уходит от первых, сосредоточиваясь на вторых. Истинные человеческие истории оказываются более захватывающими и впечатляющими, чем истории персонажей ролки. «Жизнь — самый изощренный и жестокий мастер», — как бы говорит нам Синицкая, и уже к шестой главе, где рассказывается история Кирюхи, мы с ней соглашаемся. Колька даже несколько сомневается, видя безноженьку, что все происходящее реально, ведь не может инвалид, прикованный к коляске, быть кулинарным блогером, акробатом и вдобавок очень богатым и фантастически талантливым другом:

Кирюха сел на свой готический «трон», свернул папироски себе и Вере Ивановне. Они закурили. Коля никогда не слышал такого приятного запаха — ничего общего с дядькиным «Петром», не табак, а компот с сухофруктами из любимого детского сада. Ему было приятно, что эти красивые необычные люди с ним разговаривают, рассказывают свою жизнь.

Но что-то в образе Кирюхи с самого начала настораживает внимательного читателя: его щедрость, словоохотливость, открытость контрастируют с какой-то резкостью, грубостью, даже гневливостью, харизма и внешняя красота соседствуют с язвительностью и эпатажностью. За маскарадом и шутками совершенно явно проступает трагический романтический герой. Кирюха — мальчик, с которым жизнь обошлась, мягко говоря, несправедливо, который страдает от собственной неполноценности, от нелюбви родной матери и братьев, от, в конце концов, банального одиночества. Кирюха — герой русско-литературный, его, конечно, не поставишь в один ряд с героями времени вроде Онегина и Печорина (хотя, признаться, очень уж хочется), но вот в ряд с героями Синицкой — талантливыми, не от мира сего — он встает отлично.

Кирюха — мечтатель, балагур, этакий печальный клоун. Тут на ум приходит другой печальный клоун, с которым несправедливо обошлись жизнь и окружающие. До безумства Джокера дело, конечно, не дойдет, но кое-какие мысли возникать начинают, и реальность оказывается не такой уж отличной от вымысла. Когда 11 мая произошла стрельба в казанской школе, «Безноженька» уже был написан, и эти события не могли повлиять на автора книги, о чем сама Синицкая говорила на презентации. Но ведь это была отнюдь не первая стрельба, не первая школа, не первые жертвы. Книга затронула вопросы, которые нам приходится задавать себе сегодня: что может сломать ребенка? почему он может стать жестоким? кто виноват в том, что подросток хочет убивать и мстить? И, кажется, в книге есть если не ответы, то предположения на этот счет.

Очень важно то, что происходящее мы видим глазами не Кирюхи, а все-таки Кольки — деревенского мальчика, непритязательного, доброго, необозленного на мир и не ропщущего на Бога, в отличие от безноженьки. У Кольки, кстати, как и у Кирюхи, нет родителей, его воспитывает «бабэ». Вот и еще одна тема, которая в связи с этим возникает, — тема ответственности родителей за своих детей. И она тоже перекликается с уже озвученными ранее вопросами. Именно родителей часто обвиняют из-за жестокости подростков. Пресловутое «все из семьи» стало отличным оправданием испорченности человека. Но и здесь все оказывается не так просто. Колькины родители погибли по пьяни (отнюдь не самыми примерными были), у него осталась лишь любящая и заботливая бабэ. Кирюхина мать тоже была пьяницей, из-за родительского недосмотра он и потерял ноги. Казалось бы, ситуация еще страшнее, чем у Кольки. Но ведь и у Кирюхи была Вера Ивановна — женщина, которая забрала безногого ребенка из дома для детей-инвалидов, растила, берегла и по-своему любила его.

Кольку так трогает история новообретенного друга, потому что они очень похожи. Он проникается к безноженьке симпатией и искренним восхищением, он хочет помочь. Колька и Кирюха — две противоположности, две реакции на несправедливость жизни. И Колька будто бы выступает резонером во всей этой истории, главным судьей для Кирюхи, который тоже чувствует это и практически исповедуется перед Колькой в своей ненависти к братьям, на что получает неожиданный от деревенского мальчика ответ:

— Ну так не смотри, не ходи на их страницы, забань, забудь! Зачем ты себе рану расковыриваешь? У тебя другая жизнь. Это чужие люди. Что ты им хочешь доказать? Что объяснить? Надо быть с теми, кто тебя любит.

— Какой ты умный и правильный, кулелька. Буду тебя одного слушаться. Смотри, уже светает.

Так демиург склоняет голову перед деревенщиной. Но принять свою ущербность не может, постоянно ищет, кого бы обвинить. И этим кем-то становится Бог, а вместе с ним и все служители его:

— Есть хорошие попы, кто же спорит. Пара-тройка. Видел тут в Ютубе, как попище беса Айфона из девчонки изгоняет — это вообще жесть. Понял, что я в прошлой жизни в ОГПУ работал чуждый элемент вычищал. Мама, не надо отворачиваться, ты бы видела, как она плачет, а он крестом машет и вопит. Я бы не моргнув глазом на Соловки его отправил на перековку.

И более всех попов Кирюха ненавидит Пахомия, который, по его словам, п**ор, примирившийся со своими бесами. Пахомию он и собирается мстить за все, что с ним случилось. А вот Синицкая не показывает Пахомия таким уж извергом: он грешен, глуповат, жаден до денег, но все же вызывает какую-то необъяснимую жалость, сочувствие даже. Он, как и Кирюха, герой совсем не однозначный, не однобокий.

В «Безноженьке» у Синицкой сохраняется гротесковое и балаганное начало, характерное для ее других книг. В первую очередь, конечно, в образе Кирюхи с его шоу и выкрутасами, в описаниях приключений Кольки в Петербурге, в изображении деревенской жизни. Но кажется, во всем здесь много печальной иронии — в сторону властей, вяжущих всех направо и налево, ковида, который показал, что все мы в критических ситуациях немного безумцы (тут особенно важна сцена с практически святым Володенькой — приемышем Пахомия, которого требуют прихожане кулеминской церкви, чтобы зарядиться святолучиками, а потом бросают одного — напуганного и замерзающего), а еще в сторону героев и всех нас, так отчаянно ищущих оправдания всему, что происходит вокруг. И нет, автор никого не осуждает, не грозит пальцем и не пытается наставить на путь истинный — это ценнее всего. Бионические ноги не исправят покалеченного жизнью человека, хоть и дадут ему чуть больше свободы. Но важнее то, как этой свободой распорядится искалеченная душа.

В книге нет ничего сверхъестественного в том смысле, в котором оно присутствует в других полусказочных повестях писательницы (как в той же «Системе полковника Смолова»), но есть какое-то магическое сочетание разных литературных традиций: и богоборчество Достоевского, и подтрунивание автора над своими героями в духе Пушкина, и гоголевская борьба с собственными демонами, которых у каждого человека целый мешок, и даже пелевинские грибные галлюцинации — дверь в иное. Все это причудливым образом встраивается в больную — что уж там — реальность, в которой автор наконец встречается со своим героем и снимает с себя весь груз ответственности демиурга:

— Я придумал ролку, вы — меня. Не очень-то приятно было мокнуть в болоте.

— Ну уж я тебя туда не отправляла. Ты сам к Пахомию полез. И братья твои отморозки, я тут ни при чем. Еще скажи, что мухоморами кормила. Вообще-то, меня тоже придумали и время от времени, как ты выражаешься, гандонят.