Мой ласковый и нежный лягух

• Рейчел Инглз. Миссис Калибан / пер. с англ. М. Немцова. — М.: Эксмо, 2020. — 224 с.

Когда супруги замалчивают свои проблемы и совместная жизнь становится рутиной, вовсе не удивляешься той чертовщине, которая рано или поздно вылезет из болота застоявшихся отношений. Сюжет повести Рейчел Инглз «Миссис Калибан», граничащий с галлюцинаторным реализмом и трагикомичной сказкой, как раз об этом — о тягостном браке, мутации чувств и последствиях неверности.

Уже не первый год муж с женой равнодушно соседствуют в комфортном доме, без намека на какую-либо близость. Дороти — старательная домохозяйка, Фред — работящий карьерист, неумело скрывающий супружескую измену. Им бы, по-хорошему, развестись, но пережитое горе, опустошившее обоих, удерживает сильнее брачного договора. Сначала умер сын-подросток, потом беременность закончилась неудачно, и в продолжение черной полосы — четвероногий друг жены, раздавленный автомобилем. Вопреки нервным срывам и отчуждению, совместная жизнь пошумела-покипела да замерла, став дурной имитацией нормальности, бытовухой под наркозом. Безучастный рохля Фред воспринимает супругу как служанку, а Дороти постоянно чувствует себя неодушевленной, утверждаясь в роли механической подай-принеси-куклы. Все меняется, когда она встречает будущего любовника по имени Ларри. Он высокого роста, у него отзывчивое сердце, и вообще он зеленокожий антропоморфный амфибий, сбежавший от ученых-изуверов.

Взгляда своего не отрывала от его глаз. Те были огромны и темны, казались гораздо крупнее человеческих — и до крайности глубоки. Голова у него вполне напоминала лягушечью, но круглее, а рот был меньше и располагался скорее по центру лица, как и у человека. Только нос очень плосок, почти отсутствовал, а лоб горбился двумя складками. На ладонях и стопах у него виднелись перепонки, но не до конца пальцев, вообще-то — лишь чуть-чуть заметны, а во всем остальном своем теле он был в точности как человек — хорошо сложенный крупный мужчина, вот только цвета буро-зеленого в темных пятнах и повсюду совершенно безволос. И еще у него были необычайно малы уши, располагались низко, округлые.

В этом любовно-аномальном союзе Инглз находит источник комического, преображая романтические штампы за счет фигуры говорящего лягуха. Дороти прячет от Фреда перепончатого друга и счастливо ныряет в новые отношения. Будут и поездка на море, и вечерний променад с обнимашками, и просмотр фильмов в постели. Особенно хорош гэг про авокадо, которые героиня покупает для Ларри целыми пакетами. Если вспомнить, что ацтеки нарекли авокадо символом плодородия и крепкой любви, то вдвойне забавно, как этот фрукт килограммами появляется в супружеском доме, где уже давно не порхают амуры.

Глючит ли нашу барышню продолжительной секс-фантазией или сверхъестественный адюльтер происходит взаправду — сказать сложно, поскольку Инглз изначально размывает действительность дозированными инъекциями сюра. Месседж о недостоверной реальности, обогащающий повесть подпольными смыслами, вшит буквально в каждый эпизод книги. Голос из радиоприемника, называющий героиню по имени и предвещающий нового ребенка, с равной вероятностью может быть как дефектом психики, так и проявлением мистических сил. Раз старомодный транзистор похож на «готический собор 1930-х годов», почему бы в нем не завестись призракам? К тому же предсказание дословно не исполнится: вместо обещанного младенца появится получеловек-полулягушка — больше альтернативный муж, нежели сын. И этот мотив обманчивых фактов, искаженного восприятия постепенно будет нарастать, пока не захлестнет Дороти ошеломительной волной — благодаря Ларри женщина наконец-то увидит фальшивость своего окружения: разоблачению подвергнутся и фейк-новости, и фейк-брак, и фейк-дружба.

Написанная в 1982 году повесть оказалась созвучна актуальной теме второй волны феминизма — необходимости реформировать институт брака, напомнить дочерям Евы, что они не служанки патриархата. Но Инглз (к слову, не причислявшая себя к фем-движению) рассматривает и другие случаи деструктивных семей, не ограничиваясь одной лишь проблемой угнетения. Помимо истории главной героини, есть еще побочный сюжет про ее подругу Эстелль — успешно разведенную особу, которая заигрывает сразу с двумя любовниками. Радужная жизнь этого персонажа на деле оказывается грандиозной фикцией. Во-первых, женщина явно не слышала поговорку о двух зайцах. Во-вторых, дети Эстелль травмированы разрывом родителей и катятся по наклонной плоскости. Так в книге определяется центр повсеместно распространенного кошмара — семейный дом, вдруг превратившийся из «ячейки общества» в тюремную клетку.

Дальше Эстелль сказала, что не знает, что предпринять, потому что любое ее движение дочь толкует превратно. У нее чувство, что девчонка так и ждет, чтоб она оступилась.
— Этот мужчина… — начала Дороти.
— Штука в том, что я всегда старалась их воспитывать так, чтоб как-то компенсировалось то, как воспитали меня.
— Ну, так все матери делают.
— А теперь настала расплата. Меня прямо убивает, что корни много чего тут лежат в разводе. Я за него наказана.

В союзе Дороти и Ларри писательница удачно модернизировала расхожий сюжет о красавице и чудовище, изобразив предельно честные отношения, где партнерам не нужно превращаться в принцев и принцесс, отказываться от самоидентичности, соответствовать нелепым стандартам «нормальной» пары. Можно выглядеть как угодно, главное — не быть мудаком и поддерживать равноправный диалог.

Вот почему Ларри человечнее Фреда, наплевавшего на душевное расстройство жены и однажды ударившего ее; человечнее ученых, выкравших его из естественной среды обитания и подвергнувших насилию. Такого рода эгоисты, убежденные в своем привилегированном положении, всегда несут двойное зло: унижают не похожих на себя и активируют в жертвах агрессию, провоцируя на преступления. Как следствие — Ларри, защищаясь от мучителей, вынужден убивать. Для обывателей он чужак, вторсырье, дикарь, чью природу позволено безнаказанно ломать, — тот самый Калибан из шекспировской «Бури», ставший рабом под колонизаторским надзором образованного Просперо. Именно поэтому заботливая Дороти, встав на сторону Другого, увидев в угнетенном существе родственную душу, нарекается писательницей символической «миссис Калибан». Этот статус намекает на ее рабское положение в замужестве и указывает на скрытую в ней стихийную силу, потенциально опасную для притеснителей — Фреда, лицемерных товарищей, всех сопричастных.

Инглз — настоящая мастерица по части многозначных штрихов и остроумных деталей. Кроме пьесы Шекспира, в книге найдется еще немало культурных кодов, подпитывающих внешний сюжет. Имя Дороти очевидно отсылает к героине Лаймена Фрэнка Баума, мечтающей вернуться домой из волшебного путешествия по стране Оз, — только вот в нашей протагонистке этот образ трагически преломляется, ведь ей некуда возвращаться, она одинока в собственном жилище. Также происходит сближение с Марией-Антуанеттой, про которую Ларри смотрит фильм, — королева Франции, знаменитая безудержными вечеринками, страдала от недостатка супружеского внимания. Для современной прозы «пасхалки» стали привычной опцией, но случай Инглз — не отсылки ради отсылок, а вспомогательные связи в повествовании, обновление исходных образов. Фантастическая любовь Дороти и Ларри — наглядный тому пример: это переосмысление сказки о «Принце-лягушке» в условиях новой этики и одновременно инверсия хоррора «Тварь из Черной лагуны» 1954 года, в котором монстр-жаброчеловек похищает девушку. Подобный набор разнополюсного искусства напрямую связан с увлечениями писательницы: она интересовалась классическими фильмами ужасов студии Universal; влюбленная в творчество Шекспира, переехала из США в Англию ради работы в театре.

Издательский путь «Миссис Калибан» столь же трагикомичен, как и судьба Дороти, направляемая странными совпадениями. За свою карьеру Инглз сочинила около дюжины небольших произведений, опосредованно сотрудничала с Голливудом и почти всегда оставалась малотиражным «писателем для писателей». Прожектор литературной славы осветил ее лишь дважды — и оба раза благодаря «Миссис Калибан».

Сначала книга привлекла критиков в 1986 году, попав в двадцатку лучших американских послевоенных романов по версии Британского совета книжного маркетинга. В опубликованном списке Инглз соседствовала с Томасом Пинчоном, Филипом Ротом, Бернардом Маламудом и Джоном Апдайком. Разумеется, рейтинг подвергся язвительным комментариям эстетов (ох уж это проклятье всех литературных списков), но причастность к именитой компании прозаиков спровоцировала заметный интерес к творчеству писательницы. «Миссис Калибан» даже планировали экранизировать: Хэмптон Фанчер (один из создателей «Бегущего по лезвию») написал сценарий, однако проект впоследствии был заморожен студией Харви Вайнштейна. Вскоре Инглз снова попала в тень не-внимания, чему поспособствовало творческое затишье: в девяностых писательница не выпускала книг.

На читательские радары «Миссис Калибан» вернулась в 2017 году, совпав с несколькими явлениями в американской культуре. Общественность бурно реагировала на президентство Трампа с его антимиграционными указами (как тут не вспомнить, что Ларри родом из Мексиканского залива), январский «Марш женщин» признали крупнейшей однодневной акцией протеста в истории США. А еще книга судьбоносно срифмовалась с новым фильмом Гильермо дель Торо «Форма воды» — о любви уборщицы и водяного, плененного учеными. Из-за очевидного сходства произведений возник слух: якобы режиссер тайком вдохновился сюжетом Инглз, но дель Торо признался, что никогда не слышал об этом тексте. Воскресшая из забвения повесть мгновенно обросла похвальными отзывами, издатели начали возвращать в книгооборот другие сочинения Инглз, а критики нового поколения удивлялись, почему такой талант был несправедливо забыт (об этом удивлении можно узнать из предисловия Ривки Галчен, включенного в русское издание). Заслуженная популярность догнала писательницу на исходе тихой семидесятилетней жизни — 6 марта 2019 года Рейчел Инглз скончалась от множественной миеломы.

Если оглянуться на некоторые произведения последних лет, станет очевидно, что «Миссис Калибан» предвосхитила в современном искусстве психотерапевтический образ любовника-водяного. Дель Торо с его оскароносной «Формой воды» выпустил одноименный роман, у Мелиссы Бродер вышли «Рыбы», где женщина в депрессии знакомится с русалом. И сегодня фольклорные водоплавающие обоих полов продолжают появляться в зоне актуального: лучшим романом 2020 года по версии британской Costa Book Award стала «Русалка Черной Раковины» Моник Роффи.

Наверное, где-то в сумерках у пищеблока плачут обиженные вампиры, ушедшие из литературной моды.