Книга цикад и сухих стрекоз

• Александр Чанцев. Желтый Ангус. — М.: ArsisBooks, 2018. — 232 с.

Обложка этой книги точно отражает ее содержание: первая часть — ядовито-желтая, агрессивная, подобная яркому электрическому свету; вторая — по-вечернему синяя, ностальгическая, «с человеческим лицом». Александр Чанцев, автор рассказов, составивших сборник «Желтый Ангус», тайну названия не раскрывает, и те критики, которые пытаются разгадать ее сами, находят в этой прозе множество других загадок, аллюзий, отсылок к литературным и музыкальным произведениям. Поэтому читателю не стоит снисходительно морщиться при упоминании в аннотации секса, рока, экспатов и правды «о японцах и себе, с которой сталкиваются живущие в стране иностранцы». Стоит довериться автору — литературоведу-японисту, критику, кандидату филологических наук. Если хочется секса и рока — увидишь только это, если же цель чтения — эстетическое удовольствие, и его будет вдоволь.

Первая часть книги называется «Время цикад». Цикада на Востоке символизирует «великое возвращение», помогает вновь пережить самые прекрасные, счастливые моменты жизни. В рассказах этой части — ночные города, подземка, кафе и ресторанчики, постоянное утомительное движение по инерции, бесконечные разговоры, но в деталях — ностальгия. Многие из этих кадров, взятых крупным планом, возможно, вызовут отвращение, но памяти не прикажешь, что запечатлеть навсегда. Всмотрелся — и дальше, в бесцельный путь:

По ярко освещенным тротуарам, отороченным велосипедами и мопедами, валят вечерние толпы. Девочки, по две, по три, вцепились под руки друг другу — красная майка, белая юбка, туфли на босу ногу без задников шлепают по асфальту. Пот, пот... Офисные клерки в однотипных костюмах и выбившихся мятых рубашках. Подтянутые молодые сутенеры в черных приталенных пиджаках, узких черных галстуках и с зачесанными волосами, высветленными на концах. Парочки когяру — с копной волос цвета побелки и на огромных платформах... Много иностранцев. На углу под неонами люди-бутерброды раздают рекламные листочки суторипу-баров. Идти по этим объявлениям недалеко — только сверни в эти узкие улочки, незаметные с улицы между огромными магазинами, как 25-й кадр в рекламе.

Одни и те же герои в нескольких текстах, знакомые лица в разных ситуациях, где ничего не происходит, они словно подсвечиваются фарами спешащих автомобилей, и свет то падает на вывеску кафе, то — на вход в метро, то прорывается сквозь окно ночного жилища. В этой мигающей череде есть одно исключение — текст, сотканный из белой нежности, — рассказ «Мария и снег». Небольшая антиутопия начинается в жарких песках, где рождается смерч, изменяющий мир до неузнаваемости. Черный смерч приносит белый снег, который засыпает всю планету. И в эти страшные, но очень тихие дни, когда каждый дом превращается в кокон, два человека на одну ночь забывают о конце света. Случайный постоялец гостиницы и горничная Мария, им некуда спешить, потому что дорог больше нет. Можно не торопясь вспомнить всю свою жизнь, спокойно уснуть и проснуться в комнате, залитой вчерашним белым светом. Описание спящей женщины — одно из самых красивых в книге, оно завораживает:

Пробормотав что-то, она открыла глаза и посмотрела на меня, не видя, снами ослепленная, зрачками, из которых даже без удочки можно выловить сон, ибо тот подплыл почти к самой поверхности. Я вспомнил черные спины китов в океане. И еще — как совсем ручная лань в далеком городском парке слизывала с моей руки соль. Такими же доверчивыми были и сны в ее глазах. они просились на волю, они — хотели вырваться. Но — были пойманы в слоистом, лунном глазе женщины.

Даже если в рассказах первой части и есть сюжет, написаны они не ради него. Это воспоминания, нанизанные на иглу истории, словно засушенные цикады. А вот тексты второй части — это уже отечественные, подмосковные стрекозы, вот только не собранные в стройную коллекцию. Лежат там и сям, сухие, вперемешку с листьями, на пыльных подоконниках подмосковной дачи. Вторая часть называется «Гумусовый горизонт». Отсюда, из самого плодородного слоя почвы, могут вырасти новые рассказы — нужна только жесткая основа, стальная игла для собирания этих отрывков в нужном порядке.

В основном — это отрывочные, образные, способные даже стать стихами наблюдения писателя. Сокровища, которые копятся в блокнотах годами и уже ценятся автором сами по себе, а не как семечко рассказа или деталь повести.

Читаются они, конечно, не в пример медленнее первой части. Тут не помогает японская подземка, страсть и похоть не придают ускорения мыслям. В каждое предложение нужно вчитываться, а иногда и перечитывать. Читать с любого места, в любом порядке. Пропускать и возвращаться, забыв, что ты уже это читал.

Но если в процессе возникнет вопрос — зачем все это собирать и хранить, да еще и раскрашивать сухие крылышки, скелетики прошлогодних листьев, воспоминания о детстве и давно стаявшем снеге, — автор дает на это ответ. Фактически — перед нами рецепт творчества Александра Чанцева: Мне хочется почувствовать простые эмоции — есть, спать, гулять — и радоваться им.

Мне хочется сделать самые простые вещи сложными, наложить на них схему метафор, таблицу умножения сравнений, накинуть лассо поэтических формул — может, тогда я пойму эти простые старые вещи?

Чанцев больше известен в писательских кругах как публицист, критик, и поэтому книга его прозы — событие. Интересно будет прочесть его новые произведения, а они обязательно будут. Среди разрозненных впечатлений наверняка есть такие волшебные семена, которые лежат годами, а потом дают новую жизнь. А сможет узнать такое дерево по семечку-мысли тот, кто внимательно прочел «Желтого Ангуса».