Семнадцать мгновений прекрасного

• Джулиан Барнс. Открой глаза / Пер. с англ. В. Бабкова, А. Борисенко, Д. Горяниной и др. — СПб.: Азбука: Азбука-Аттикус, 2017. — 352 с.

Еще не утихли споры вокруг романа о Дмитрии Шостаковиче «Шум времени», как Барнс вновь заявил о себе. Последняя книга писателя — «Открой глаза» — состоит из семнадцати очерков о жизни и творчестве различных художников. Это широко известные Делакруа, Мане, Сезанн, оставшиеся в тени маститых собратьев по цеху Валлоттон, Фантен-Латур, Вюйар, свидетели новейшего времени скульптор Клас Ольденбург, живописцы Люсьен Фрейд и Говард Ходжкин.

Собранные в книге эссе, или «заметки», как называет их автор, были написаны для популярных английских изданий и опубликованы в разные годы. Накопившийся за долгое время работы внушительный материал представлен в хронологическом порядке. Так, глава о Теодоре Жерико и его картине «Плот Медузы», вершине того, что в изобразительном искусстве принято определять термином «романтизм», сменяется рассказами о малоизвестных авторах Belle Époque и мастерах импрессионизма. Замыкается же книга очерками о современных художниках с их провокационным творчеством, лишенным строгих классификаций.

Я помню, как впервые увидел «Бичевание Христа» Пьеро делла Франческа в Урбино. Любое великое полотно заставляет зрителя высказаться, поделиться впечатлением, хотя мы прекрасно понимаем: что бы мы ни произнесли, мы лишь повторим то, что уже сказали до нас люди более компетентные и знающие. Итак, мне в голову пришла мысль, которую я незамедлительно высказал, — мысль о сочетании плотной структуры и прозрачного воздуха, о ясности и непостижимости; краткое замечание о том, что величайшие произведения искусства сочетают в себе красоту и тайну, утаивают что-то (Вермеер, Джорджоне), даже когда говорят ясно. И тут же — встречное замечание: а вдруг то, что мы считаем тайной, в действительности лишь незнание или забывание, характерные для человека другого времени?

Когда о художественном произведении пишет искусствовед, он зачастую подходит к арт-объекту с позиции психоанализа, с его соблазнительными попытками найти объяснение сложных символов и выбранного художником сюжета в детской травме или подавленных инстинктах. Иногда он стремится к невозможному — по примеру гуру художественной критики Сьюзен Зонтаг пытается избежать интерпретаций. Джулиан Барнс справляется с этой задачей несколько иначе.

Представим картинную галерею, погруженную в полумрак клишированных суждений, а затем вообразим себе некоего «осветителя». Вот он приступает к своей работе, и картины освещаются одна за другой. Загорается боковой, направленный, рисующий свет, который выявляет неочевидные нюансы, обнаруживает преимущества и несовершенства полотен. Так пишет об искусстве проникнувший в таинство профессиональной кухни художников Джулиан Барнс. Он упивается противоречиями человеческих характеров и гармонией их произведений. Книга «Открой глаза» — это заметки человека, увлеченного искусством, а не бесстрастные рассуждения матерого теоретика. Такой подход сводит на нет разорванность эпох и школ, стирает границы между импрессионистами и абстракционистами, символистами и кубистами.

Гертруда Стайн, которая считала, будто кубистами могут быть только испанцы (и она же впоследствии предложила перевести речи Петена), написала словесный портрет Брака в лучших традициях ее заумной чуши. (Наверное, подразумевая, что именно так должна выглядеть кубистическая проза. Но и в этом случае идея была не очень: мазки могут пренебречь изобразительностью, а словам это делать опасно.)

Читать эту книгу лучше без спешки — перечитывать особенно удавшиеся пассажи, смаковать афористичные остроты («В случае сомнения всегда привлекай масонов») и не лениться заглядывать в «Гугл». Ведь искать ответы на многочисленные вопросы, например, что такое «набизм» (течение, предшествовавшее хорошо зарекомендовавшему себя фовизму), кто такая Кэролайн Блэквуд (горемычная жена и натурщица Люсьена Фрейда) или что такое «мягкая штука» Ольденбурга (созданные скульптором гигантские гамбургеры, открывалки, бельевые прищепки из папье-маше), вам придется неоднократно.

К чему бы ни обращался Мидас словесности Джулиан Барнс, будь то роман или эссе — он все (или почти все) превращает в золото. Вот, пожалуй, то главное, что делает этого автора предсказуемым. Но есть кое-что еще узнаваемое в литературных опытах прозаика — органичное смешение тонких наблюдений с легкой иронией, настоянное на блестящем интеллекте Барнса.