Евгения Овчинникова. Сокровища

• Евгения Овчинникова. Сокровища. — М.: Белая ворона, 2023. — 224 с.

Евгения Овчинникова — писательница и сценаристка, живет в Санкт-Петербурге. Трехкратная финалистка конкурса произведений для детей и юношества «Книгуру». Дебютировала в литературе для подростков со сборником «Мортал комбат и другие девяностые» (2018), наполненном трогательными приметами времени и автобиографическими деталями. В основном пишет в жанре детектива: ее серию «Иди и возвращайся» сравнивают с произведениями Гиллиан Флинн.

В «Сокровищах» нет жутких тайн и расследований — эта книга написана для радости. Конец двадцатого века, Казахстан. Десятилетняя Ася проводит каникулы в деревне у тети, и ее жизнь полна обычных летних событий: катание на велосипеде, купание в речке, драка с индюком, просмотр кино и первая настоящая дружба. А в огороде Ася прячет от чужих глаз «секретик» — жестяную коробочку с сокровищами.

 

Сокровища

В дальнем углу огорода, у малины (чтобы никто точно не нашел), между третьим и четвертым кустом закопана жестяная коробка из-под печенья. Ася пробиралась к ней, представляя себя секретным агентом на задании. Она оглянулась на дом только один раз, чтобы не выглядеть подозрительно. Словно по делам, прошла вдоль грядок с зеленью и овощами, потом свернула к ягодам. 

— Жарко сегодня, не правда ли? — спросила она у малинового куста, будто прогуливалась и заговорила с ним от скуки. Куст кивнул на ветру вверх-вниз. — Хочется, чтобы поскорей стало прохладнее. — Куст молчал.

Напевая и проводя пальцами по кончикам листьев малины, Ася добралась до нужного куста и там бросила притворяться и опустилась на колени. Оглянулась — отсюда ее не было видно из дома, ее скрывали кусты смородины и крыжовника.

Ася копала голыми руками. Земля была горячая, сухая, больше похожая на коричневый песок. Коробочка была закопана неглубоко. Ася с трудом открыла заржавевшую крышку, но сокровища доставать не стала — руки еще пахли бензином, маслом, испорченной водой и были зелены от лопуха.

В коробочке лежали: деревянный чертик размером с мизинец, красная лохматая резинка для волос, почерневшее кольцо с ненастоящим бриллиантом, календарик с красоткой и круглая картонка с кошачьей мордой на одной стороне и японскими иероглифами на другой.

Ася, на случай если кто-то пройдет по огороду, загородила коробку собой. Никому нельзя видеть сокровища, иначе волшебство исчезнет. Они были ее собственными, и тайна тоже была ее собственная, и никто не знал, что она у нее есть. Поэтому Ася перепрятывала коробку: на огороде, за баней и за гаражом, в курятнике, за собачьей будкой — в общем, там, где никто не подумает искать. 

— Мои сокровища, — прошептала Ася, любуясь.

Чертика она добыла сама. У них с мамой в городе есть сосед, а у соседа — резная дверь. Говорят, он сам ее сделал. На двери чего только нет — цветы и дерево, на котором сидит кот, облака и солнце, поверх них вырезано «СПАСИ И СОХРАНИ». Подальше от дерева — церковь с куполами. Ниже — ад, страшные люди, кастрюли и казаны. И чертики. 

— Безвкусица, — говорит мама.

Прошлой зимой Ася заметила, что некоторые чертики не вырезаны на деревянной двери, а приклеены к ней. Двенадцать в ряд, почти у самого пола. Крайний чертик так заманчиво выдавался вперед, что одним вечером Ася пришла с ножом и, задержав дыхание (вдруг увидят!), встала на колени и поддела чертика под спину. Он не поддавался. Ася пробовала со всех сторон. За дверью раздались шаги, Ася с перепугу ковырнула изо всех сил, и чертик отвалился. Ася схватила его и бросилась домой. Оказалось, что черт оставил на двери одну ногу. Но так было даже интереснее. Ася покрасила его черной гуашью. Гуашь таяла на жаре и пачкала остальные сокровища, поэтому чертик лежал в сторонке.

Красную лохматую резинку Асе прислала мамина подруга из Германии. Она приехала в посылке между конфетами, в красно-зеленом пакете, и была такая красивая, мягкая и пахла сладостями, что Ася ни разу не решилась повязать ею хвост. Смотрела, трогала нежные красные ворсинки.

С перстнем все понятно. Мама отдала ей свой, старый. Просто сняла с руки и отдала.

— Вырастешь — и будешь носить, — сказала мама.

Он велик Асе даже на большой палец ноги. Ася примеряет кольцо каждый день. Если как следует потереть его зубной щеткой, металл и фальшивый бриллиант засияют. Но Ася не чистит кольцо слишком часто — вдруг сотрется.

Позапрошлогодний календарик Ася хранит с трепетом. На обратной стороне — загорелая девушка в красном купальнике выходит из озера. Руку запрокинула за голову. С руки и с темных, зачесанных назад волос стекают капли воды. Смотрит прямо на тебя улыбаясь. Вот бы быть похожей на нее! Края календарика обтрепаны. В городе Ася носила его в портфеле. Иногда доставала и любовалась. Но в деревне сестры заметили календарик и обсмеяли. Ася обиделась и спрятала его вместе с остальными сокровищами.

Круглую картонку с иероглифами Асе подарила Вика Кузнецова. Мама сказала, что иероглифы на картонке — японские. Когда Ася смотрит на них, она представляет себе Японию.

Все сокровища напоминают о маме, о городе и о далеких местах, куда Ася поедет, когда станет взрослой. От них пахнет одновременно их с мамой квартирой, подъездом и заграничной посылкой с печеньем и конфетами, поездами и самолетами, на которых Ася не то что не летала, но никогда их не видела.

Ася посидела над коробкой с сокровищами еще немного и, когда стало совсем невтерпеж, закопала ее под кустом крыжовника — там точно никто не найдет. 

— Не скучайте, — сказала она сокровищам. — Я скоро вас навещу.

Она направилась к калитке, которая вела в сарай, к туалету и к Премерзкому.

 

Премерзкий

Ася взяла прислоненную к забору палку и осторожно открыла калитку, просунула голову в щель и оценила обстановку. Двор перед сараем был пуст. Дядя Миша размахивал вилами в конце двора — перекидывал накошенное сено в сенник. Слева из открытой двери сарая слышалось хрюканье свиньи. Дальше за дверью — низенький ивовый плетень, оттуда выглядывают пушистые желтые головы и доносится тихое кряканье. Индюка не было видно, но он, скорее всего, сидит в засаде в сарае, напротив двери в уличный туалет, и поджидает Асю.

Ася оценила расстояние до туалета и прикинула, сколько бежать. Выходило секунд пять. Она тихонько, стараясь не скрипеть калиткой, вошла во двор и, держа наготове палку, кинулась к двери. Но на полпути из сарая с победным криком выскочил индюк и с гоготом бросился на Асю. Она заверещала и, держа палку перед собой, отступала спиной, к дяде Мише. Пока индюк примерялся, с какой стороны напасть, дядя пришел на помощь. 

— А н-ну, я тебе! — крикнул он из-за Асиной спины, и оттуда же в индюка полетела деревяшка, да только тот успел увернуться. — Иди отсюда, давай. — Дядя Миша вилами загнал индюка в сарай, наподдал ему напоследок и закрыл дверь на задвижку.

Ася — сил нет терпеть — бросилась в туалет.

Индюка дядя Миша принес с работы зимой. К лету он вырос в гору перьев и мяса с отвратительным характером. С утречка мерзкий индюшара выходил во двор и стоял у двери в туалет, поджидая первую жертву. Если приходил дядя Миша, он с недовольным ворчанием убирался обратно в сарай. Но если выгонять корову приходила тетя Маша, ей приходилось брать палку и отбиваться. В первый же день Аси в деревне Премерзкий определил ее как самую слабую и налетал каждый раз, когда она приходила в сарай.

Выйдя из туалета, Ася перегладила всех утят — они не боялись, забирались на руки и нежно пощипывали; потрепала за морду дворового пса, встала на короб с кормом и заглянула в сарай — под маленьким окошком без стекла разлеглась в загоне громадная свинья.

Дядя Миша закончил перебрасывать сено и смотрел на сарай. Каждый раз, когда он думал о судьбе сарая, его круглое лицо становилось таким печальным, что дядю хотелось обнять и пожалеть. 

— Сносить или чинить? — спросил у самого себя дядя Миша. Он прислонил вилы к забору и высморкался, тоже печально.

Сносить или чинить сарай — было важнейшим вопросом. Дядя Миша размышлял о нем утром, днем и вечером. Советовался с тетей Машей, соседями и односельчанами. 

— Чинить? — неуверенно предположила Ася.

Дядя Миша вздохнул в ответ. По мнению Аси, сарай был прекрасен — и разноцветные заплатки на крыше, и лопнувшая стена, словно разошедшаяся под тяжестью лет. Трещина тянулась сверху донизу, и самая широкая часть была на уровне глаз Аси, так что удобно было заглядывать внутрь. В самом сарае Асе тоже нравилось. Деревянные настилы вытерлись до круглых дыр. Бревна-опоры за годы прикосновений стали гладкими и блестящими.

Этим летом трещина стала шире, заплаток на крыше — больше, а дыры в полу круглее, иногда корова застревала копытом. Ни на ремонт, ни на стройку денег не было. Дядя грустнел с каждым днем. Асе тоже становилось грустно рядом с ним.

Она помогла подмести двор и, пока дядя Миша не выпустил Премерзкого, вышла через калитку обратно в огород. 

— Премерзкий, — сказала она и шагнула до куста смородины, — отвратительный. — Шаг к грядке с зеленью. Дальше пошло быстрее. — Гадкий. Противный. Гнусный. Дурной. Мерзопакостный. Поганка.

Так скакала до дома.

 

Коньяк на дубовой коре

В доме стояла тишина. Сестры ушли. Бабушка спала. Оказалось, что вернулась из школы тетя Маша.

Она сидела за кухонным столом, обложившись листочками, тетрадями и записочками, и сверяла записи, тыкая пальцем из одной писульки в другую. 

— Так, замочить кору на 15–20 минут в горячей воде… Из сахара — карамельный сироп… — Тетя Маша заметила Асю: — Девки опять заставили посуду мыть?

Ася не знала, что ответить. Врать вроде как нехорошо, но, если сказать правду, сестрам влетит, а потом влетит ей от сестер. Пока она раздумывала, тетя догадалась сама. 

— В карты проиграла? Они никогда кастрюли не вымоют. 

— И карты в отбой скидывают!

Сестры и правда всегда торопились и оставляли грязные кастрюли на плите, как будто не заметили. Но тетя Маша была занята записочками и снова склонила к ним свою завитую барашком голову. 

— Месяц в тепле… отфильтровать… месяц в темноте… так… Насыщенный коричневый цвет и ярко выраженный аромат! 

— Это что? — поинтересовалась Ася. — Рецепт? 

— Коньяк! — довольно ответила тетя Маша и принялась складывать бумажки в одну стопку. — Домашний коньяк на дубовой коре. Из самогона. Надо у Дубининых литров двадцать заказать. На все дни рождения до самого Нового года хватит! Кто делал, говорят, от настоящего не отличить. Может, продадим еще.

Она взяла сумку и достала из нее крошечный кошелек. 

— Сходи в аптеку, возьми там… — Тетя завозилась, отсчитывая монетки. 

— В аптеке же нет ничего, — возразила Ася. 

— Трава всегда есть, — ответила тетя и высыпала деньги Асе в ладошку. — Две пачки дубовой коры. 

— И хлеба нет, — напомнила Ася. 

— Возьми тогда еще. — Снова возник кошелечек. Тетя достала оттуда единственную бумажку. — Смотри, чтоб вчерашний не подсунули. 

— Маня, ты пришла? — донесся скрипучий бабушкин голос. 

— Пришла! — крикнула в ответ тетя. 

— Обутки надеть помоги! Девки-то, заразы, смылись до вечера шариться!

Тетя ушла помогать бабушке, а Ася достала из шкафа матерчатую сумку и выбежала во двор.