София Синицкая. Безноженька

• София Cиницкая. Безноженька. СПб.: Лимбус Пресс, ООО «Издательство К. Тублина», 2021. — 237 с.

София Синицкая — петербургская писательница, финалист премий «НОС», «Большая книга» и «Национальный бестселлер». Ее проза полна ярких метафор, фантасмагоричности и самобытного юмора, а главными героями часто становятся «классические юродивые».
Роман «Безноженька» — это книга о молодых людях, связанных одной виртуальной игрой. Но однажды они встречаются в «реале», и события, участниками которых стали герои, по накалу страстей превосходят любые сетевые фантазии.

ОСЕНЬ

Кирюхе хотелось бы зажить с Марфушей полноценной взрослой жизнью, он подарил ей дорогущее кольцо, собирался уговорить ее родителей и весной жениться — хотя бы назло маме Вере, которая пропадала у художника напротив. «У тебя своя жизнь, ну и у меня тоже, не желаешь со мной обедать, так мне есть о ком позаботиться, буду молодую жену кормить», — бурчал про себя безноженька. На самом-то деле Вера Ивановна вовсе не отказывалась от Кирюхиных обедов, только она хотела бы их делить еще и со своим вновь обретенным Евгением Геннадиевичем. Однажды художник приперся обедать, как бы знакомиться с «Вериным сыном», однако безноженька оказал ему такой нелюбезный прием, что тот больше не совался. Кирюха приготовил потрясающие голубцы, но вышел к столу полуголый, развалился на своем «троне», издевательски называл гостя «Гением Геннадиевичем» и пускал табачный дым ему в тарелку.

С Марфушей не клеилось, она его все-таки побаивалась, дальше поцелуев дело никак не шло. Безноженька привык к веселым податливым теткам, которые любили деньги и все это половое чавканье, совершенно ненужное и недоступное чистой мечтательной Марфуше. Сигизмундович вырос вдвое, художница сделала с ним несколько работ, одна, под названием «Суд над свиньей-детоубийцей», привела в полный восторг питерских реконструкторов раннего Средневековья. «Суд» в соцсетях расшарили, нашелся покупатель, потом купили три десятка набросков со свиньей, сделали несколько заказов, хозяйка модной галереи предложила устроить выставку под названием «Час свиньи». Впервые Марфуша что-то продавала без Кирюхиной помощи и чувствовала себя почти звездой, безноженьку это страшно злило. А тут еще Настюша Никитина объявилась с неожиданным известием, он перевел ей деньги на врача и попросил оставить в покое, она писала и звонила в истерике, с рыданиями, пришлось ее везде забанить.

Марфуше было неловко перед Колей, но кто бы мог подумать, что Кирюха так жестко наедет со своей любовью, что будет так жалко выпрашивать ноги, что так им обрадуется, так заплачет, завалит подарками и невозможно будет ему отказать? Она не говорила кулеминскому воздыхателю, что ее дружеские, почти родственные отношения с Кирюхой приняли неожиданный оборот. Но Коля чувствовал, что-то случилось. Кирюха с ним разговаривал сухо, Марфа, наоборот, фальшиво-возбужденно, слишком волнительно, пугливо.

Как-то, возвращаясь из школы, проходя мимо «Тан Жена», Марфуша увидела Кирюхину инвалидку, пристегнутую к решетке подвального окна.

Что это Кирюха без нее у китайцев делает? Зашла в ресторан. За столом, на котором едва умещались многочисленные тарелки с едой, сидел довольный Кирюха и с ним незнакомая девушка. Увидев Марфушу, безноженька изменился в лице, поморщился, но махнул рукой — типа иди сюда, мы здесь.

— Привет, ты из школы? Знакомься, Цыпочка, это моя соседка.

Цыпочка увлеченно всасывала лапшу из супа. Завела глаза на «соседку», кивнула. У нее были длиннющие ногти, длинные гладкие волосы, облегающий свитер и на шее толстая цепочка. Официант принес шкварчащую сковородку.

— Ты покушаешь с нами?

Голодная Марфа почувствовала, что Кирюхе совершенно не хочется, чтобы она с ними «кушала». Постаравшись весело улыбнуться, художница попрощалась и пошла домой. Ее радостно встретил Сигизмундович, оживленно хрюкал, хватал, тянул и жевал рукава и подол. Хотелось плакать. Хотелось к Коле.

***

Над кулеминскими сельскохозяйственными полями поднимался туман, кое-где валялись турнепс и морковка. На ферме «Русский страус» жарили омлет из страусиных яиц, гордые птицы чинно ходили по загону, ели капусту. Сынишка хозяина фермы получил от отца по башке за двойки в четверти и теперь хотел, чтобы умер главный страус Виссарион. Он исподтишка кидал ему блестящие болтики и гайки и дразнил — махал руками, шипел, обзывался. Мальчишка прятался за рабицей, страус не мог до него добраться и от злости заглатывал опасные предметы.

Коля дома вырезал из пеноплекса «чучелá» уток, четыре были готовы, заканчивал пятое чучелко, оставалось только пройтись наждачкой и покрасить. Дядька Василий Андреевич собирался развлечь расстроенного несчастной любовью племянника, пойти с ним на охоту, позабавиться ружьецом. Пришла Настюша Никитина со своим папанькой-свиноводом. С дядькой и бабэ свиновод смотрел новости, злобно комментировал спорт, погоду и международные отношения, ничего ему не нравилось. Настюша помогала раскрашивать уток, плакала, жаловалась Коле на судьбу.

Питерские ребята не принесли кулеминцам ничего, кроме горького разочарования в жизни.

— Прислал мне денег на врача-палача. Говорит, это мои проблемы. А это не мои проблемы, это его проблемы. Я никого убивать не собираюсь. Ему корзину с младенчиком оставлю, пусть растит. Головку зеленым красить?

— Головку зеленым, клювик желтым.

— Ты с ним говорил?

— Говорил.

— Ну и что?

— Он глупость сказал. Я после этого разговора перестал с ним общаться. Честно говоря, не ожидал.

— Чего не ожидал-то, говори.

— Он сказал, что в детских домах неплохо кормят.

— Свинья!

— Не плачь, Настя. Пойдем уток стрелять, только рано встать надо, до рассвета. Не плачь, все не так уж плохо. Хреново, когда здоровья нет. А если есть здоровье, все разрулится.

— Марфуша твоя с ним теперь, да?

— Похоже, что с ним.

— Она про меня знает?

— Я не говорил.

— Я ей напишу. Нельзя строить счастье на чужом несчастье, на детских косточках.

— Думаешь, она счастлива?

— Пусть у них все будет плохо!

— Не говори так, нельзя зла желать.

— А я желаю!

— Спинку сделай просто серую с черной полоской, не парься, крылья не рисуй. Мы в четыре тридцать за тобой заедем. Тепло оденься.

Бабэ достала из печки чугунок со щами. В Боливии шли протесты из-за результатов выборов, в Венеции началось наводнение, студент строительного колледжа устроил стрельбу и покончил с собой, в Петербурге из реки достали историка, он пытался утопить рюкзак с отрубленными женскими руками. Папанька-свиновод давал нецензурную оценку настоящему ходу истории человечества. Василий Андреевич предлагал закусывать маринованными белыми, соленой рыбой и одним из Сигизмундовичей в перце и чесноке. Бабэ говорила: «Сами вырастим, поставим на ноги, справимся, радоваться будем».

Ночью подморозило, у Никитиных горело оранжевое окошко. Настюша вышла в ватнике, толстых штанах, высоких рыбацких сапогах. Рюкзак на плече был забит деревенской едой. Заскулил Барбоска, ему тоже хотелось пойти на уток, но Василий Андреевич собак не приглашал — они вести себя не умели и портили всю охоту.

Над Окой разливался розовый восход. Коля спустил на воду чучелки, они плавали в речной траве совершенно как живые — будто кормится стая.

Охотники спрятались в кустах, дули в манки, далеко разнеслось призывное кряканье: «Кря-кря-кря! Кря-а-а-крякря!» Коля поглядывал на Настю — она разрумянилась, рыжие кудри выбились из-под капюшона. В лучах встающего солнца девушка увлеченно крякала, забыв о «свинье» и всех своих несчастьях. Ответили сверху. На манок и «чучелá» летели утки. Василий Андреевич несколько раз пальнул. Подбитые птицы падали в воду. Дал пострелять племяннику. Коля был не такой меткий, но селезня достал, он шмякнулся на берег. «Молодец! Мы его с картошечкой зажарим!» — волновался дядька. В небе осталась одна парочка, пометалась испуганно и улетела, не дожидаясь новых выстрелов.

Настюша в своих резиновых сапогах побрела за добычей, взяла четырех уток, три, как выразился дядька, «тухли» в отдалении, до них было не добраться. Василий Андреевич в пылу охоты начал стягивать штаны — скорее, пока течением не унесло! Коля сказал разводить костер и сам полез в воду. Солнце встало. Пили крепкий чай, жарили хлеб с салом. Василий Андреевич вздремнул на туристическом коврике. Настюша забрасывала спиннинг. Со стороны деревни несся колокольный перезвон на тему «Нафинг элс матерс». На сердце был камень, а так все ничего.

***

Вечером после неприятной встречи в «Тан Жене» безноженька позвонил Марфуше. Она не ответила, надеясь, что теперь он будет мучиться, переживать. Прошел день, другой. Еще один звонок. Снова не ответила, а к вечеру пошла мириться, чтобы совсем уж не убивался. Кирюха ее встретил небритый, утомленный, спокойный, снисходительный и в каком-то странном ошейнике. Вовсе не несчастный. Он сказал Марфуше, что она его невеста и все будет хорошо, а сейчас самое время помириться и пойти на кухню — делать идеальный соус к блинчикам с семгой. Девушка решила, что так просто он не отделается, и устроила сцену ревности из-за Цыпочки. Безноженька хладнокровно выслушал упреки и сухо ответил, что Цыпочка — его фитнес-подруга, она активная, позитивная, артистичная и на все сто разделяет его представления о здоровом образе жизни.

— Дорогая, давай-ка сразу расставим точки над «i». Я прошу тебя, как мою будущую жену, проявлять уважение к тем немногим людям, с которыми я общаюсь.

Много чего говорил, спокойно и свысока. Марфуша глотала слезы, чувствуя себя неактивной непозитивной пухлой жабой. Сжалившись, безноженька подгреб, обхватил ее сильными руками, завалил на подушки, целовал, с мычанием прикусывал, лизал за ушком и под мышками, и это было очень приятно, добился того, что она попросила прощения за неуместную ревность, великодушно простил и отправился на кухню. Марфуша лежала в темноте, пока не донесся запах жареного теста, включила лампу над кроватью, заглянула в глаза Лорен Вассер, стала одеваться и вдруг увидела на комоде толстую цепочку — точно такую, как на Цыпочке была. Выдвинула ящик, там были какие-то выжатые тюбики с нарисованными стрелками, презервативы, наручники, непонятные гадкие прищепки с перышками и на цепочках. Марфуша выдрала ящик из комода, вывалила содержимое на пол, быстро и тихо вышла из Кирюхиной квартиры, дав себе клятву больше туда не возвращаться.

Дома, войдя в Сеть, обнаружила ужасное письмо от Насти Никитиной.