Саманта Швеблин. Кентуки
- Саманта Швеблин. Кентуки / пер. с исп. Н. Богомоловой. — М.: Издательство АСТ: CORPUS, 2020. — 288 с.
Саманта Швеблин — аргентинская писательница, автор нескольких сборников рассказов и множества новелл. Ее первый опыт в жанре крупной прозы — «Дистанция спасения» — в 2017 году вошел в шорт-лист Международной букеровской премии. В 2020 году в лонг-листе этой же премии оказался второй роман автора — «Кентуки».
Кентуки — это маленькие механические мягкие игрушки, у которых вместо глаз — камеры, а вместо ног — колеса. Эти электронные домашние питомцы всюду следуют за своим хозяином. Но есть одно «но»: все они подключены к анонимному глобальному серверу и за каждым из них стоит живой человек, со своим характером и отношением к владельцу.
***
— Не смотрите на меня так, — сказал Энцо. — И перестаньте бегать за мной по пятам как собачка.
Ему объяснили, что кентуки — это еще и «какой‐то другой человек», вот почему Энцо всегда обращался к нему на «вы». Если кентуки путался у него под ногами, «хозяин» распекал его, но это было всего лишь игрой, потому что, судя по всему, отношения между ними уже начали налаживаться. Привыкнуть к кентуки ему было непросто. На первых порах Энцо сильно раздражал плюшевый зверек, который вечно вертелся где‐то рядом. Жестокое изобретение. Приходилось весь день смотреть под ноги, чтобы не наступить на крота. Мальчик, кстати сказать, не обращал на кентуки никакого внимания, словно того и не было. Бывшая жена и психолог мальчика во время «переговоров» в два голоса объясняли Энцо, чрезмерно увлекаясь подробностями, почему иметь дома кентуки — очень полезно для ребенка. «Это еще один шаг, который поможет Луке адаптироваться», — заявила бывшая жена. А когда отец предложил завести собаку, его слова вызвали у обеих искреннее изумление: зачем, если в доме у мамы Луки уже и так есть кошка, а кентуки мальчику нужен в отцовском доме? «Неужели мы должны вам снова все объяснять?» — спросила психологиня.
На кухне Энцо собрал инструменты, которые могли понадобиться ему в теплице, и вышел в расположенный за домом сад. Было четыре часа дня, над Умбертиде висело серое мрачное небо, и казалось, что вот-вот хлынет дождь. Энцо услышал, как оставшийся в доме крот начал колотить в дверь. Ничего, ничего, скоро я к тебе вернусь, подумал Энцо.
Да, он уже успел привыкнуть к компании кентуки. Делился с кротом новостями и, если садился работать, поднимал его к себе на письменный стол и позволял там разгуливать. Их отношения чем‐то напоминали те, что когда‐то сложились у отца Энцо с их собакой, и порой, но только когда они с кентуки оставались вдвоем, он повторял некоторые любимые отцовские словечки или копировал его позу, хватаясь за поясницу после мытья посуды или подметания полов. Или, совсем как отец, с мягким упреком и легкой улыбкой не без удовольствия произносил: «Не смотрите на меня так. И перестаньте бегать за мной по пятам как собачка».
А вот отношения мальчика с кентуки никак нельзя было назвать добрыми. Лука твердил, что ненавидит крота за то, что тот ходит за ним хвостиком, лезет к нему в комнату, «чтобы порыться в моих вещах», и целый день пялится на него как последний дурак. Лука каким‐то образом прознал, что, если помешать кентуки вовремя подзарядить аккумулятор и батарея сядет, связь между «хозяином» и «жизнью» сразу оборвется. «Только не вздумай ничего такого проделать, — пригрозил сыну Энцо, — твоя мать нас убьет». Но Лука нисколько не испугался, наоборот, он принялся во всех подробностях втолковывать отцу суть дела: если связь между «хозяином» кентуки и вторым пользователем хоть раз нарушится, восстановить ее будет невозможно. И при одной только мысли, что когда‐нибудь с его помощью аккумулятор кентуки полностью разрядится, мальчик просиял. Он получал массу удовольствия, запирая крота в ванной или придумывая другие способы, как перекрыть тому доступ к зарядному устройству. Энцо уже привык, просыпаясь среди ночи, видеть где‐то у самого пола мигающий красный огонек, при этом кентуки стучал по ножкам кровати, словно прося, чтобы кто‐нибудь помог ему отыскать зарядку. И все же крот всегда находил способ вовремя известить Энцо о своей беде. Если Энцо хотел избежать нового судебного разбирательства со своей бывшей, надо было во что бы то ни стало сохранять кентуки в рабочем состоянии. Хотя и было решено, что забота о сыне ложится на обоих родителей, мать мальчика уже сумела привлечь на свою сторону психолога, поэтому будет лучше, если со злосчастным кротом ничего плохого не случится.
Энцо слегка разрыхлил землю и добавил в нее компоста. Раньше теплица принадлежала его бывшей жене и была последним, из‐за чего они сражались при разводе. Иногда, вспоминая об этом, он радовался, что теперь теплица перешла к нему. Никогда прежде он не замечал, какая приятная земля на этих грядках. Ему нравилось вдыхать ее запах, чувствовать ее влажность, нравилось сознавать, что этот маленький мир не только зависит от его решений, но и принимает их с молчаливой и безусловной покорностью. Такая работа помогала расслабиться и давала возможность хоть немного подышать свежим воздухом. Он купил все, что было нужно для теплицы: разбрызгиватели, инсектициды, датчики влажности, лопаты, а также грабли, среднего размера и совсем маленькие.
Энцо услышал, как тихо скрипнула и опять закрылась дверь, затянутая москитной сеткой. На нее достаточно было лишь чуть поднажать изнутри — и крот мог свободно выйти из дома, такая независимость вроде бы нравилась ему. Потом он быстро отскакивал, чтобы дверь, возвращаясь в прежнее положение, не ударила его. Правда, иногда не успевал, и дверь его задевала и сбрасывала вниз. Он недовольно пищал, а Энцо спешил кроту на помощь.
На сей раз он упал удачно, то есть встал на колесики, и Энцо ждал, когда же тот дойдет до теплицы.
— Ну и что вы опять вытворяете? — спросил «хозяин». — Ведь в один прекрасный день вы не сумеете подняться самостоятельно, а меня поблизости не окажется. И тогда?..
Теперь кентуки стоял уже совсем рядом, вплотную к его ботинкам, но быстро отодвинулся немного назад.
— Что?
Кентуки посмотрел на него. В правый глаз ему попала земля. Энцо чуть наклонился и сдул ее.
— Как вам нравится мой базилик? — спросил он.
Кентуки развернулся и куда‐то заспешил. Энцо продолжал понемногу добавлять в землю компост, прислушиваясь к шуму маленького мотора, который заработал бойчее. Крот выбрался из теплицы, его колеса иногда с легким стуком задевали за края плит, покрывавших двор. Ладно, подумал Энцо, значит, несколько минут у меня еще есть. И отправился за садовыми ножницами, а когда вернулся, кентуки снова был в теплице и ждал его.
— Может, надо полить еще?
Кентуки не шевельнулся и не издал ни звука. Вести себя именно так научил его Энцо, и это было своего рода договором между ними, помогавшим общаться: полная неподвижность кентуки означала «нет», слабое урчание — «да». Резкое движение было изобретением самого кентуки, но смысла его Энцо так до сих пор и не разгадал. Знак казался ему неопределенным и вроде бы мог восприниматься по‐разному в зависимости от ситуации. Иногда в нем угадывалось что‐то вроде: «Следуй за мной, пожалуйста», иногда: «Не знаю».
— А красный перец? Только в четверг первые ростки проклюнулись, и вроде уже подрос?
Кентуки снова куда‐то отправился. Наверное, это был какой‐нибудь старик. Или человек, которому нравится вести себя по‐стариковски. Энцо знал это, потому что задавал ему вопросы — у них получалась своего рода игра, приводившая крота в восторг. Но игру следовало устраивать регулярно, чтобы интерес к ней не угасал, — так регулярно, скажем, купают собаку или меняют наполнитель для кошек. Вопросы Энцо задавал, когда пил свое пиво, устроившись в шезлонге, поставленном перед теплицей. Особого напряжения игра от него не требовала. Мало того, иногда он задавал вопросы, а потом не обращал никакого внимания на ответы — сидел с закрытыми глазами, выдерживая паузу между двумя глотками пива, и постепенно погружался в легкий сон, так что кентуки приходилось стучать по ножке шезлонга, чтобы заставить «хозяина» продолжать.
— Да, да, сейчас… Я вот думаю… — говорил Энцо, — интересно было бы узнать, чем занимается наш крот? Может, он повар? — Кентуки застывал, что соответствовало очевидному «нет». — Или он выращивает сою? А может, он учитель фехтования? Владелец завода, производящего свечи зажигания?
Но однозначного ответа на свои вопросы Энцо никогда не получал, он не мог даже точно определить, были ответы крота в общем и целом честными или весьма приблизительными. Со временем Энцо удалось выяснить, что, кем бы ни был человек, который разгуливал по их дому под видом крота, он наверняка очень много путешествовал, при этом места, где ему довелось побывать, не совпадали с теми, что до сих пор успел перечислить Энцо. Также не вызывало сомнений и другое: речь шла о человеке взрослом, хотя никак не получалось узнать его хотя бы примерный возраст. Он вроде бы не был ни французом, ни немцем, а иногда вдруг казался и французом и немцем сразу, и у Энцо даже мелькнула мысль, что, скорее всего, его можно считать эльзасцем, и «хозяин» забавлялся, наблюдая, как кентуки от нетерпения бегает кругами и в отчаянии ждет от него именно такого вывода, который как будто напрашивался сам собой. Но произнести это слово крот не мог, а Энцо все тянул и никак не желал сказать: «Эльзас».
— Вам нравится Умбертиде? — спрашивал он. — А итальянский народ, солнце, цветастая одежда и необъятные задницы наших женщин?
Тут кентуки опять начинал бегать вокруг шезлонга и мурлыкать как только мог громко.
Иногда Энцо брал крота с собой в машину и ставил у заднего стекла, чтобы тот смотрел на улицу, пока «хозяин» вез Луку на тренировку по теннису или ехал в супермаркет за продуктами, а потом они возвращались домой.
— Вы только гляньте, какие женщины! — приговаривал Энцо. — И откуда, интересно знать, бывают родом кроты, которые никогда не видели таких женщин?
А крот снова и снова мурлыкал, выражая таким манером не то гнев, не то удовольствие.
войдите или зарегистрируйтесь