Алессио Форджоне. Неаполь, любовь моя
- Алессио Форджоне. Неаполь, любовь моя / пер. с ит. Я. А. Богдановой. — М.: РИПОЛ классик, 2020. — 288 с.
Алессио Форджоне — итальянский прозаик, получивший в 2019 году премию «Пересечения. Россия — Италия» за дебютный роман «Неаполь, любовь моя». Эта книга — про тридцатилетнего писателя, который никак не может повзрослеть и найти свое место в современном мире. А вспыхнувшая страстная любовь влечет за собой не столько счастье, сколько жертвенность и уступки.
Упомянутые в наших публикациях книги можно приобрести с доставкой в независимых магазинах (ищите ближайший к вам на карте) или заказать на сайтах издательств, поддержав тем самым переживающий сейчас трудный момент книжный бизнес.
* * *
На завтрак я съел два магазинных пирожка со сливовой начинкой и выпил глоток свежевыжатого апельсинового сока. Искупался и снова надел пижаму. Поставил телефон на зарядку. Включил ноутбук. Перечитал вступление к рассказу, который начал писать, а потом отложил на время — в этом рассказе шла речь о девочке, у которой умер возлюбленный. Их отношения продвинулись ненамного дальше поцелуев, когда он навсегда покинул этот девственный, как и он сам, мир. Начало мне понравилось, и я написал еще 500 слов. Остановился. Телефон показывал, что зарядился. Я позвонил ей. Наш разговор начался с того, что она спросила:
— Ты правда мне позвонил?
Я напомнил, что уже говорил ей — я не псих.
— Я тебя отвлекаю?
Она сказала, что нет, что она как раз собиралась выйти покурить.
Я услышал шаги, потом звук открывающейся балконной двери и уличный шум. Колесико зажигалки повернулось рядом с телефоном, она затянулась и спросила:
— Что будешь делать сегодня, пока я занимаюсь?
— Буду писать, наверное, у меня рассказ в работе.
— Ты пишешь?
— Пытаюсь.
— Когда я разделаюсь с экзаменом, попрошу тебя прочитать мне этот рассказ, — сказала она.
Я посмотрел на опущенные жалюзи. Снаружи светило солнце, коричневые дома под его лучами казались желтыми.
— Во сколько у тебя в понедельник экзамен? — спросил я.
— А что?
— Мы могли бы встретиться.
— Первое свидание. Может быть, не стоит устраивать его в перерыве между делами?
— А завтра?
— Нет, завтра мне нужно все повторить.
— Во вторник?
— Во вторник, — сказала она и затянулась. — Куда ты меня поведешь?
— Еще не думал.
Я сдвинул пальцем вниз пыльную полоску жалюзи. Увидел охранника из моего дома, который закрывал свою сторожевую будку.
— Ты весь день будешь заниматься? И сегодня вечером тоже? — спросил я.
— Да. А ты?
— Надеюсь, что буду писать.
— А потом?
— Может, пойду куда-нибудь, может, нет.
— Будешь думать обо мне?
Я ответил, что надеюсь на это, мы попрощались, и я вернулся к рассказу. Отправил свою героиню на Прочиду, в гости к тете. Она сидела за столиком в баре, заказала самбуку, потому что это был единственный алкогольный напиток, который она пробовала: ее возлюбленный, перед тем как умереть, угостил ее самбукой, а потом, уже изрядно набравшись, ласкал ее у стадиона Сан Паоло.
Мы позавтракали. Вдвоем с мамой. Отца дома не было.
Мама спросила, как моя спина, я ответил, что лучше. Потом она снова вернулась к вопросам о работе. Спросила, ищу ли я вакансии. Я ответил, что ищу, и добавил, что работа хорошо прячется от меня. Мама перестала дуть на ложку и вздохнула:
— Мне надоело слышать от тебя такое, надоело, что ты так к этому относишься.
— Я ищу, — повторил я, сунув ложку в рот.
— Почему ты не поедешь в Ливорно к дяде?
— И что мне там делать?
— Послушать, что он скажет.
Я ответил, что у жителей Ливорно очень странный акцент и я их не понимаю. Мама вскочила и стряхнула в мусорное ведро остатки риса с тарелки.
— Как же мне это надоело! — крикнула она, и потом сказала, что мне пора повзрослеть, я уже больше не ребенок.
Я не стал говорить, что уже вырос, хочу того или нет.
Я доел и вернулся в комнату. Переставил ноутбук и стал смотреть «Прослушку». Ближе к вечеру мне позвонил Русский и пригласил прогуляться. Я отказался. Снова сел писать и к ужину дошел до того момента, когда девочка встречает нового парня и решает лишиться девственности с ним, но не потому, что так правильно, а чтобы избавиться от боли. Она верит, что боль исчезнет, стоит ей только перейти в мир взрослых, исчезнет под грузом других тривиальных вещей. Мы сели ужинать. Я спросил отца, смотрел ли он матч, и он ответил, что, когда «Наполи» так играет, ему сам черт не страшен. Потом сказал, что мы должны были приберечь парочку голов к выездному матчу против мадридского «Реала». Я ответил, что парочки голов может и не хватить.
Мама поставила еду на стол. Моцарелла, салат из помидоров и прошутто крудо. Я отрезал кусок хлеба. Поел, встал из-за стола. Открыл окно и закурил. Переставил ноутбук и сел перечитывать рассказ.
Немного больше трех тысяч слов.
Я читал, не отвлекаясь и не думая ни о чем другом, и рассказ мне понравился. Мне показалось, что он легко читается, но при этом не лишен смысла. За окном парковалась какая-то машина. Я решил, что надо написать еще несколько рассказов, а потом отправить их куда-нибудь. Закурил вторую сигарету. Подумал, что должен писать рассказы, пока ищу идею для романа. У меня было уже пять рассказов, останавливаться было бы неправильно: я почувствовал, что могу сделать это, даже немного воспрянул духом. Подумал, что сидеть весь день дома и писать — это в принципе и есть та работа, которой мне интересно заниматься. Я хорошо себя представлял в роли писателя, молчаливого и гордого, но при этом не лишенного сердечности, но меня прервала мама, сказав, что в коридоре уже воняет табаком. Я попросил у нее прощения и, не переставая смотреть на улицу, потушил сигарету, раздавив ее со всей силой, на которую был способен.
На небе сияло солнце, старательно посылая к земле свои лучи. Пьяцца дель Джезу — с того места, откуда я смотрел — была залита светом. Я был не в пальто, а в кожаной куртке, не в новых кроссовках, а в туфлях, за которые отдал целое состояние в прошлой жизни. Я побрился и тщательно выбрал рубашку, лазурную с узором из синих цветов. Посмотрел на свое отражение в грязном окне поезда. Подумал, что Лола может и не узнать меня сразу, я уже ничем не походил на того неудачника, с которым она познакомилась.
Я ждал ее и злился, что не знаю, с какой стороны площади она появится. Выбрал одно направление и смотрел только туда. Пару раз повернулся вокруг своей оси и потом наконец увидел ее парящее пальто, оно появилось как раз в той стороне, которую я выбрал. Я поднял руку. Лола подошла и поцеловала меня в обе щеки. На ней были большие очки, круглые, с позолоченной оправой, а под пальто — черные брюки и облегающая блузка, тоже черная.
— Давно ждешь? — спросила она.
Я ответил, что это неважно. Она спросила, куда мы пойдем.
— Ты уже обедала?
— Да, но мы можем еще раз пообедать.
Мы сели за столик у того же бара, где я смотрел матч.
— Вот здесь я увидел, как ты идешь по улице, а потом пошел следом, — сказал я, указав на точное место, где это произошло.
— Знаю, — ответила она.
— Что вам принести? — спросил бармен.
Я заказал горячий чай и немного холодного молока к нему. Она взяла эспрессо и круассан с кремом.
— Почему ты взял чай? — спросила она, когда бармен ушел.
— Предпочитаю чай, — ответил я.
— А почему?
— Не знаю, кофе меня бесит.
Бармен вернулся и поставил на наш столик поднос.
— Вот, — говорил он каждый раз, когда переставлял что-то с подноса на стол.
— Ты не против, если я буду пить кофе при тебе?
— Нет. Но был бы против, если бы ты при мне ела рыбу.
— Не любишь рыбу?
— Ага, — ответил я.
Она поболтала ложечкой, чтобы размешать сахар.
— Почему? — спросила она меня и потом поднесла чашечку к губам — восхитительным, большим и безмятежным, как необитаемый остров.
— У меня есть рассказ на эту тему. Точнее, это один из эпизодов в рассказе.
— Ты правда пишешь?
— Да.
— И что именно пишешь? — Она поставила на стол белую чашечку с отпечатком красной помады на ней.
— Рассказы пока что.
— Я бы хотела их прочесть.
— О’кей.
— Почему ты не ешь рыбу?
Я налил молоко в чашку, помешал ложечкой, чай сменил цвет.
Я рассказал, что в моем детстве у бабушки была сумасшедшая подруга, которая осталась одна, без мужа и без детей, она кормила кошек со всего района, поэтому ее руки постоянно воняли рыбой. При встрече она больно щипала меня за щеку, поэтому теперь у меня запах рыбы ассоциируется с этими руками. Лола, стараясь не раскрошить круассан на пальто, ела его над столом. Спросила, правда ли я был моряком. Я ответил, что да, и она заметила, что это странно, когда моряк не ест рыбу.
— По-твоему, моряки только и делают, что сидят с удочкой на борту и ловят рыбу на обед?
— Нет?
— Нет. Рыбу едят только по четвергам.
— Почему по четвергам?
— Просто так.
— Ты долго был моряком? — спросила она, когда доела круассан.
— Шесть лет, — ответил я.
— Почему ушел?
— Характерами не сошлись.
Она улыбнулась мне, и я снова отпил чай.
— Ты мне скажешь свое настоящее имя?
— Может быть, — ответила она.
За ее спиной по улице то и дело проходили люди.
— Почему Лола?
— Ты не чувствуешь, как воняет блевотиной? — спросила она.
— Нет, не думаю.
— Не чувствуешь странную вонь, нет?
— Нет, вроде бы.
— А я чувствую. — И она продолжила оглядываться по сторонам.
Я сказал ей, что лучше уйти, пока я навсегда не стал у нее ассоциироваться с этой вонью.
Я зашел в бар и подошел к кассе. Она следом. Покопалась в сумочке и достала кошелек. Я сказал, чтобы она не волновалась. Заплатил 6 евро и 50 центов. Оставил бармену эти 50 центов на чай.
— Что будем делать? — спросила она, и я предложил прогуляться вниз по склону.
Мы перешли виа Монтеоливето, прошли мимо Дворца почты, мои руки были в кармане джинсов, ее — в карманах пальто. Я остановился на светофоре, у пешеходного перехода, она закурила.
— После философии что собираешься делать? — спросил я ее.
— Хотела бы работать в кино главным оператором.
Загорелся зеленый.
— Я сначала получил диплом политолога, потом социолога. Столько времени потратил.
— Почему ты так поступил?
— Не помню, — ответил я ей.
Виа Медина закончилась, началась Маскьо Анджоино. Мы дошли до угла пьяцца Муничипио, и в глубине площади был светофор, потом началась другая улица, вдалеке виднелось здание морского вокзала. У причала дремал на швартовых канатах круизный лайнер.
— Что хочешь делать? — спросил я ее.
Она ответила, что хотела бы съесть мороженое.
Мы вошли в бар у порта, я быстро выбрал мороженое, в отличие от нее. Даже уточнил, выбирает она мороженое или машину. Она ответила, что выбрать хорошую машину гораздо проще, чем выбрать хорошее мороженое.
Наконец мы купили два больших рожка «Альгида». Я заплатил 5 евро за оба.
Мы сели на улице, на солнце. Я снял куртку, она сняла пальто. Укусила мороженое. Я спросил, довольна ли она, и она в ответ кивнула.
— Могу я все же узнать, почему Лола? — спросил я.
— «Лолита». Набоков.
Я ответил, что не читал никого из русских писателей второго разряда.
— Это мой любимый роман, — ответила она.
— Никто не идеален.
войдите или зарегистрируйтесь