Как стать бегающим писателем
Глава из книги Харуки Мураками «О чем я говорю, когда говорю о беге»
О книге Харуки Мураками «О чем я говорю, когда говорю о беге»
Сегодня четырнадцатое августа, воскресенье. Утренняя пробежка — час пятнадцать. Я бежал и слушал на своем
За первые две недели августа я пробежал ровно 150 километров.
Бегать ежедневно я начал сто лет назад, осенью 1982 года. Тогда мне было тридцать три года. До этого я держал что-то вроде джазового клуба неподалеку от станции Сэндагая. Сразу после окончания университета — точнее, все еще числясь студентом, так как во время учебы я уйму времени тратил на всякие подработки и у меня остались хвосты,— я открыл небольшой клуб у южного входа станции Кокубундзи. Года через три здание, в котором был клуб, поставили на капитальный ремонт, и мы переехали на новое место, ближе к центру Токио. Заведение было не большое, но и не маленькое. В углу стоял рояль, рядом при желании — хоть и с большим трудом — умещался квинтет. Днем мы подавали кофе, вечером начинал работать бар. Была у нас в меню и кой-какая закуска, а по выходным в клубе играла живая музыка. Тогда джазовые клубы вроде нашего были редкостью, поток клиентов не иссякал, дела шли довольно сносно.
Большинство моих знакомых поначалу думали, что ничего из этой затеи не выйдет — мол, и деловой хватки у меня нет, и бизнес мой не бизнес, а так, клуб по интересам. Но они здорово ошиблись в прогнозах. Сказать по правде, я тоже не считал себя гением предпринимательства, но при этом мне было предельно ясно, что, если я не справлюсь, нам крышка. Вот и старался, выкладывался изо всех сил. Усердие и физическая выносливость — две вещи, на которых я выезжал. И тогда, и сейчас. Родись я лошадью, был бы скорее рабочей, чем скаковой. Но я родился не лошадью, а сыном простого служащего и плохо понимал, как нужно вести бизнес. К счастью, моя жена из семьи предпринимателей, и ее врожденная интуиция не раз нас выручала. Ведь как бы усердно ни пахала рабочая лошадка, без пахаря ей все равно не справиться.
А работа действительно была тяжелая. Я трудился с утра до позднего вечера, пока буквально с ног не валился от усталости. Случались самые разные неприятности, хватало и забот, и разочарований. Но я вкалывал как бешеный, и дело начало приносить прибыль, что позволило мне нанять кое-какой персонал. Ближе к тридцати я смог наконец перевести дух. Для того чтобы открыть свой бар, я назанимал у всех подряд кучу денег и теперь, когда расплатился практически по всем долгам, почувствовал, что наступило время подвести некий итог. До этого я барахтался в воде, как утопающий,— пытался выжить, удержаться на плаву. У меня и времени-то не было, чтобы думать еще о чем-то. А тут во мне вдруг родилась уверенность, что раз уж я сумел преодолеть еще один пролет этой крутой лестницы, то никакие будущие перипетии мне не страшны — уж как-нибудь справлюсь. Я глубоко вздохнул, окинул прощальным взглядом пройденный путь, осмотрелся и стал думать о том, куда двигаться дальше. Мой тридцатилетний юбилей был не за горами. Я вступал в тот возраст, к которому слово «молодость» уже не относится. И вот тут-то — для меня самого, между прочим, это тоже явилось полной неожиданностью — я вдруг задумал написать повесть.
Я даже помню, когда и где именно это произошло: 1 апреля 1978 года, примерно в час тридцать пополудни, на стадионе Дзингу. В тот день я, в одиночестве попивая пиво, наблюдал за игрой, устроившись на наиболее удаленной от домашней базы части поля, в аут-филде. От моего дома до стадиона Дзингу было рукой подать, к тому же я тогда активно болел за «Якультских ласточек». Был погожий весенний день. На небе ни облачка. Дул теплый ветерок. В те времена в аутфилде не ставили скамеек — это был просто откос, покрытый травкой. Я валялся на траве, поглядывая в небо, пил пиво и с ленивым удовольствием следил за игрой. Обычно на играх «Ласточек» зрителей бывало негусто, вот и тогда на стадионе собралось совсем немного народа. Это был первый матч сезона. «Ласточки» принимали на своем поле «Хиросимских карпов». Питчером у «Ласточек» был Ясуда — невысокий, коренастый, он подавал отличные крученые мячи. В первом иннинге, пока была подача «Ласточек», он не дал команде соперника заработать ни одного очка. Потом «Ласточки» играли в нападении. Первым бьющим у них был Дэйв Хилтон, молодой американский игрок. Раздался характерный звук удара битой по мячу — он отбил в левую часть поля. По стадиону прокатилось гулкое эхо. Хилтон в одну секунду пробежал первую базу и оказался на второй. И в этот самый момент меня осенило: «Все ясно! Начинаю писать повесть!» Я до сих пор помню огромное ясное небо, мягкость и свежесть травы, вдохновляющий звук удара. Будто что-то снизошло на меня с небес в ту секунду, и я с благодарностью это что-то принял.
Я, в общем-то, не претендовал на то, чтобы стать писателем. Мне просто очень захотелось написать повесть. У меня не было четкого представления, о чем именно писать, но я чувствовал, что если начну сейчас, то может получиться что-то стоящее, что-то свое. Я представил себе, как возвращаюсь со стадиона домой и сажусь за письменный стол. И тут понял, что у меня даже нет приличной перьевой ручки. Поэтому я отправился на Синдзюку в магазин «Кинокуния» и купил там, в отделе канцтоваров, упаковку писчей бумаги и перьевую ручку «Сейлор» за тысячу иен*. Такое вот скромное капиталовложение.
Это было весной, а осенью того же года я закончил свою первую вещь (около двухсот страниц рукописного текста) — восхитительное чувство. Я понятия не имел, что делать с рукописью, и под влиянием момента взял и отправил ее в литературный журнал на конкурс начинающих авторов. Судя по тому, что я даже не снял копии, дальнейшая судьба произведения не особо меня волновала. Немногим позже повесть была опубликована под названием «Слушай песню ветра». Но, по правде говоря, вопрос о том, выйдет или не выйдет книжка в свет, интересовал меня гораздо меньше, чем процесс ее написания.
В ту осень вечные неудачницы, мои любимые «Ласточки», неожиданно для всех сначала попали в центральную лигу, а потом стали чемпионами Японии, обыграв «Смельчаков Ханькю». Я был в диком восторге и даже сходил на несколько матчей чемпионата, проходивших на стадионе Коракуэн («Ласточки», которые и сами не предполагали, что выиграют, уже договорились с университетской бейсбольной лигой и уступили свою площадку — стадион Дзингу — студентам).
Я отлично помню то время. Осень была чудесной и солнечной. Небо — высоким и чистым. Деревья гинг-ко у картинной галереи сияли золотом, никогда прежде я не видел их такими золотыми. Это была последняя осень моего третьего десятилетия.
Когда следующей весной мне позвонил редактор журнала «Гундзо» и сообщил, что моя повесть попала в шорт-лист, я не сразу понял, о чем речь. Я уже успел забыть, что посылал рукопись на конкурс. Но в результате я стал лауреатом премии, а летом мою повесть опубликовали. Надо сказать, книжку приняли хорошо. Таким образом, в тридцать лет, сам толком не понимая, что вообще произошло, я оказался в рядах «молодых и многообещающих» писателей. Я и сам-то удивился, но удивлению моих знакомых просто не было предела.
После этого параллельно с работой в баре я написал еще одну повесть — «Пинбол-1973» — и несколько рассказов. Попутно перевел пару коротких вещей Фрэнсиса Скотта Фицджеральда. Обе мои повести («Слушай песню ветра» и «Пинбол») были выдвинуты на премию Акутагавы. Говорили, что у них хороший шанс на победу, однако прогнозы не оправдались. Честно говоря, я и сам не знал, хотел ли я эту премию. Ведь стань я лауреатом, меня бы затаскали по интервью и завалили бы заказами, а на тот момент я боялся, что это помешает мне держать джазовый клуб.
Вот так я и жил: вел счета, проводил переучеты, составлял график работы персонала и, кроме того, каждый день стоял за стойкой бара, смешивал коктейли и готовил еду. Закрывались мы обычно под утро. Оказавшись дома, я садился за кухонный стол и писал, писал, писал — до тех пор, пока не начинал проваливаться в сон. Подобной жизни с лихвой хватило бы на двух человек. Это было очень тяжело физически. Так продолжалось три года изо дня в день, пока я не осознал, что писать повести и одновременно держать бар мне больше не по силам.
Работая в сфере обслуживания, приходится соблюдать определенные правила по отношению к клиентам. Кто бы ни зашел в твое заведение (ну, если только не совсем отморозок какой-нибудь), ты обязан приветливо ему улыбнуться и поздороваться. Благодаря своей работе я общался с очень разными людьми, повстречал самых удивительных персонажей. Я как губка впитывал в себя впечатления и искренне радовался каждому повороту судьбы, зная, что он несет в себе новые возможности.
Но постепенно во мне созрело желание написать что-то более солидное — и по содержанию, и по объему. Когда я работал над первыми двумя повестями, я получал удовольствие от самого процесса, но при этом отдельные места мне не очень нравились. Я писал урывками, выкраивая час тут, полчаса там, был вечно усталым, не мог сосредоточиться и чувствовал, что, водя ручкой по бумаге, я буквально сражаюсь со временем. И хотя эта «прерывистая» техника и позволила мне написать что-то новое и интересное, но, разумеется, работая таким образом, серьезного произведения не создашь.
Я неожиданно понял, что у меня есть шанс стать писателем (а такой шанс выпадает далеко не всем), что, если постараться, я смогу написать вещь, которой сам буду доволен. Ну и естественно, решил эту возможность не упускать. Я был уверен, что крупное, серьезное произведение мне по плечу — поэтому, как следует все обмозговав, решил закрыть клуб и сконцентрироваться на писательской работе. На тот момент доходы от клуба превышали мои писательские гонорары — но мне ничего не оставалось, как смириться с этим фактом.
Большинство моих знакомых были против такого решения, ну, или, по крайней мере, очень сильно сомневались в его правильности. «Дела в баре идут хорошо, зачем его закрывать? Можно взять управляющего — пусть он за всем следит, а ты пока займешься литературой»,— советовали они. Здравого смысла в этих речах было выше крыши, ведь тогда мало кто верил, что из меня выйдет профессиональный писатель. Тем не менее я не мог последовать их советам. Я принадлежу к тому типу людей, которые привыкли всецело посвящать себя своему делу. Я умею пережить неудачу, но только в том случае, если и впрямь перепробовал все варианты,— иначе потом буду долго жалеть, что работал спустя рукава.
Поэтому, несмотря на возражения окружающих, я продал бизнес и, поначалу немного смущаясь, сменил, что называется, вывеску и стал жить литературным трудом. «Я просто хочу проверить, на что я способен,— сказал я жене.— Если не заладится, через пару лет снова откроем где-нибудь бар. Мы еще молоды и можем начать все заново». «Хорошо»,— ответила на это жена. У нас оставались еще кое-какие долги, но я подумал, что как-нибудь прорвемся. Шел 1981 год. Я решил стараться изо всех сил.
Осенью
14 августа 2005 г. Гавайи, остров Кауай
Купить книгу на Озоне
войдите или зарегистрируйтесь