Даниил Артёменко. А был ли круг, а было ль небо
Даниил Артёменко родился в Москве. Три года учился в кадетском классе. В 18 лет поступил во МГИМО, изучал японский язык, ушёл с первого курса и перевелся в МГУ на классическое отделение филологического факультета. Публиковался на порталах «полутона», «Прочтение», «Интерпоэзия» и в журнале «Формаслов», «Prosodia» и др.
Борис Кутенков: Даниил Артёменко доходит, по собственному признанию, до «списка конца слов»; по-прежнему присутствует восстановимый целостный ряд ассоциаций (корабль — нос — изрезанное переменой лицо), но словам уже мало вербализованных значений. В свои права вступает графика, никогда не вырождающаяся в пустые эксперименты, но служащая молчаливым визуальным подтверждением речи; иллюстративность (в эту подборку не вошедшая, но первоначально автору был важен фон, на котором воспринимаются его тексты в этой публикации) и даже структурная функция пробела. Магия нездешних слов («тех слуг чех слух на фаворита») создает внятную архитектурную конструкцию, в которой задействованы разнообразные части целого — визуальность, метаболическая конструкция письма, глоссолалическая фонетика, — готовя слово к выходу за пределы словарного значения, в плоскость Слова. Наделяя его самостоятельным действием: «кисть умолчала / это смешение / взяла молот / взяла камень / не будет отныне кирпичей» — очевидно, функцией первой реальности.
А БЫЛ ЛИ КРУГ, А БЫЛО ЛЬ НЕБО
TABULA RASA
ветер протяжён
слух не поможет измерить его
и не увидеть его
нет, не стекло он колышет
а голос его колышет
ничто не дышит
и только следы от ног на снегу
так они и останутся здесь
они метелью не будут тронуты
о глаз страшные омуты
зачем моргаю и зачем не слышу
метели и ветра
а вдруг оно так и будет
ЛЕС
О. Седаковой
лисы усеяли поле
прыгают в чернозём
что может быть более
вечным чем чéрнозём
их лапы мнут осоку
острую и опасную для их мягких лап
точно тонкая изогнутая игла
уколовшая горло пророка
летящая как нить по свету
янтарная жемчужина барокко
молчание лежит на губах
и уши тоже молчат
дыши спокойно скромный бах
вдыхая холодный органный воздух
своих протяжённых глаз
он материи слышит отзвук
он закрывает глаза от усталости
как сложно служить богу
и снятся ему лисы
их глаза-жемчужины
снится страшная осока
но она не пугает его
ведь сколько можно добыть
сладкого и терпкого эфира
из её стеблей
этого сна дебри
нужны только чтобы проснуться
ВИЛОН*******
ВАВИЛОН
кирпич поставлен
в о́снова́ние
камень остался / лежать в пустыне
обожжённая рука / уложила его с нежностью
я кирпич — она говорила
я смола
неотступная и вязкая
кисть мала
а камень кровоточит
из этих твёрдых точек
сложились страшные наречья
язык ломает междуречье
кирпич положен
тут наступает падение
земли на небо
растворение неба
в ущелье
кисть умолчала
это смешение
взяла молот
взяла камень
не будет отныне кирпичей
***
истец сказал своё слово
истекла минута
меч разрезал волосы
и оставил след
как осока на синем небе
истекла минута
и суд намеченный на завтра
— вчера ты суд а суть теперь
терпеть и ждать начала года
пальцы вяжут нити
истекла минута
и нити вяжут пальцы
нить взгляда проходит
от пряжи до кафедры
судья молчит / как ладья на замёрзшей реке
***
на отрывке сажи
тонкое лежит лицо
сажени три или четыре
ты ли это или вижу я себя
забытый говорит
ты ли это или вижу
нет не видишь
отвечает тишина
ты — забытый в север ягеля
сепия гегеля и кадмий канта
вот и скажи мне теперь
кто силён а кто дышит
ты дышишь доро́гой
а сила — ничто когда
при низких температурах
плавится охра
***
теч-ёт ять ер
как ветер
неде-лит день
а леденеет тень травы
и засыпает аз и буки спит
и так закончится тот день
когда и спид и чашка вместе
когда окажется что есть те
кто спит под звуки алфавита
тех слуг чех слух на фаворита
елизаветы — сколько их? — овал
её лица завито о
направлен в ϑ и χ
ведь просто нету их
ни звука ни шувалова а просто
я засыпаю просо в сундуки
я засыпаю и нельзя дуги
надбровных сводов распрямить
как альфу вывернет омега
во сне мне недо
каких-то букв и всё же небо
не распрямить как буквы круг
а был ли круг а было ль небо
***
я дошёл до списка
конца слов, тени их остаются
во мне как тени кораблей
их мачт тиснение
тесей ты ли? твой ли корабль
ожил в конце став самим
собой
твой ли корабль — нос его
изображал лицо протея
красные его морщины
изрезанное переменой
лицо
как можно забыть
бесноватые его глаза
как можно забыть
оторопь остова — оторопь позвоночника?
TABULA RASA
тот кто рождён уже забыл слова
но помнит ласточку
её сломанные крылья
делают её полёт видимым
veni hirundo
с небес
она не принесла с собой свет
она принесла себя
ты услышишь уже после её падения что говорили крылья покрытые инеем
— глаза жмурились —
что глаза её отражали
жалость слуха и жалость памяти
ласточка ты жива
и живы твои слова
Обложка: Арина Ерешко
войдите или зарегистрируйтесь