Игорь Масленников. Сова

Игорь Масленников (Москва) публиковался в журналах «Волга», «Юность», альманахе Переделкино и др. Переводчик сборника Бриса Пэнкейка.

Артем Роганов, Сергей Лебеденко: Тим О’Брайен в эссе «Как писать о войне» говорил, что на войне могут сосуществовать противоречащие друг другу вещи. В рассказе Игоря Масленникова в занятом после боевых действий разрушенном городе потихоньку продолжается жизнь — и это то, что удивляет героя, который приехал отыскать могилу отца. Текст сухо фиксирует впечатления Бориса — жизнь и смерть он регистрирует чуть ли не языком протокола. Эмоции прорываются, когда Борис решает похоронить сбитую в полете сову. 
Попытка закрыться от ужаса войны может быть стратегией, однако рано или поздно травма прорвется. Без этого из рукотворного ада не вернуться.

СОВА

Борис ехал совсем медленно и видел, как много сбитых птиц лежит на обочине. Все маленькие птицы лежали кверху лапками и казались кроткими покойниками; их было не очень жалко. Все равно они ушли в мир иной безболезненно, думал Борис, они же маленькие.

Под перебитым столбом, повисшем на проводах, лежала сова. Она была большой — размах крыльев почти с человеческий рост. Она лежала ничком на гравии, как самолет. Скорее всего, ее сбили ночью, думал Борис, это же ночная птица. В лесополосе, которая отделяла дорогу от желтых несжатых полей, птицы садились отдохнуть, потом летели дальше, и тут их сбивала машина. Они просто не успевали среагировать, и боевые действия тут ни при чем, думал Борис.

На его правой руке было обручальное кольцо, на левой — квадратный перстень и часы на стальном ремешке. Он выкрутил руль, ускорился по встречной и, осторожно объезжая воронки, обогнал караван бензовозов и тягачей. В воронки побольше сгребли осколки и мусор, а в маленьких уже зеленела трава. Море с этой дороги совсем не было видно.

На первом пропускном пункте Бориса не остановили, а на втором, у названия города огромными бетонными буквами, солдат проверил документы и сказал открыть багажник. Пока солдат проверял, Борис посмотрел на окраинные многоэтажки: все они были горелыми и похожими не на дома, а на горные останцы.

Борис закрыл багажник и поехал по первому адресу. На улице было тихо, как в деревне. На перекрестке сцепились кобель с сукой: собаки стояли задами друг к другу, смотрели на проезжающую машину Бориса и не могли разойтись. Борис поставил машину и обошел многоэтажку кругом. На распаханном газоне было несколько могил, на каждой стоял крест или колышек с именем, а безымянная могила была только одна: «Женщина ок. 50 лет коричневые ботинки».

Посередине многоэтажки чернели горелые квартиры, но огонь не пошел дальше них. У бокового подъезда был натянут тент, под ним стояли офисные кресла, диван и стол, пенсионеры играли в теньке в нарды. Где-то кашлял ребенок. Борис показал пенсионерам фотографию отца, но они сказали, что не видели его.

Рядом с многоэтажкой стояла разбитая гостиница. На проводе поперек дороги развевался триколор. Борис вспомнил, что в девяностые в гостинице жили иностранцы, а они бегали под балконами, как дикари. Иностранцы улыбались, говорили им что-то и кидали вниз жевачки.

Борис приехал по второму адресу. Двор был мертвым: тротуары вспахало взрывами, через дыры в домах было видно небо. На стенах болтался оплавившийся утеплитель. Вдалеке кто-то выхлопывал ковер. Молодая пара везла в детской коляске бутыли воды. Борис спросил их про отца. Они посмотрели фотографию и сказали, что не видели его. Борис прошелся между многоэтажек, как по каньону, и нигде не увидел могил.

Тогда он пошел в соседний двор. Там стояли частные дома, целые, как будто ничего и не было. Борис через забор поздоровался с хозяином дома и спросил про отца. Рыжеволосый хозяин жег мусор. С граблями в руке он дохромал до забора, посмотрел на фотографию и сказал, что отца похоронили здесь рядом.

Борис забрал у хозяина отцовский паспорт, и они пошли смотреть могилу в проулке между дворами. Весь проулок, и могила тоже, уже зарос высокой травой. Мужчина рассказал, когда нашли мертвого отца, выкурил сигарету и ушел, а Борис через проулок дошагал до пляжа.

Там стоял на мели корабль — большое ремонтное судно в песке у самого берега. В районном чате рассказали, что отступавшие военные хотели закрыть кораблем канал, но опустили только один якорь, и когда начался шторм, корабль унесло. Худой краснолицый мужчина в шортах, морщась от яркого солнца, сбросил с палубы моток кабеля. Внизу другой мужчина, по колено в воде, поднял кабель и понес по мелководью. Море было мелким и почти не соленым. Даже если долго идти от берега, вода все будет по колено, а потом — по пояс. Вдоль кормы корабля шел мальчик с сачком и ловил креветок, облепивших днище. Мальчик вышел из воды, и его сразу обступили кошки. Креветки в сачке были белесыми и мелкими.

* * *

Полицейский спросил: а вы кем приходитесь? Борис сказал, что приходится сыном, и отдал полицейскому отцовский паспорт с ксерокопией. Две недели спустя он вернулся к могиле отца в проулке. Жена и сын остались в деревне, где они поселились у родственников. Борис долго сидел в машине и ждал комиссию, и вот дождался.

Старый ЗИЛ, подвывая, задней передачей, подъехал к проулку. Из кабины выпрыгнули полицейский и двое спасателей. Спасатели одновременно открыли щеколды кузова, достали штыковые лопаты и сразу спросили, где копать, а полицейский на весу заполнял бланк. Печать была поставлена заранее. Полицейский расписался поверх нее и отдал бумагу Борису. Когда под лопатами показался пиджак, спасатели стали копать осторожнее.

В кладбищенской конторе Борис отдал служащей сложенный бланк, в который была завернута пятитысячная купюра. А свидетельство о смерти потом донесете, сказала служащая и протянула Борису талон с четырехзначным номером.

Кладбище находилось за городом, и для новых могил разрыли большой участок. Четверо копателей на веревках опускали гробы в ров. Гробы клали слегка внахлест, чтобы они занимали меньше места. Потом подъехал трактор, подымил на месте и стал ковшом заваливать ров. Копатели шли следом и лопатами досыпали землю, а последний из них втыкал колышки. Борис смотрел со стороны. Какая-то женщина, стоявшая рядом, зарыдала и упала на колени.

Когда кончили засыпать, Борис прошелся вдоль насыпи и нашел колышек с четырехзначным числом отца. В горло что-то попало, и Борис прокашлялся, потом снова посмотрел на колышек и пошел обратно к машине.

Он ехал домой тем же путем. Дорожные знаки были расстреляны и расписаны баллончиками. На обочине стояла машина без лобового стекла. Сбоку от машины маленькая девочка присела пописать, а папа девочки заслонял ее и смотрел по сторонам. На противоположной обочине, за которой было поле, в пустом блиндаже копалась дворняга. Горячий асфальт лежал наплывами.

Борис остановился у перебитого столба, висевшего на проводах. Он достал из бардачка рабочие перчатки, вышел из машины, взял корягу и вырыл рядом с совой ямку. Земля была мягкой, но приходилось раздирать корягой корни травы. Он осторожно сложил совиные крылья вместе; перья свалялись под давно стаявшим снегом. Он положил сову в ямку и прикопал. Потом, не заходя в кусты, осмотрелся, поднял круглый камень и положил его на могилку. Он долго сидел, опустив голову на колени, и плакал. Так долго, что, пока он плакал, над проводами на еще светлом небе показался сначала месяц, а потом — самые светлые звезды.

Обложка: Арина Ерешко