Исмаил Мустапаев. По твоего отца венам

Исмаил Мустапаев — поэт. Родился в 1995 году. Пишет с 2015 года. Выступает на региональных и столичных литературных фестивалях. Публиковался в местной периодике.

  

 ПО ТВОЕГО ОТЦА ВЕНАМ

*** 

Ко мне друг приезжал
И я был ему рад,
Очумелому другу
В черносотенные деньки и в победные сионистские ночи
Приезжал он ко мне.
За балконом визжал,
Красовался парад.
И безмолвная нация колесила по кругу,
И властители лиры
Пеленали кумиров,
Надевали на них пенсне

Сытого века
Совестливое перо
Формировало почерк
Против природы стиля,
Формировало почерк
Из белых одежд «ничего»
Для человека, который забыл человека
И мертвую воду лакал
Забывши,
Было все как в начале трактирного водевиля 

Музыка женщины
Перезрелою вишней
Звала на бал
И на званом балу играла,
Забывая его самого,
Унося их совместный текст
В дурную вечность,
Видимо, жизни мало,
Чтобы сквозь времени сито
Человеку пронести человечность,
Сон вне контекста,
Слово простое
И статься убитым
В конце

Без теста,
Без книги,
Но с ожиданием автора на лице

Но с ожиданием авторства на лице неживом,
В сердце по-прежнему «Отче наш»,
А в голове таинственное «Бисмилля́»

Будет ли авторства ожидание
Длиться
Потом,
Садиться на лица
Деклассированных, неживых
И даровать бессмертие именам?

Будет ли авторства ожидание
Драться с партийной швалью,
Безудержно драться за них?

Будет ли автор
Как миг, или как Страна
Формировать подлинный стих
На плечах мирозданья?

А где-то рядом плач
Льется и пенится,
Плавно стихает у чей-то холодной, вонючей постели,
Тешит вчера овдовевших кур,
В год междометий
Друг приезжал ко мне,
Водку мы пили,
Мясо мы ели,
Тайно мечтая о духе святом
И родном потомстве,
И за балконом торжественной каруселью
Грустный, осенний
Крутился ноктюрн,
И листья блаженной истины
Ветер
Уносил далеко,
В место,
Где различимо солнце.


*** 

Кровь нехорошая
у твоего отца,
Она полноценней отца,
Различимее,
Рядом,
Есть.
Надо бы выпустить,
Надо за это взяться.

Вот твой отец.
Свободный, 
Взъерошенный 
весь,
Прямо как перед ВИШИ́ 
Голая Франция.

Вот твой отец,
Бог на стене
не висит,
Где-то благая весть,
С Богом на па́ру,
Печалит и пьянствует
Тех, кто при цвете апреля,
В зелени оранжереи,
В очередной весне
спит.

Эта благая весть,
С Богом на па́ру, 
Пьянствует
по мечетям,
церквам
и барам.

И прибудет дневное в детях,
В детских мелодиях
праздничной каруселью,
И наступит вечер.

И свободная вся,
Рядом,
Есть
твоя мама
тебя обнимает за плечи,
И красивые трое, 
В апреле,
Созерцают его половодье.

Кровь нехорошая
Если бы не была,
Было бы что-то пред чем
можно вставать на колени?
Было бы что-то чему
можно молиться смиренно?

Вот твой отец
И тропинка к нему,
Меркнут последние дни апреля,
Мама тебя забрала

Чтобы вернуть
И вернуться самой,
И разлечься в тени́ отца,
И растечься по бедам его,
По его,
твоего отца,
венам.

 

ЧЕЛОВЕК УШЕЛ

Где я был
И бытийствовал ли 
В генофонде времен
И в какой еще кольцевой юдоли?
Мое слово едва
Ковыляло дорогами мысли,
Мысли по истине

До сих пор ковыляет
И дробится на два, 
Невзирая на блеск королевской десницы,
И рисует тебя на песке,
В ожиданьи прибоя,
Чтобы вновь влюбиться,
Когда стал влюблен. 
И о жизни СЕЙЧАС И ЗДЕСЬ
Рассказать умирая,
Забирая с собой долголетье имен.

Без гарантий на милость небес
И всеобщего разума торжество
Отстоять очевидность: 
«Я есть,
Не могу иначе!»
И видение сбы́лось,
Оказалось явственно: 

Человек ушел,
Человечья скрипка плачет,
Месяц декабрь пьянствует,
Ты меня приглашаешь за стол.


ТРОПИНКА ДО ПОЛУДНЯ

Я знаю, кажется, о принадлежности дере́в
вот этих,
Которые ни в чьем краю, а на КРАЮ торжественны 
стоят,
И листья шелестят,
И дети
явственны,
И ветер
идет по стороне чужой
своею стороной,
И слышен зов Марий и Дев 

Но все они тебя не разглядят
И отворив сердца
Они тебя не встретят,
Когда на звук почившего отца
Придешь в покои их

И снег придет
потом.
Засыплет мартовский ТРОПИНКУ ДО ПОЛУДНЯ,
И в этих буднях
будет стих

И будет дом, 
И будут дети
ветер пить.
Немые дети,
Нищие зятья,
Нагие внуки.
Все будут пить они
и петь,
и хоронить
тебя

И мартовский засыплет руки
снег,
Твои одни такие руки,
в которых бог.
И будет дом,
как человек

Вернется вновь в свои покои
И отобьет бальзама
холодок от ног,
И вдруг тебя отыщет и отмоет

И мама
В нем
моя
свою читает маму,
Когда тропинка та
бесцельна и чиста
И ЭТО есть,
И ЭТОМУ не срок,
Когда она
одна такая мама,
перед тобой
еще 
не сирота


*** 

Глаза - видимая мечта,
Явленная в утробе
пивного
и ежевечернего дыма,
Смотрят сквозь время,
Постылые веянья времени
цвета дневного
на меня.

Гривы русой 
гонимее
корчится в путах
она.
Красота.
За столом.

Я
на терпкие и нагие
уста холста
вымолвлю нежность,
чтя мотивы твои
и приливы,
и изгибы спины ночные.
Пуще белого летнего пуха
убелюся.

К молодому челу
влажным своим челом
прикоснусь
подростковою поступью будней.

И оттает твоя рука,
И развеет золу 
на ветру,
И червонные буквы твоего имени
станут уместными.

Дальше музыка только,
Пения, 
Лексика первая.
В этой музыке ты 
полноценна,
А я умру.

В этой музыке мы,
Половинные и придуманные,
Формируем цвет
И, при цвете, мгновенья 
одной 
обоюдной мольбы.

И выходим на сцену
одни,
прикоснувшись к челу челом.
Дальше слово Земное,
Комбинация слов Небесная,
Музыка только
и более 
ничего.

 

*** 

Холодное вино
и мой завтрак на изгибе твоей спины.
Смена ракурса взмахом ладони Господа
на сгибе твоих колен.
Занавешенное окно,
Обоюдные дни войны.

Неуверенной поступью
мы идем,
отчеканивая «Лили Марлен».
Обрекая потомков
на Сизи́фову пытку. 
Оставляя потомкам

Гордость немы́тых уст,
Минных полей
И вселенской любви попытки,
И в стилистике «ми́литари»
подневольный, уе́здный бюст
между личностью «На́те»,
между личностью «Прежде»

И быти́йственности идей 
осколки.
И семь гномов, что в страхе могилу вырыли
для погибшей надежды,
и зарыли надежду,
и отпели ее ребенка.


*** 

Если Богу угодно,
чтоб я был вне контекста,
вне листа,
на доске,
на столе письменном

Чтобы тело Христа
я опять
в одного,
в одинокую пору воскресную,
вырывал истово

Если Богу угодно,
или телу его,
то на тело его набросают одежды.
И обнимут его и евонное тело опять.
Я одну растоплю белоснежную ночь новогоднюю.
И опять в одного,
в белоснежную ночь,
соберусь ковылять

По дорогам зимы соберусь ковылять.
По дорогам зимы и за чей-то тоской.
Если Богу угодно,
все словесные твари в печать
отданы́.
Молчаливый такой
ковыляю в зиме.
Замерзаю в снегу новогоднем. 

 

Иллюстрация на обложке: Eli Ring

 

 

 

Дата публикации:
Категория: Опыты
Теги: Исмаил МустапаевПо твоего отца венам
Подборки:
0
0
4666
Закрытый клуб «Прочтения»
Комментарии доступны только авторизованным пользователям,
войдите или зарегистрируйтесь