Светлана Карпушина. Часики-то тикают

Светлана Карпушина, 30 лет, по образованию преподаватель английского языка. Родилась в Москве, но последние четыре года прожила в Германии. Закончила магистратуру в Гейдельбергском университете, где изучала английскую литературу и лингвистику.

Сергей Лебеденко и Артем Роганов: «Часики-то тикают» — язвительный памфлет в адрес сторонников концепции «всем надо обязательно рожать детей» и одновременно пример смешения жанров, где сатирическая сказка встречает серьезное высказывание о ценности самих по себе «тикающих часиков» жизни. Полиция, бытовое насилие и взгляд с точки зрения комара — все тематически рифмуется и укладывается в многомерный сюжет на небольшом отрезке текста. Где-то хочется улыбнуться иронии, местами кажется, что можно было бы развить рассказ в целую повесть, но завораживает прежде всего то, как лихо повествование переходит с одного ракурса на принципиально другой, со сказочного модуса на вполне реалистический, и при этом остается убедительным.

 

ЧАСИКИ-ТО ТИКАЮТ

Катька съежилась на дне пробирки. Ну что за день, испытание за испытанием! Из-за стекла на нее смотрели два голубых шарика с черными точками по центру — теплокровный сфокусировал на ее фигурке свои чудные глаза.

Выпусти, выпусти меня, чудовище! Я не хочу умирать! Мне всего-то три с половиной недели!...

— Знаешь, Катька, а тебе-то уже три с половиной недельки, — сказал Васька накануне вечером, уютно устроившись в лепестках одуванчика. — Часики-то тикают. Пора бы и тебе задуматься о потомстве.

Катька тогда чуть не поперхнулась нектаром. Еще минутой ранее ей казалось, что жизнь удалась: стоял прекрасный июньский вечер, жара спадала, а с водоема тянуло влажной прохладой. Спрятавшись в тенистой гуще ивняка, Катька наслаждалась трапезой. А тут этот Васька… Налопался, развалился — и давай ей аппетит портить. И кто его вообще за хоботок тянет?

Спрыгнув с цветка на шершавый лист, Катька призадумалась. А вдруг Васька прав? Что если она не успеет найти теплокровного за оставшуюся жизнь и не произведет достаточно яиц? Сжавшись в комок, она нервно задрожала.

Хотя, вроде, ей и так неплохо. Живет себе у воды, прячется от птиц и лягушек, а вечером порхает с цветка на цветок. И зачем ей это потомство? Катька заозиралась: ее товарки торопливо выбирались из своих укрытий и, оттопырив усики, настраивались на поиск добычи. Эх, значит, и ей, наверное, надо.

Она оттолкнулась тонкими ножками от листка и нехотя пустилась в путь вдоль обрывистого лесистого берега. Долго, однако, лететь не пришлось — рецепторы на усиках почти сразу уловили признаки теплокровных неподалеку. Высокий берег пошел на убыль, и Катька с надеждой поглядела под высокое дерево у самой воды. На уютной утоптанной лужайке виднелась пара ярких палаток. В тени неподалеку стояли покрытые дорожной пылью машины. Послышался звук детских голосов. Потянуло манящими запахами.

Внезапно кто-то бесцеремонно толкнул Катьку в бок. С десяток конкуренток просвистели вперед, завидев, как и она, добычу. Катька подобралась ближе, чтобы оценить картину, и радость от быстрой находки стухла — дети играли в мяч. Мало того, что подобраться к ним было ох как сложно, так к тому же теплокровных окружало плотное облако ее обезумевших сверстниц, готовых попытать счастье при первом же удобном случае.

Кинув взгляд на рассевшихся по кругу взрослых теплокровных, Катька вздрогнула. Опасность! Испепеляющий и испускающий едкие клубы дыма, в центре их круга пылал ненавистный спутник путешественника — костер. Значит, и к ним не подлететь. Мимо Катьки прошмыгнуло несколько одурманенных и опаленных особей, так и не сумевших достигнуть цели.

Отсалютовав толпе зевак, одна экстремалка дождалась, пока облако дыма снесет чуть в сторону, и ринулась в образовавшееся окно. С завистью и восхищением наблюдали десятки крошечных глаз, как она присела на оголенную аппетитную щиколотку. Хлоп! Облако содрогнулось. Трупик экстремалки мягко отклеился от кожи и приземлился в траву. Толпа Катькиных конкуренток в ужасе отпрянула и приуныла. Сквозь занавес их горестного гула прорвался звук отчаянно буксовавшего где-то в глубине леса автомобиля.

— Схожу за прыскалкой, — сказал один из сидевших у костра теплокровных и пошел к машине.

— А я дров принесу, — его сосед тоже поднялся, оставив у огня двух женщин.

— Тоже мне отдых, — проворчала одна из них, — приеду в Москву вся обкусанная.

— Ой, и не говори! Вот бы сейчас на море… — ответила ее подруга и добавила, покосившись на бесившихся детей: — И желательно без всех.

Они тихонько рассмеялись.

— А как же «яжмать»? — спросила первая.

— Я ж мать, но последние семь лет эта «мать» сама себе не принадлежит. Сначала декрет, потом садик, теперь уроки по вечерам… Слава Богу, каникулы начались, хоть можно выдохнуть.

Наигравшись, дети бросили мяч. Ликующая толпа Катькиных сородичей, сглотнув слюньки, пошла в атаку. Кто-то сделал лакомый глоток на лбу, кто-то присосался к руке, а кое-то и вовсе под шумок хитро проскользнул в щелку, ведущую в палатку, чтобы ночью, когда все уснут, сделать все тихо и без риска.

«Нет, здесь не пробиться», — подумала Катька и полетела прочь. На что она только рассчитывала? Все это повторяется уже который раз! Страшный, шипящий звук заставил ее напоследок оглянуться: ее конкурентки кинулись врассыпную, отравленные парами, которыми взрослые окутали детей. Теперь уж эти маленькие теплокровные точно вне зоны доступа.

Катька залетела в лес. Быть может, наткнется на лося или кабана. На крайняк и сонная ящерица сойдет… Главное — остерегаться птиц, которые то и дело норовят накормить ею своих птенцов. Что это там впереди?

По размытой колее медленно ехала покрытая грязью легковушка.

— Ужас какой-то, а не дорога, — сказала женщина за рулем.

— Это не дорога, это ты, баба, водить не умеешь, — ответил сидевший рядом мужчина. Подлетев ближе к машине, Катька попала в густую алкогольную волну, исходившую от теплокровного мужчины.

— Так что насчет алиментов, Вась? — спросила женщина, встревоженно поглядывая на собеседника. — Детей скоро кормить будет нечем. Уже полгода ничего не платишь, скотина.

— Бляяять…Твои проблемы, — промямлил Вася и презрительно хмыкнул:

— Разведенка с прицепом…

— С «прицепом»?! — гневно воскликнула теплокровная. — Охуел, что ли? Это твои дети вообще-то, козел!

Катька присела на шею Васе и проткнула кожу хоботком. Наконец-то, желанная питательная влага!

— Ебать, плевал я… — заплетающимся языком проговорил теплокровный, мотая головой в такт движению машины. — Не хуй было рожать… «Давай ребеночка, давай ребеночка!»… — скривив рожу, изобразил он.

— Блять, а как же не рожать было-то?! Все вокруг: «А часики-то тикают, а часики-то тикают»… Да ты сам был рад, пока не запил!

— А вот это не надо, не надо! — Васька вяло махнул рукой, вероятно, ощутив укус, и Катька спешно отлетела в сторону. Наполненная его кровью, она с трудом волочила пузо по дешевой обивке салона. Тонкие ножки подкосились, и она рухнула в щель, прямо между стеклом и дверной панелью машины. Идеальное, спокойное местечко, чтобы все переварить.

— Не будешь платить — я подам в суд! — грозно выкрикнула женщина.

— Ах ты, сука! — взревел пьяный мужик. — Вот, значит, че ты меня подвезти решила! Тварь ебанутая! Ни хуя не получишь!

Он резко оживился, намереваясь выбраться из авто, непослушной конечностью пытаясь найти ручку. Вместо этого его пальцы нащупали спрятанный в кармашке дверцы штопор.

***

Оставив мяч, дети взялись за бадминтон. Распалившись, мальчишка вжарил по воланчику так, что тот улетел в гущу ближайших деревьев.

— Дурак! — злобно прокомментировала девочка. — Как мы теперь будем играть?

— Я его сейчас быстро найду, — бросил раскочегаренный мальчишка и рванул в сторону леса.

— Эй, стой! Мама запретила нам ходить в лес!

Крики девочки остались позади.

Через пару минут мальчик примчался обратно — теперь кричал он, да так, что родители тут же повскакивали со своих мест, чтобы выяснить, что произошло.

***

Следователь Грубин закурил. Обычно ему приходилось себя сдерживать — жена скрупулезно следила, сколько сигарет исчезало из пачки. Но вот уже который день Грубина никто не контролировал.

— Садовая Екатерина Юрьевна. Убита ударом в висок острым колющим предметом, предположительно штопором. Отпечатки пальцев не обнаружены. Денег и ценных предметов при себе нет. Скорее всего, ограбление. За недостатком улик дело придется закрыть.

На пороге кабинета полиции вырос коллега Грубина, Волосков. Слушая торопливый стук по клавиатуре, он нахмурился и поднял указательный палец.

— Закрыть, — многозначительно повторил Грубин.

— А как же Садовой Василий Петрович? — палец задержался в воздухе.

Грубин выместил раздражение на окурке, усиленно потыкав им в пепельницу. На рабочем столе толпились иконки недописанных отчетов, и Грубин был полон решимости закрыть дело об убийстве сегодня же.

— Бывший муж, — уточнил Волосков. — У него у одного был мотив…

Грубин встал из-за компьютера и оперся о подоконник.

— Что за мотив? Кто же убивает мать своих собственных детей?

— Вы, Грубин, как будто первый год в полиции работаете.

Грубин оскорбленно сложил ручки на груди.

— Волосков, вы автомобиль осматривали?

— Да.

— Тогда о чем разговор? В машине ни единого отпечатка, ничего! След сапог довел нас от машины до асфальта — и конец. Даже если и был этот муж там, то как мы это собираемся доказывать?

Повисла эффектная, по мнению Грубина, пауза. Волосков перевел взгляд на свои нелепые светлые мокасины и трагически начал:

— Я понимаю, что после развода вы погружены в состояние безысходности и не хотите возиться с этим делом

— Хватит!

Волосков оторвал взгляд от носков своих мокасин и посмотрел на коллегу с выражением искреннего счастья:

— У меня есть кое-что для вас.

— И что же это? — прозвучал ехидный вопрос.

— Это не совсем обычная улика.

— И где вы ее нашли?

— Не поверите, но в автомобиле. Я нашел ДНК Василия Садового.

Грубин вспыхнул. Ну, это уже ни в какие ворота не лезет! Автомобиль тщательнейшим образом осмотрели, и ничего там найдено не было. Да и вообще, он, надеялся по-быстрому накатать отчет, махануть сегодня вечером пивка и поджарить на гриле курочку, раз уж никто больше не ограничивал его досуг.

— Конечно, не поверю, потому что…

— В лаборатории уже зафиксировали факт.

Лицо следователя наливалось кровью, словно помидор, краснеющий на солнце.

Уже стоя в лаборатории, Грубин ошарашенно смотрел на пробирку не менее минуты. Эксперт пожал плечами.

— Ну а что? Комар свежий, только напившийся…

 — «Напившаяся», — еле слышно прогудел хоботок прямо перед носом Грубина.

— Крови Василия, — пояснил Волосков. — Что доказывает, что вчера вечером он все-таки был в машине.

Все так же не в силах вымолвить хоть слово, Грубин рассеянно покивал. Вручив пробирку Волоскову, он вышел из лаборатории. Курочка отменяется.

***

Более невезучего существа сложно себе представить! Со сдувшимся пузиком, сжавшись в комочек на стеклянном донышке, Катька вспоминала, как все произошло.

Она выползла из своей уютной щелки, потому что снова запахло людьми. Вокруг замелькали странные вспышки, и разные люди принялись осматривать теплокровную с пробитой головой. Отяжелевшая Катька не могла улететь и поэтому лениво наблюдала за этими процессами. Грозная тень нависла над ней, готовая раздавить в лепешку. Замах! — и тень резко замерла в паре сантиметров. Катька попала в цепкие объятья металлических щипчиков и очнулась в стеклянной клетке. А потом ее опустошили.

— Так, ладно, можешь забирать своего комара, мы его сфоткали, больше он нам не нужен, — деловито сказал эксперт Волоскову. Гигантское лицо теплокровного замаячило перед Катькой. Вот и все. Вот и конец!

— Хммм… Не люблю я этих гадиков, конечно…

Ах, и сдались ей эти яйца! Сидела бы сейчас себе в цветке и наслаждалась жизнью. Ведь именно этого ей и хотелось. Искренне! Всей душой!

Пробка открылась.

— Заслуженная свобода, — торжественно проговорил теплокровный. — Искренне благодарим за сотрудничество и-тэ-дэ-и-тэ-пэ.

Стукаясь о стенки, Катька ринулась на выход. Она могла бы задержаться в этой комнатке, затаиться, скажем, вон в том уютном уголке. Рано или поздно теплокровные забудут о ней, и она сможет…

Нет-нет-нет.

Катька полетела к форточке. Напоследок оглянувшись, она увидела, как в том самом в углу нарисовался жирный паук. Горестно вздохнув, он поправил ножкой паутину.

Катька летела над речкой. Внизу на воде то и дело расходились маленькие кружки от суетливых водомерок и кормившегося малька. Не стихало многоголосое бульканье лягушек и жаб. Долетев до берега, Катька нырнула под прохладный лист. Покой и созерцание. У нее было еще по крайней мере три недели, чтобы слушать мерное тиканье часиков.