Литературное поле Владивостока
Новый выпуск летнего спецпроекта о литературной жизни городов нашей страны посвящен Владивостоку. Из него вы узнаете, где посмотреть шоу книжных стендапов, почему проект «иСПРаVLяй» получил такое название, а также — каким образом «ЛиТР» стал главной характеристикой современного культурного Владивостока.
СООБЩЕСТВА
Василий Авченко, журналист, прозаик, автор романа «Правый руль» и сборника рассказов «Кристалл в прозрачной оправе», вошедшего в шорт-лист премии «Национальный бестселлер»:
Хотя и живу и пишу во Владивостоке, но к литературным сообществам отношения не имею. Не из-за снобизма, просто по натуре я одиночка, который комфортнее чувствует себя дома, со своими родными, с ближайшими друзьями, а выходить на публику, что-то говорить… — я могу, но это не мое. Поэтому представление о наших сообществах у меня неполное. Есть, скажем, «Чтиво», которое устраивает поэт Андрей Вороной, есть «Кот Бродского» Ольги Аристовой, есть какие-то разовые мероприятия. Есть вроде бы союз писателей, или даже два, но мне неизвестно, чем они заняты. Есть издательство «Рубеж» — лучшее на Дальнем Востоке, есть замечательный критик Александр Лобычев, подлинный подвижник и знаток литературы и живописи Дальнего Востока, в настоящий момент создающий Музей литературы русского Востока — надеюсь, все получится. Наверное, есть что-то еще.
В библиотеке «БУК» регулярно происходит что-то интересное. Вообще городская библиотечная система — молодцы, они изменились в лучшую сторону, директор системы Сергей Соловьев работал над модернизацией библиотек в контакте с Борисом Куприяновым. Музей имени Арсеньева тоже шагнул вперед и вверх, теперь это гораздо больше, чем просто музей. Лично мне достаточно моего компьютера с интернетом, возможности общения с далекими географически, но близкими ментально друзьями и тех книг, которые я заказываю через «Озон» или «Лабиринт». Раньше ходил всюду, куда звали, сейчас чаще не хожу. Да и потом, мне нравится жить не столько в контексте того, что пишется во Владивостоке, сколько в контексте всей российской литературы. То есть я куда более активно слежу за тем, что пишут, скажем, Роман Сенчин, Андрей Рудалев, Лев Данилкин, Герман Садулаев или Михаил Елизаров, чем за тем, что происходит в моем городе. Хотя, конечно, я так или иначе питаюсь тем, что происходит здесь, вокруг меня.
Лора Белоиван известна далеко за пределами Владивостока и Тавричанки, где она живет. Она издается в Москве, сборник рассказов «Южнорусское Овчарово» — совершенно волшебный. Евгений Мамонтов — прекрасный прозаик, правда, он сейчас уехал из Владивостока в Красноярск. Стихи Ивана Шепеты нравятся:
Срезал насухо бритвой щетину со щек,
Поплескался, лицо себе вытер,
Чиркнул спичкой, конверт неотправленный сжег,
Впрыгнул в брюки и вынырнул в свитер…
Дальше называть имена не буду, потому что всех все равно не назовешь. Вот, пожалуй, одно назову – Игорь Кротов. Он из Владивостока, правда, уехал, но это вообще характерно для нашего портового города. Он написал отличный роман «Чилима» о Владивостоке 90-х, надеюсь, что он будет издан и попадет к широкому, насколько уж он широк сегодня, российскому читателю. Эту книгу, вообще говоря, мечтал написать я, но не смог.
Литературная жизнь в городе есть, но, по-моему, сильно уступает не только Москве и Петербургу, что естественно, но и Екатеринбургу, Нижнему Новгороду, Красноярску… Это объяснимо: мы далеко, а интернет всех проблем, связанных с расстояниями, не решает. И потом, нас мало. О чем говорить, если Владивосток с его 600 тысячами человек считается крупнейшим городом Дальнего Востока! Адекватного литературного «толстяка», пусть не обижаются на меня земляки (все равно обидятся, ну что ж теперь) на Дальнем Востоке нет. С издательствами тоже все как-то так — вот есть наш «Рубеж», есть магаданский «Охотник», но вы много их книг видели в Москве или Питере? Какое-то время назад был во Владивостоке литфестиваль «Берега», теперь вот мы попробовали провести ЛиТР — «Литература Тихоокеанской России». Владивосток сейчас в моде, столичные писатели часто сюда приезжают. Не раскрытый толком потенциал — сотрудничество со странами Азиатско-Тихоокеанского региона, это непаханое поле. Мы ведь на самом деле очень плохо знаем Китай, Корею, Японию. Илья Лагутенко несколько лет назад придумал международный музыкальный фестиваль V-ROX во Владивостоке, и это было очень круто, но в этом году у спонсоров не нашлось денег. Так что есть и надежды, есть и печали. Что-то происходит, что-то будет происходить. У меня просто немного другие интересы. Скажем, съездить к магаданским геологам, или к Михаилу Тарковскому на Енисей, или к Захару Прилепину в Донецк — вот это, я понимаю, литературная жизнь. Или не литературная. Просто жизнь.
Иван Шепета, поэт, издатель, автор поэтических книг «Заповедник», «Суровые стансы», «Фотограф бабочек», «Все слова на А», «Образ действия - обстоятельства», «Стихи как оправданье жизни»:
Во Владивостоке существует разнообразная литературная жизнь. В профессиональных союзах писателей (Союз писателей России, Российский союз писателей, Русский ПЕН-центр) числится порядка сотни членов. Почти все писатели возрастные, поэтому в среднем на каждого приходится по десять выпущенных книг. У кого-то сорок-пятьдесят книг, изданных крохотными тиражами, у кого-то по четыре-пять. В каждом союзе писателей выходит свой альманах, или журнал. В Союзе писателей России два раза в год выходит альманах «Литературный Владивосток» (главный редактор – Раиса Мороз). Последний Председатель правления Союза писателей еще СССР, поэт и бывший морской офицер Владимир Тыцких, по непонятным для меня причинам существующий ныне вне организации, выпускает журнал-апокриф «Сихотэ-Алинь». В год выходят два номера. На стыке весны и лета ежегодно Владимир Тыцких организует автопробег по городам и весям Приморья, посвященный дням русской письменности и легендарным Кириллу и Мефодию. По итогам автопробега выходит книга-отчет. Кроме этого, Владимир Тыцких долгое время осуществлял программу «Народная книга», которая выпускала тонкие книжки местных литераторов, в основном поэтические.
При Союзе писателей существует кружок молодых литераторов, издающих тонкий журнальчик «Исправляй». Руководитель — поэт Юрий Павленко. Лидер молодых — прозаик Денис Штаев. Ему меньше тридцати лет.
При Союзе писателей функционирует издательство «Русский Остров», главный редактор — Александр Яковец. С ним конкурирует «Дальиздат» (учредители — поэт Татьяна Прудкогляд, писатель Александр Бондарь, главный редактор — Раиса Мороз). В этих двух издательствах в основном и выпускают свои книги члены Союза писателей России. Иногда и я публикую неизвестных поэтов в «Издательстве Ивана Шепеты», но я не ограничиваюсь местными. Также при Союзе писателей существует с советских времен (и по сей день!) «молодежное» объединение «Серая Лошадь» (так называется здание, где располагается союз писателей). Сейчас ее членам уже за пятьдесят, его можно считать местным неформальным союзом писателей с авангардной жилкой. Часть ее членов живет уже за пределами Владивостока, кто в Москве, кто в Париже, но отношения они поддерживают и выпускают альманах «Серая Лошадь». Кроме этого, есть криптоиздательство с невыговариваемым названием nidingpubl.UnLTD, которое я никак не запомню. Издатель — Константин Дмитриенко. Он уже издал порядка четырех сотен книг. Книги курсируют и продаются среди молодые поэтов на сборищах «Чтиво», проводимых в различных кафе города. Эти сборища организует поэт и журналист Андрей Вороной, иногда он называет мероприятия «Кодом Бродского». Очевидно, в противовес другим мероприятиям, проводимым в библиотеке «Пушкина» молодой поэтессой Ольгой Аристовой. Там пересказывают прочитанные книги и делятся впечатлениями от прочитанного. Называется проект — «Кот Бродского». Литературная среда ревнива. Лидеры недолюбливают друг друга, и мордобою, как любви, все возрасты покорны. Дерутся и молодые, и совсем уже дедушки. Порой дело имеет городской резонанс и со смаком разбирается на местном телевидении.
В Находке и Уссурийске есть свои городские литературные объединения. Они выпускают время от времени альманахи со стихами местных авторов. Коллективные сборники стихов выходили в Большом Камне, Арсеньеве, Артеме.
Чем реально можно гордиться, что является достоянием всей литературной России, это издательство «Рубеж» и его одноименный альманах. Главный редактор Александр Колесов, Председатель Дальневосточного отделения Русского ПЕН-центра. Издательство вернуло в оборот литературу русского Китая. Некоторые — как, например, двухтомник последнего непризнанного классика серебряного века Арсения Несмелова, или исторический роман в письмах Элеоноры Прей, имеют награды Министерства печати за лучшее издание года. И, действительно, каждый релиз является полиграфическим шедевром.
Талантливые литераторы в городе есть. Как ни странно, они не состоят в «творческих союзах». Прежде всего, это Лора Белоиван из Тавричанки. Смесь латиноамериканского магического реализма и Гоголя. У меня дома есть две книги Лоры. Перечитываю раз за разом. Журналист Василий Авченко, «Правый руль» которого только что переведен на японский, не нуждается в представлении. Мало-помалу, молодой человек превращается в медийную фигуру, перемещаясь по стране и принимая участие то в журналистском, то в писательском форумах. Недавно в молодогвардейской серии ЖЗЛ вышла его книга «Александр Фадеев», что в нашей либеральной стране, прямо скажу, стало событием.
Поэт, критик и богослов Юрий Кабанков — фигура известная далеко за пределами края. Он обласкан премиями и за стихи, и за статьи о литературе.
А вот прозаик Тамара Алешина практически никому не известный писатель. Рекомендую. «От Рязани до Гонконга», рассказы автобиографические, насыщенные такими подробностями жизни 60–70-х годов прошлого века, что дух захватывает, как это сделано тонко, искренне и поэтично.
Никто не знает и относительно молодого прозаика Константина Дмитриенко. У него недавно в «Эксмо» вышла «Повесть о чучеле, тигровой шапке и Малом Париже», увлекательное повествование на дальневосточном материале дореволюционной России. Джек Лондон и Владимир Арсеньев в одном флаконе.
Литературный переводчик с японского, но куда более точный и стильный в сравнении с Борисом Акуниным, поэт, прозаик и критик, самый профессиональный из всех приморских литераторов — Александр Белых — фигура по сию пору не оцененная в столицах. Его творчество насыщено аллюзиями из японской поэзии. Они непонятны современникам, но утонченный дух, не колорит, что проще, ощущается каждым читателем.
Критик и искусствовед Александр Лобычев — фигура уникальная. Книга «На краю русской речи» и двухтомник о местных писателях и художниках — культовая книга местной интеллигенции.
Литобъединение «иСПРаVLяй»Денис Штаев, организатор и куратор проекта:
иСПРаVLяй— это молодежное литературное объединение поэтов, писателей, читателей и издателей во Владивостоке. Занимаемся саморазвитием, говорим о литературе серьезно, учимся писать грамотно, организуем встречи с именитыми писателями и поэтами, проводим конкурсы, лекции и семинары, обсуждения книг, даем друг другу советы и получаем их от опытных «мастеров слова», постоянно работаем над собой, издаем книги, а главное — здесь и сейчас создаем настоящую литературу, которой наш край может гордиться.
Почему такое название? В нем скрыты: аббревиатура Союз писателей России (СПР), первые буквы столицы Приморского края (VL) — города Владивостока, @ — символ объединяющего нас интернета, а все слово целиком — это то, чего так недостает начинающим авторам, — понимания того, что ничто не пишется с первого раза, любой текст нужно исправлять.
Мы сотрудничаем с сетью городских библиотек МБУК ВЦБС, Приморским отделением Союза писателей России, Всероссийским детским центром «Океан», Приморским торговым домом книги и другими организациями. Самым популярным из наших проектов стал открытый ежегодный краевой молодежный литературный конкурс «Исправляй», по результатам которого мы выпускаем одноименный сборник стихотворений и рассказов. Также у нас есть, например, курсы писательского мастерства, книжные обсуждения, поэтические вечера и литературный блог.
Литературный проект «Кот Бродского»
Анастасия Болелая, редактор интернет-журнала «Кот Бродского»:
В городе есть литературные проекты, удовлетворяющие запросы различной аудитории. Шоу литературных стендапов «Кот Бродского» (молодежный формат) — рассказ о книгах со сцены в формате стендапа. Есть выступающие (четыре человека в одном выпуске), есть жюри (три деятеля города) и есть зрители (от пятидесяти до ста пятидесяти в зависимости от площадки и темы). Оно для тех, кому интересно читать прозу и интересно пытаться понять ее на уровне среднего читателя, не профессионального литературоведа. Эта же команда работает над другими литературными проектами, которые тоже брендированы названием «Кот Бродского».
Мероприятия проходят в барах «Контрабанда» и «Водолей», Дальневосточном федеральном университете, Центре современного искусства «Заря», молодежной библиотеке «БУК», местах проведения фестивалей регионального уровня — раз в месяц и чаще.
Есть проекты, направленные на поэзию, — шоу «Класс коррекции» (поэтические спектакли, встречи). Оно ориентировано, скорее, на привлечение молодого зрителя, все сделано очень эффектно.
Проект «Поэтический вечер» — люди собираются и читают свои стихи в непринужденной обстановке с чаем и сладостями. Опять же, их аудитория — до двадцати пяти лет. Эти люди не хотят издавать свои книги, им нравится писать стихи и нравится сама возможность представить свое творчество.
МЕРОПРИЯТИЯ
Фестиваль ЛиТР («Литература Тихоокеанской России»)
Василий Авченко, литературный директор фестиваля:
Фестиваль прошел в этом году впервые. Главные организаторы — Вячеслав Коновалов (Москва, интеллектуальный клуб «КультБригада») и Виктор Суханов (глава Приморского отделения СЖР (Союза Журналистов России), а также холдинга PrimaMedia), финансовую поддержку оказал Герман Зверев, глава ВАРПЭ (Всероссийской ассоциации рыбохозяйственных предприятий, предпринимателей и экспортеров), также при поддержке Министерства РФ по развитию Дальнего Востока. Был Сергей Турко («Альпина Паблишер»), Роман Косыгин («Молодая гвардия»), Татьяна Стоянова («АСТ: Редакция Елены Шубиной»), Александр Колесов («Рубеж»). Уникальность фестиваля в том, что он проходит во Владивостоке — со всеми вытекающими.
Вячеслав Коновалов, исполнительный директор и соучредитель:
В этом году первый фестиваль «Литература Тихоокеанской России» проходил 7–8 июня, на площадке кампуса ДВФУ (Дальневосточного федерального университета). Это был первый и самый крупный за всю 158-летнюю историю литературный фестиваль Владивостока. Планируется, что он станет регулярным и будет проходить раз в год, летом.
Идеологии у мероприятия нет, но есть желание воплотить главную задачу фестиваля — стереть границы между Востоком и Западом в едином культурном пространстве России и сократить ментальную дистанцию между Дальним Востоком и центральной Россией — в жизнь! И это нам, на данном этапе можно уже сказать смело, удалось. Провокационное название фестиваля ЛиТР, возникшее как рабочее сокращение официального названия фестиваля, в конце концов, приобрело официальный статус. Символ и эмблема фестиваля — Токаревский маяк — был предложен и нарисован в виде черновика мной, а окончательно закреплен талантливыми дизайнерами медиахолдинга PrimaMedia.
Фестиваль — это прежде всего общение, поэтому на нем проходит множество встреч с известными писателями: Сергеем Лукьяненко, Захаром Прилепиным, Сергеем Шаргуновым, Михаилом Елизаровым, Вадимом Левенталем и Андреем Рубановым, поэтами Игорем Карауловым, Вадимом Месяцем и Алексеем Остудиным, издателями. В программе было немало интересного и неожиданного, например, концерт парадоксального писателя и барда Михаила Елизарова или премьера художественного фильма «Облепиховое лето» о жизни драматурга Александра Вампилова, представленного сценаристом фильма и писательницей Ольгой Погодиной-Кузминой.
ТЕКСТЫ
- Иван Шепета
ОТТЕПЕЛЬ. СТАНЦИЯ «ВЕСЕННЯЯ»
1.
Из электрички вышел и стою,
забыв, зачем на станции Весенней,
так, будто мысль я выронил свою...
Декабрь месяц. Утро. Воскресенье.
Похоже не весна. Она не здесь.
Взлетают чайки из-под ног с тоскою,
и чуть колышет ледяную взвесь
волной морскою...
И, блики солнца в окнах отразив,
состав отходит, и дрожит платформа,
где неподвижно я гляжу в залив,
один средь чаек, ищущих прокорма.
2.
Монгольский дуб коряв и коренаст,
стоит один среди долины ровной.
И чуть парит, подтаяв, снежный наст
вдоль колеи, пунктирной и условной.
Песок у моря. Летом это пляж,
блестят на солнце в ряд автомобили.
Сейчас зима, и пуст ее гараж.
И ты один, и о тебе забыли.
Ты сам не помнишь — где? зачем? когда? —
встречался с кем-то, спорил, горячился...
Из всех богатств с тобой — «твои года».
И паспорт. И зеленый пластик СНИЛСа.
3.
Стучит Трассиб, как Морзе-телеграф,
припайный лед сверкает, как бинокли.
Вдруг смолкнет все... Как жизнь прошла — стремглав.
Лишь плащ и туфли, кажется, промокли.
Среди курортно-сказочных красот
мелькнет казарма, и под крышей где-то
не «год», а «лето» — тыща девятьсот,..
где Ъ-«ять» за «эль» в кирпично-крепком «лЪто».
Ты морщишь лоб, пытаешься понять...
но стук на стыке «торкает» разъЯТЬем
с эпохой той, где поперечный Ъ-«ять»,
стал бодрым «Е!», на все согласным Ъ-«ятем».
Июнь, 2018
- Константин Дмитриенко
Солдат Серёня
Рассказ публикуется в авторской редакции
Когда два беглых каторжника учинили разбой в стоящем на отшибе доме, сыну золотопромышленника Акккермана было пять лет. Сам-то Генрих Янович был на своем участке — присматривал за старателями-китайцами, — а вот жене его досталось с лихвой. Бродяги, мало того, что забрали все припасы, так еще и покуражились над Еленой Станиславовной. Не только снасильничали, но и перед тем как уйти порезали золотопромышленнице лицо, так что всю оставшуюся жизнь Елена Станиславовна скрывалась под плотной вуалью. Уходя, грабители прихватили с собой Сережу и две ночи, пока охотники-старообрядцы Сизиковы не выследили и не повязали подонков в заимке на Могче, забавлялись и тешились с мальчонкой. Судья Захватович по началу хотел все решить по закону, но когда жители Малого Парижа окружили арестный дом с угрюмым намереньем пустить петуха и спалить всех, кто встанет между ними и двумя зверями, то сделал вид, что уехал по срочным делам то ли в Дондуки, то ли в Бомнакан, предоставив надзирателю Грободелову самому решать, что делать с пойманными изуверами. Грободелов, конечно же «умыл руки» и «отвернулся», а беглых выволокли из арестантской, протащили по улице и на первом же крепком дереве в городском саду и повесили. Елена Станславовна держала на руках радостно смеющегося сына и ни слова не говоря, из-под повязок сверкала глазами глядя на то как дергаются в судорогах насильники. Срочно вернувшийся с участка Генрих Янович узнав в подробностях о произошедшем запил и через месяц, высохнув и почернев, взял охотничье ружье, ушел на берег Реки и снес себе выстрелом голову. Так что все работы на золотоносном участке легли на плечи Елены Станиславовны. А Серёжа, с той поры как его две ночи держали при себе каторжники тронулся умом и стал первым городским сумасшедшим в Малом Париже.
С возрастом Серёжа Аккерман, получил прозвище Серёня и в своем поведении так и оставался радостно хохочущим любой дурацкой шутке пятилетним ребенком, которого больше всего привлекали лужи, леденцы, военная форма и похороны. Лужи в Малом Париже в то время были на каждой улице, леденцы Серёне жалея дурачка, давали в любой лавке, а первую военную форму он получил от казаков третьего батальона Сибирского полка, негласно взявшими убогого под свою опеку.
Как и большинство дурачков во всем мире, Серёня был мирным, незлобивым существом. Единственным в его повадках, что доставляло неудобство окружающим был интерес к похоронам, на которых дурачок приходил в компании собаки, которую видел только он сам и радостно смеясь, науськивал своего воображаемого пса на всех, кто шел за дрогами. Тетка Утиха, известная «колдунья» и главная плакальщица на всех похоронах, говорила как-то, что видела де ту собаку, и что собака та как есть та же, белая с красными ушами, что была при Родии Ликине. Так это или не так, кто его знает... У них у ведьм, шаманов и прочих пророков — свои глаза и что они там видят... Может как раз то, что видится сумасшедшим, а может просто врут.
К восемнадцати годам Серёня в качестве зрителя принимал участие во всех военных «парадах», проходивших в Малом Париже. Взрослого мальчонку, помня, что с ним приключилось не гнали, а и более того, позволяли стоять рядом даже с губернатором, когда тот появлялся в Малом Париже и расплывшись в улыбке, пуская слюни отдавать честь проходившей парадным шагом третьей роте. А потом грянул четырнадцатый год — рота и две сотни рекрутов ушли на войну и в Малом Париже единственным «военным» оставался полудурок Серёня. Потом был семнадцатый год, а за ним и осень восемнадцатого. В город, по обращению золотопромышленников, вошел японский экспедиционный отряд. Непонятно как, но Серёня оказался вхож и в это общество маленьких желтолицых солдатиков и тоже получил от них (правда, изрядно поношенную) форму и в ней уже радостно щеголял и после того, как японцы ушли с Реки.
Весна двадцать восьмого года пришла на Реку вместе с небывалым ледоходом и наводнением. Вешние воды утащили с высокого пригорка церковь. Это место в городском саду пустовало до 1996 года, когда здесь же, «возрожденные» казаки и председатели старательских артелей поставили новенькую церковь, в которой стал вести службу отец Евсевий — в прошлом малопарижский хулиган и серебряный чемпион России по тхэквондо.
А на Пасху 1928 года, почитай за месяц до ледохода утащившего церковь, малопарижские комсомольцы устроили богохульственный крестный ход апофеозом которого был сложенный из домашних икон, собранных со всего Малого Парижа, костер. Через этот костер комсомольцы и комсомолки, радостно прыгали, распевая похабные частушки вроде: «как на той стороне / церковь обокрали / в жопу выебли попа / в колокол насрали». Отец Вениамин, напрасно пытался образумить регочущих комсомольцев. Те только еще больше входили в похабный раж и вызывали попа на поединок «хоть до юшки, хоть до смерти». Это ирреальное действие, с горящими икон, заливистыми частушками, кровавым закатом и черными тенями сопровождалось «фирменным» похоронным смехом дурачка Серёни, науськивающим свою невидимую собаку на всех присутствующих.
...Растерзанное тело батюшки Вениамина следующим за Пасхой утром нашел базарный ночной сторож Игнат Локшаков. Батюшка висел вниз головой на том самом дереве, где когда-то казнили беглых каторжников, надругавшихся над Серёней. На груди у батюшки Вениамина прибитая четырьмя гвоздями была тонкая доска с надписью печатными буквами: «НЕ СНИМАТЬ» и тело попа болталось на дереве двое суток, пока вернувшийся в город уполномоченный Сыльыков не приказал его снять. В эти два дня дурачок Серёня, одетый в японскую военную форму нес караул и задорным смехом отпугивал слетевшихся на труп птиц. Отвлекался городской дурачок от своей вахты только на ночь, да еще тогда, когда науськивал свою невидимую собаку на приходящих зевак, выделяя из всех четырех крепких комсомольцев, которым в какой-то момент даже поблазился далекий, будто из-за гор слышимый, собачий лай.
А Серёня прожил еще тринадцать лет и зимой 1941, возвращаясь по льду Реки из Слободки, провалился в наледь, сильно промерз, подхватил пневмонию и тихо, незаметно отошел не оставив после себя ничего кроме присказки, которую можно услышать на похоронах в Малом Париже. Бывает так, что во время похорон наступает какая-то тишина и собравшимся мнится, что между ветвей над кладбищем ветер, то ли высвистывает, то ли науськивает: «сссссссссю-сссссссю», тогда какая-нибудь старушка-богомолица крестится и шепчет: «Никак солдат Серёня туточки»...
- Денис Штаев
Кораблик в бутылке
Рассказ публикуется в авторской редакции
Очень скоро должен показаться берег континента, к которому мы мчимся по просторам океана. Прошло уже шестнадцать дней с того момента как мы видели землю... и хорошую погоду. Все это время ртутный столб барометра непрерывно падал, но предугаданный им дождь все не начинался. А это могло означать только одно — он будет грозовым и проливным. И такая погода продержится долго. Ветер усиливался, пока не достиг скорости пятидесяти миль в час. Все предвещало бурю. Сильный ветер требовал уменьшить площадь парусов. Брамселя, топсель и кливер были уже убраны; марсы взяты на рифы. Тяжелые свинцовые тучи затянули небо. Время суток теперь стало — вечные сумерки. Над морем сгущался туман, и только у бортов корабля можно было разглядеть бегущие высокие волны с пенящимися гребнями. Неожиданно ветер стих, давление понизилось. Заметив улучшение погоды, матросы расслабились. Но меня не покидала тревога, которую внушало непредсказуемое море, а особенно это затишье, как известно бывающее до бури. Часто разглядеть перед кораблем что-либо было невозможно. Приходилось идти вслепую. Спустя несколько часов все иллюзии на счет улучшения погодных условий рассеялись. Ветер стал еще сильнее прежнего, превращаясь в шквал. Неожиданно потемнело. Разразился ураган. Я приказал убрать все оставшиеся паруса. Матросы растерялись от такой внезапности. Я кинулся помогать им, иначе было не успеть. Только убрали два паруса, как налетевший порыв ветра сорвал и унес последний, оставив от него лишь клочок лохмотьев. В такую бурю следует облегчить мачты, потому что ветер давит даже на оставшийся рангоут. Пришлось по возможности снять реи. Лучше было спустить еще и стеньги, но я не мог подвергать команду смертельной опасности. Риск был и с другой стороны: мачты гнулись под напором ветра и грозили сломаться в любую минуту. Засверкали зигзаги молний, сопровождаемые раскатами грома, рокочущего с невероятной силой. «Разверзлись хляби небесные» и хлынул дождь, шипя сыпучим звуком при ударах о поверхность воды. Стихия бушевала. Набегавшие один за другим валы, создавали килевую качку. Судно буквально подбрасывало на «водяных горах». Иной раз гребень такой горы, идущей быстрее неуклюжего судна и нависая над кормой, грозил обрушиться на корабль и потопить его. Вода, захлестываемая волнами на палубу, не успевала сливаться и, казалось, что кораблик, зарывающийся в волны, вот-вот пойдет ко дну, что вода окружающая его со всех сторон окончательно поглотит беднягу. Так продолжалось несколько часов. «Мне кажется или я слышу шум прибоя? — думал я». Но вот наступил тот неотвратимый момент, которого я так боялся: вахтенному удалось разглядеть в кромешной темноте вершины гор высоко над затуманенным горизонтом. «Земля! Земля прямо по курсу! — кричал он». И была она всего в семи милях. Наш корабль несся на нее с невероятной скоростью. Надо было, во что бы то ни стало, развернуться. Я повернул румпель вниз и налег на штурвал. Но было поздно. Тут я увидел кипящую белой пеной воду. И вдруг — невероятной силы толчок сбил меня с ног. Благо, что я держался за штурвал. Других просто снесло за борт. Раздался треск. Лопнули штаги. Судно натолкнулось на рифы. Задняя часть по инерции развернулась. Набежавший сзади вал только подтолкнул ударом в борт корму, которую кинуло далеко на риф. Второй толчок. Шхуна1 накренилась на бок. Снова треск. Фок-мачта с грохотом рухнула поперек борта.
До чего же я размечтался, составляя пинцетом кораблик внутри бутылки. Маленькая, словно спичка мачта, выпала из моего зажима... и я опомнился.
Как же приятно находиться на твердой земле, рядом с родными, дома у теплого камина, весело потрескивающего поленьями, источающими аромат хвои и смол. Можно развалиться в мягком кресле, забыв обо всех проблемах, и заснуть крепким сном, укутавшись в плед. Не заботясь о том, когда тебе просыпаться, о своих обязанностях и ответственности перед кем-либо, можно проспать, сколько хочешь и, долго не вставая, потягиваться, в то время как солнце уже давно взошло.
Однако даже здесь, во сне я все равно душою в море. И снова снится мне, что я на корабле, и буря движется на нас, и надо быть во всеоружии пред ней. А может быть наш корабль тоже в чьей-нибудь бутылке? Тогда остается только надеяться, чтобы этот кто-то был к нам справедлив и милостив.
11.03.2010
1Имеется ввиду Шхуна-бриг, т.е. Бригантина.
МЕСТА
Книжные магазины:
Благодарим за помощь в подготовке материала Василия Авченко, Ивана Шепету, Дениса Штаева, Анастасию Болелую, Вячеслава Коновалова и Константина Дмитриенко.
войдите или зарегистрируйтесь