Больной перед смертью потел...

Статья Михаила Леонтьева из первого номера журнала «Однако»

Паникеры и нытики посрамлены. Свет в конце тоннеля уже просто глаза слепит, ростки стабилизации колосятся, а мировые лидеры демонстрируют с трудом сдержанный оптимизм. На самом деле паникерам и нытикам не впервой: сколько лет они ныли, указывая на неизбежность именно ЭТОГО кризиса на фоне оптимизма, тогда еще вполне бесстыжего и ничем не сдерживаемого. На самом деле все, что мы сейчас наблюдаем не только в ощущениях, но и в объективной реальности, то есть в динамике базовых экономических показателей, — вот ровно это и просчитывалось и проговаривалось. Что в третьем-четвертом квартале текущего года колоссальная денежная накачка даст краткосрочный результат в виде некоего якобы восстановительного оживления.

На самом деле это даже смешно оппонировать нашим экономическим начальникам, намекая, что, мол, фундаментальные причины кризиса не устранены и таким образом говорить о «выходе» нет никаких оснований. Они — наши лидеры — неоднократно и яснее всех это и проговаривали: не может быть никакого «выхода», пока не ликвидированы дутые «токсичные» активы и не прекращена эмиссия необеспеченных денежных суррогатов. Опять же наивно напоминать, что никакие «токсичные» активы не списаны. А эмиссия по сути фальшивых денег раздута до беспрецедентных масштабов. Все это прекрасно понимают. Опять же неуместно предъявлять претензии действующим чиновникам в том, что они поддерживают рыночный оптимизм, — в этом, собственно, состоит их профессиональный долг. Другое дело, что для такого оптимизма, с профессиональной точки зрения, отсутствуют даже номинальные статистические основания.

Учитывая ненависть наших либеральных оппонентов к экономике как к науке, исследующей причинно-следственные связи и любовь к манипулированию сравнительными статистическими рядами (в России это явление ласково именуется «илларионовщиной»), давайте сравним хотя бы эти статистические ряды. Специалисты центра «Неокон» сопоставили динамику мировой торговли, ВВП и безработицы времен Великой депрессии и нынешнее. И выяснилось, что тогда спад был в 5 раз меньше, а нынешние «ростки оптимизма» в 2 раза жиже. Вот не хочется начинать про Великую депрессию: сколько длилась, как закончилась... Хотелось бы обратить внимание только на одно маленькое обстоятельство: борцы с Великой депрессией наделали много ошибок, инструменты их были отсталы и несовершенны... Но неужели кто-то думает, что тогда умища не хватило, что для борьбы с дефляцией можно просто деньги печатать?! В голову им не приходило лечить кризис средствами, смертельными для капитализма. Они еще в него верили. И не считали допустимым лечить его, разрушая его основу, то есть деньги как таковые.

«Больной перед смертью потел? — Ну и чудненько»... Дилемма нынешней глобальной «антикризисной политики» — что лучше: ужасный конец или бесконечный ужас? Ровно так же Буш не мог вывести войска из Ирака, как сейчас не может это сделать Обама. Потому что понимает: чем дальше, тем хуже, но вывод — это одномоментная катастрофа. Регулятор и бенефициар нынешней глобальной экономики будет оттягивать ужасный конец любыми средствами, потому что альтернатива — одномоментная катастрофа с выносом тела на публику. Однако это проблема регулятора. В этой системе мы выгодополучателем можем быть только в самую последнюю очередь, как потребители объедков с барского стола. И только когда стол главного регулятора ломится и производит объедки. Нынешний прогноз по объедкам негативный, что признал даже наш министр финансов. Вопрос в том, что нас удерживает в колее «объедочной» антикризисной стратегии.

Все истоки нынешнего кризиса — вне российской экономики. Какими бы ни были ее изъяны, сделавшие ее крайне уязвимой в этом кризисе. Первая реакция на кризис была самая естественная — удержаться от падения, заместить схлынувший частный спрос государственным, схлынувшие внешние ресурсы внутренними. И кто бы мог подумать — все ушло в валюту.

Оказалось, что наша недоразвитая банковская система способна была кредитовать собственную экономику, продавая ей «задорого» кредиты, которые она занимала на Западе «задешево». При том что эти кредиты собственно брались из наших же денег, которые наше государство перемещало на Запад бесплатно. Когда это невиданное счастье рухнуло, государство решило спасти нашу бесценную банковскую систему, рефинансируя ее напрямую, без посредничества авторитетных западных кредиторов. Но поскольку вместе со счастьем рухнула и прежняя замечательная конъюнктура, спасенная банковская система собственную экономику кредитовать отказалась... На самом деле все, на что решилось правительство в качестве антикризисных мер, было бы крайне уместно как раз до кризиса в период той самой благоприятной конъюнктуры. И практически бесполезно в условиях внешней конъюнктуры депрессивной. Наша финансовая система в нынешнем виде вообще не способна самостоятельно генерировать длинные инвестиционные деньги. Что, кстати, де-факто признается действующей властью. Все длинные деньги в экономике — бюджетные. Но эти длинные деньги, как правило, сопровождают соответствующие длинные руки. Это как числитель и знаменатель: когда они равны, то сокращаются в ноль.

Это диагноз: российская экономика в нынешнем своем виде — абсолютно либеральная в старом, XIX века, фритрейдерском смысле — абсолютно не приспособлена ни к какой автономной от глобального рынка, то есть суверенной экономической политике. Между двумя гипотетическими моделями антикризисной политики — бороться с кризисом, поддерживая рост, или переживать кризис, аккуратно растягивая резервы и сохраняя социальный мир, то есть между «инвестиционной» моделью и «социальной» естественным образом была выбрана вторая. Вот китайцы выбрали первую, а мы — вторую. Патологическая боязнь Минфина, что денег не хватит, чтобы переждать кризис, естественна и адекватна второй модели, поскольку понятно, что те деньги, которые мы тратим, это не на то,чтобы «преодолеть», а на то, чтобы «день простоять и ночь продержаться». Мальчиш Кибальчиш, конечно, герой, но вот не придет ему на помощь могучая Красная армия — и конец Мальчишу...

Российская экономика нащупала дно и собирается от него отталкиваться. Проблема в том, что это не наше дно и не от нас зависит, где оно будет завтра.

В открытость можно играть, если вы абсолютно уверены в вашем превосходстве. Блюсти открытость финансовой системы, если внешняя среда здорова и нетоксична. В обратном случае это мазохистское извращение.

Либеральных моделей развития, либеральных моделей достижения лидерства история не знает. Существуют либеральные модели господства. И либеральные модели подчинения и прихлебательства перед лидером (см. «объедочную стратегию»). Оба варианта для России в настоящий момент неактуальны. (Хотелось бы заметить, что технически резонные идеи вроде девальвации рубля лежат в плоскости все той же стратегии.) Однако два позитивных момента можно отметить в годовщину кризиса: наша экономика и наша политическая система научились терпеть и выживать, а достигнутая ценой самоубийственных инъекций глобальная ремиссия во всяком случае предоставляет нам некоторое время. Полгода, полтора — тоже не так мало в наших условиях. Это время, чтобы изменить экономическую политику, выскочить за флажки, за ворота глобального дурдома. Начать отстраивать автономную от него экономику, имеющую внутренние стимулы к развитию. Однако, это уже политика.