Между сном и бодрствованием

• Амос Оз. Фима. Третье состояние. — Пер. с иврита В. Радуцкого. — М.: Фантом Пресс, 2017. — 480 с.

Роман Амоса Оза «Фима» — будто бы материально воплощенное состояние души. Откровенная, ламповая, отдающая запахом старины история не спеша плетет вокруг читателя кокон домашнего уюта. Странно то, что это повествование скорее о странствии, нежели об оседлости. 

Амос Оз — израильский прозаик и журналист. Признанный живым классиком, он неоднократно становился лауреатом многочисленных премий, в том числе Премии Израиля, премий Бялика, Дана Давида и Гете. Его произведения доброжелательно встречают критики, отмечая, что писатель ни больше ни меньше как «превратил иврит в блестящее орудие литературного мастерства и правдивого рассказа о самых страшных и универсальных реалиях нашего времени». «Мой Михаэль» входит в сотню лучших произведений ХХ века. Последние несколько лет об Амосе Озе регулярно говорят как о претенденте на Нобелевскую премию по литературе.

Нитью, которая связывает все произведения писателя, является тема человека — существа, которому не чужды слабости. «Фима» — не исключение. Главный герой живет в Иерусалиме, но мысленно кочует по совершенно другим местам. Нельзя сказать, что жизнь Фимы — монотонная хроника: в его судьбе полно любовных авантюр, граничащих с безумными драмами, оригинальных и дерзких идей и порывов. Даже тонкая материя творчества не прошла мимо него стороной: первый же поэтический сборник стал предметом пылких восхищений. Но даже такая стремительная смена впечатлений так и не смогла подарить главному герою то заветное ощущение присутствия. Фима мечтателен, но рассудителен: каждый свой сон он записывает в блокнот — и тут же с особой страстностью предается размышлениям о том, что его сновидения могут означать и какое отношения они имеют к реальности. Тоска по несуществующему или несовершенному — верные спутники героя.

Уже с первых страниц романа сложно избавиться от навязчивой мысли: где-то я уже подобное видел. Кого же так отчаянно напоминает Фима? За непобедимой мечтательностью проступают очертания — как это не удивительно — Обломова. И какими комичными и нелепыми ни считал бы читатель действия Фимы, он едва ли не инстинктивно, вслед за самим автором, проникается состраданием по отношению к герою.

Амос Оз, а как следствие, и его персонажи, обладают удивительной способностью к острой, порой дерзкой иронии. «Фима» определенно не получился бы таким волнующим и бодрящим, если бы не юмор, которым автор буквально прошивает свой роман. Он помещает героя в лабиринты рефлексии, из которых не так-то легко и выбраться, а читателю только и остается, что с любопытством наблюдать, к каким же парадоксальным заключениям на этот раз придет обаятельный Фима.

Именно так, подмечая свои привычки заскорузлого холостяка, подробно и точно их классифицируя, надеялся Фима отдалить себя от себя, создать дистанцию для насмешек, защитить свою тоску и свою гордость. Но случалось, что в педантичном отслеживании этих смешных или навязчивых привычек ему вдруг открывалось, будто в озарении, что привычки эти — вовсе не линия укреплений, разделяющая его и вот этого старого холостяка, а хитроумные козни, что плетет против него старый холостяк, явно намереваясь подвинуть его в сторону, обобрать, занять его, Фимино, место.

Метафоры и образы, к которым обращается Оз в своем творчестве, удивительно яркие и проницательные, хотя чувства вызывают весьма противоречивые.

Фима вернулся к шкафу и рассмотрел себя в зеркале. И понял: его долг — почувствовать, глядя на собственное тело, не отвращение и не отчаяние, не жалость к самому себе, а примирение. Из зеркала на него глядел бледный клерк, несколько тяжеловатый, со складками жира на чреслах, в белье не первой свежести, с белыми и тонкими — соотносительно с брюшком — ногами, поросшими редкими черными волосками, с седой головой, с покатыми плечами. Вокруг сосков на его незагорелой груди виднелись бугорки — прыщики с алыми точками в центре. Он принялся давить их большим и указательным пальцами. Треск лопающихся прыщей, брызги желтоватого их содержимого доставляли ему легкое удовольствие, мутное, раздражающее. Пятьдесят лет, какие длится беременность у слонов, вызревал этот унылый чиновник в теле мальчика, юноши и мужчины. И вот промелькнули пятьдесят лет, беременность завершилась, лоно разверзлось, и бабочка исторгла куколку. Вот она перед зеркалом.

Скитаясь по миру, Фима постоянно ощущает, что есть что-то над ним. И он находит это нечто — Третье Cостояние — между сном и бодрствованием. Милость, которую возможно осознать, отказавшись от всего, что имеешь.

В конце книги герой, борясь с надвигающимся сном, размышляет о человеческих отношениях и призывает людей «отложить оружие» и оставаться хорошими. К Фиминой просьбе действительно хочется прислушаться, интуитивно последовать за добротой и надеждой, которыми была пронизана вся его земная жизнь. Человек, чье имя означает «предвещающий добро», возможно, знает о жизни куда больше, чем все остальные.