Очарование документальности

• Элена Ферранте. Моя гениальная подруга / Пер. О. Ткаченко – М.: Синдбад, 2017. – 352 с.

На дебатах полуфинала премии «НОС», прошедших в начале ноября на Красноярской ярмарке книжной культуры, обсуждали документальную литературу. Говорили, что граница между ней и чистым фикшном условна, а может быть, ее и нет вообще. Об этом же думаешь, когда открываешь книгу «Моя гениальная подруга» – полуавтобиографический роман о детстве, проведенном в послевоенном Неаполе; первый том покорившей мир тетралогии «Неаполитанские романы».

Про «покорение мира» сказано не для красного словца. Влиятельнейшая британская газета The Guardian хвалит «Неаполитанские романы» за смелость и абсолютную творческую свободу, The New York Review of Books не поскупилось на эпитет «виртуозные». А в Twitter запущен хэштег #ferrantefever – «лихорадка по Ферранте». Во многом всеобщему помешательству способствует таинственная атмосфера, сложившаяся вокруг итальянки. Дело в том, что Элена Ферранте – псевдоним писательницы. О ее жизни нам не известно почти ничего. Журналист Клаудио Гатти, попытавшийся в октябре 2016 года раскрыть ее личность, подвергся международному порицанию – за нарушение права автора на конфиденциальность. Тем не менее, издатели утверждают, что Ферранте родилась в Неаполе. То есть именно своим или хотя бы отчасти своим опытом делится прозаик в нашумевшем романе.

Первое, что поражает при знакомстве с «Моей гениальной подругой» – несовпадение собственных туристических представлений о Неаполе с городом 1950-х годов, изображенным Ферранте. Нищий, грязный и озлобленный, он скорее, похож на русскую послевоенную деревню. При том, что его жители взирают на мир с гораздо меньше оптимизмом, чем наши соотечественники того же поколения.

Мы жили в таком мире, где дети и взрослые часто ранились до крови, у кого-то раны начинали гноиться, и иногда человек умирал. Одна из дочерей торговки фруктами синьоры Ассунты порезалась ножом и умерла от столбняка. Младший сын синьоры Спаньюоло умер от крупа. Мой двадцатилетний кузен однажды утром отправился чинить каменную ограду, а вечером его, раздавленного обломками, нашли в луже крови, которая натекла изо рта и из ушей. ... В нашем мире было много слов, которые убивают: круп, столбняк, сыпной тиф, газ, война, токарный станок, каменная ограда, работа, бомбежка, бомба, туберкулез, воспаление. Эти слова и связанные с ними страхи остались со мной на всю жизнь.

Именно в этом мире суждено жить главным героиням – двум маленьким подругам Элене и Лиле. Вместе они проверяют себя на смелость: спускаются в подвал, подбираются к дому самого зловещего жителя окрестностей дона Акилле, пытаются уйти из дома к морю… Ферранте позволяет памяти говорить свободно и раскованно. Повествование то забегает вперед, то откатывается на несколько шагов назад, одни детали конкретизируются, другие стираются под предлогом «не запомнилось», «забылось». Это сообщает «Моей гениальной подруге» очарование документальности. К тому же, в первой части романа (она называется «Детство», и отсылка ко Льву Толстому тут бесспорна: Ферранте русскую классику читала и дает читать своим персонажам) почти нет диалогов – только вербатим, воспоминания от первого лица. И этим воспоминаниям, несмотря на наслоившийся на них художественный материал, веришь.

Впрочем, уже во второй, «отроческой» части романа интонация меняется. Элена и Лила вступают в подростковый возраст, и перед нами разворачивается роман взросления, откровенный, не исключающий физиологических подробностей. По мере того, как число этих подробностей, а равно танцев, ссор, драк, переживаний о бойфрендах и сплетен с подружками растет, «Моя гениальная подруга» превращается в роман-сериал. Однако перенести его на экран – значило бы опошлить. Потому что действо окажется выдержано скорее в стиле глуповатой и насыщенной страстями «Просто Марии», чем остроумного «Шерлока». А вот книжный формат придает повествованию нужную долю невинности и благородной беззащитности: как фата, прикрывающая лицо невесты на обложке.

Элена Ферранте пишет прежде всего для женщин. Поэтому и Неаполь описывает скорее с помощью эмоций: злость, жестокость, бессилие. Архитектурных, ландшафтных описаний в «Моей гениальной подруге» не так уж много – герои как будто действуют в безвоздушном пространстве; разве что угадывается, что они живут в многоэтажных домах, а не в лачугах. Зато в описаниях нарядов и машин Ферранте преуспела. Вот, например, как выглядит примерка свадебного платья (да-да, спойлер: дело дойдет до свадьбы) глазами одной из героинь:

Ей шли и жесткая органза, и мягкий атлас, и облака из тюля. Ей шли и кружевные корсеты, и рукава с буфами. Она одинаково хорошо смотрелась и в пышных, и в облегающих юбках, и с длинным, и с коротким шлейфом, и под фатой в виде покрывала, и под фатой, напоминающей плащ с капюшоном, и в жемчужной диадеме, и в венце из горного хрусталя, и в венке из флердоранжа.

К концу романа ты уже наизусть знаешь, как семья колбасника Карраччи связана с семьей сапожника Черулло, почему железнодорожник Сарраторе соблазнил сумасшедшую Мелину и что обсуждают дети столяра Пелузо с детьми муниципального швейцара Греко. И с этими персонажами ты не хочешь расставаться. Тем более что писательница закинула несколько удочек: слова «фашизм» и «коммунизм» прозвучали в тексте, но их прицельного обсуждения не состоялось; а «гениальной подругой» оказывается совсем не та, о ком мы могли подумать. Они принесут улов только в следующем томе, который, как обещает издательство «Синдбад», мы увидим уже очень скоро.