Анте Томич. Чудо в ущелье Поскоков

• Анте Томич. Чудо в ущелье Поскоков / пер. с хорв. Л. Савельевой. — СПб.: Polyandria NoAge, 2022. — 255 с.

Анте Томич — хорватский прозаик и журналист, две его первых книги («Что за мужчина без усов» и «Ничто не может нас удивить») уже экранизированы. Также писатель принял участие в создании сценариев для фильма «Последняя воля» и мини‐сериала «Новый век».

Неслучайно его новый роман «Чудо в ущелье Поскоков» так кинематографичен, а диалоги персонажей будто вырезаны из комедийных фильмов. В центре истории — отец и четыре его сына, живущие в горах вдали от цивилизации. Но однажды старший сын семейства Поскоков решил найти себе жену… Let приключение в духе Кустурицы begin!

 

Третья глава

 

говорит о том, что капитализм — это динамичная система, в которой ничто не остается там, где было раньше: кроме того, одной женщине кажется, будто на дереве мужчина, а полицейские поют песни Миши Ковача

 

 

— Вот видишь, это Сплит, — сказал ему дядя Иве следующим утром, когда они оглядывались на длинноногих девушек, которые шли мимо в коротких юбках, потряхивая грудью в расстегнутых блузках. — Весной всегда хочется развестись, а осенью всегда радуешься, что этого не сделал… Ну да ладно, — продолжил он, — тебя сперва еще женить нужно, на этой твоей… Как ты сказал ее зовут? 

— Ловорка. 

— Ловорка, точно. И ни на ком другом, только на ней? 

— Да. 

— Хм! Это существенно сужает наши возможности, — выразился дядя по-научному. — Романтичная идея, что на всем белом свете только она одна настоящая и без нее жизнь не жизнь, не очень рациональна. Сынок, в действительностине всегда все так, как в песнях Миши Ковача. На твоем месте я бы от такой мысли отказался и взял первое, что попадет в руки, но если ты все-таки настаиваешь, то вот, прошу, улица Чехова.

Они остановились в начале затененной густыми вечнозелеными дубами улицы, вдоль которой тянулись пятиэтажки с обветшалыми фасадами. 

— Кофейня, мне кажется, была чуть дальше… Погоди, — сказал Крешо, пытаясь сориентироваться. — Да, точно, помню, здесь был банк. А дальше, метров через пятьдесят, кофейня.

От волнения он даже побежал, а дядя Иве, уже давно распрощавшийся с молодостью, смиренно пошел за ним следом.

— Я все это помню, я знаю, где мы! — крикнул Крешимир и вдруг остановился, застигнутый врасплох. — Не понимаю, — сказал он растерянно, показывая рукой на витрину с губной помадой, тенями для век и флаконами духов, над которой розовыми буквами было написано: «Нарцисс». — Кофейня была здесь. 

— Ты уверен? Может, посмотрим еще где-нибудь поблизости? 

— Да зачем? Стопроцентно, я знаю этот дом, здесь была кофейня. 

— Улица Антона Павловича Чехова, двадцать три, — прочитал дядя Иве табличку возле входа. — Ну ладно, — добавил он, берясь за дверную ручку, — как говорится, на карту-то смотри, а у крестьянина спроси.

Внутри они чуть не потеряли сознание от запахов, которые слоями висели в воздухе: леса и цитрусовых, цветов, ликера и шоколада, мха, бумаги, корицы и мускуса — невероятной смеси, в облаках которой стояли две забальзамированные и чересчур накрашенные молодые женщины, одна рыженькая, другая блондинка. 

— Простите, у нас только один вопрос, — начал дядя. — Мы ищем девушку, которая работала здесь в кофейне. 

— Но это не кофейня, — ответила блондинка. 

— Бог с тобой, дочка, я же не слепой. Я спрашиваю про кофейню, которая была здесь раньше. 

— Вот здесь, с этой стороны, была барная стойка, а тут, на моем месте, — игровой автомат, — показал Крешимир дяде Иве. — Это здесь, точно. Теперь я все вспомнил. 

— Я, ей-богу, ничего не знаю ни про какую кофейню, — сказала блондинка и обернулась к рыженькой: — Лиле, может, ты слышала, что здесь была какая-то кофейня?

Лиле покачала головой, дескать, ничего не знаю ни про какую кофейню. 

— А давно вы здесь? — спросил дядя Иве. 

— Мы? С утра. 

— Да нет, я не об этом. Давно тут парфюмерный? 

— А-а, вот вы о чем. Ну так примерно с полгода, — сказала Лиле. 

— А что же тут было до того, как мы открылись? — задумалась блондинка. 

— Может, видеопрокат? — предположила рыженькая. 

— Точно, — согласилась ее коллега. — Видеопрокат… Видеопрокат «Сириус». 

— Они сейчас на бульваре Мажуранича, — сообщила Лиле. 

— Большое спасибо вам, девушки, — вежливо поблагодарил дядя Иве, а потом, уже на выходе, ему попалась на глаза реклама туалетной воды. — «Босс»? Это что-то такое для начальников, да? — Он оглянулся и посмотрел на продавщиц: — А нет ли у вас какого-нибудь парфюма для простых рабочих? Чего-нибудь, например, для строителей или плотников?

Ни та, ни другая не знала, что на это сказать. 

— Э-э, так я и думал, — заключил дядя.

 

В «Сириусе» на бульваре Мажуранича был только один человек, какой-то парень, который работал там всего две недели и ничего не знал об истории видепроката и о том, что раньше он находился по адресу Чехова, двадцать три, и тем более о том, что там раньше располагалась кофейня. Пришлось ждать хозяина, который должен был вот-вот прийти. В результате Крешо с дядей целых сорок пять минут топтались в помещении, разглядывая коробки с фильмами. 

— А нет ли у вас того фильма с таким высоким актером? — вдруг спросил дядя Иве. 

— Как его имя? 

— Я не помню, как его имя, но вы его наверняка знаете. Господи, да такой высокий! Волосы причесывает на пробор сбоку, всегда в кожаной куртке. Немного похож на Фрфу Мужинича в молодости. 

— Боюсь, не смогу вам помочь, — беспомощно признался парень. 

— Ладно, неважно, — сказал дядя Иве, а потом тихо прокомментировал Крешо: — Сейчас любого болвана берут на работу в видеопрокат.

Когда наконец появился хозяин, парень показал ему на ожидающую его пару. 

— Никогда никакой кофейни там не было, — сказал хозяин «Сириуса», когда они объяснили, зачем пришли. 

— Как это не было, я прекрасно помню, что была, — соврал дядя Иве. 

— Кофейня-бар «Жираф», — добавил для верности Крешимир. 

— Увы, я не знаю. До того, как мы туда переехали, там был копировальный центр. Они прогорели, когда его владелец, некий Матас, так его звали, сел в тюрьму. 

— В тюрьму?! Надо же! — изумился дядя. — А что этот бедняга натворил? 

— Евро подделывал. 

— Ну, молодец!

— Навестите его в Билице, может, он что-то и знает.

 

На следующий день около полудня Крешимир с дядей сдали свои удостоверения личности при входе в окружную тюрьму в Билице, прошли через металлодетектор и сели на два простых деревянных стула в комнате для свиданий. Вскоре охранник привел Ерко Матаса, осужденного за подделку банкнот, тот сел напротив, скрестил на груди руки и враждебно уставился на посетителей. 

— Это вам. Небольшой знак внимания, — сказал дядя Иве, подтолкнув к нему коробку шоколадных вафель и блок сигарет.

Матас угрюмо шмыгнул носом и даже не посмотрел в сторону подарков. Иве стало немного неловко, но он не позволил себе растеряться. 

— Мы пришли к вам, чтобы получить определенную информацию, — начал он. — Мы разыскиваем одну женщину, которую вы, возможно, знаете, она работала… 

— Двести кун — почти грубо прервал его заключенный. 

— Простите? 

— Это вам обойдется в двести кун. 

— Договорились, — сказал дядя Иве и потянулся за бумажником.

Ерко Матас взял купюру и подозрительно посмотрел ее на просвет. 

— У него глаз опытный, — пояснил дядя Крешимиру. 

— Итак, что вас интересует? — спросил фальшивомонетчик, пряча двести кун в карман синей тюремной робы. 

— Мы ищем одну официантку, которая работала в кофейне «Жираф». Вдруг вы вспомните. Кофейня была на улице Чехова, в доме двадцать три, там же, где был ваш копировальный центр. Девушку звали Ловорка, и она, вот так, немного… 

— На месте центра кофейни не было, во всяком случае я об этом ничего не знаю, — снова перебил дядю Иве Матас. — До меня там находилась мастерская по ремонту обуви, хозяином был Маринко Шево. Может, он вам что-то расскажет. Маринко уже на пенсии, живет в Омише, улица Жертв Блайбурга, дом семнадцать, третий этаж, квартира Ковачич. Еще вопросы есть? 

— Если он Шево, то почему на двери написано «Ковачич»? — поинтересовался дядя Иво. 

— Квартира оформлена на жену, — объяснил фальшивомонетчик, взял сигареты и вафли и ушел.

 

В Омише, на улице Жертв Блайбурга, дом семнадцать, третий этаж, Маринко Шево в пижаме открыл им дверь, впустил в комнату, показал на тахту, сам уселся в кресло и продолжил на приставке играть в Call of Duty. 

— Такой молодой, а уже на пенсии, — произнес дядя Иве просто так, чтобы что-то сказать, но этому человеку действительно не могло быть больше тридцати. 

— Позвоночник, — объяснил сапожник-пенсионер, не отрывая взгляд от экрана. 

— Позвоночник — это беда, — сочувственно кивнул Иве. 

— Мы пришли, потому что нам сказали, что вы можете нам помочь, — начал Крешимир. — Мы ищем одну девушку, которая работала в кофейне, там, где вы… 

— Говнюк — сказала, проходя через комнату на кухню, какая-то женщина, судя по возрасту, супруга Шево. 

— Корова — кратко парировал Шево, пробегая с автоматом в руках через какие-то развалины. 

— Кофейня «Жираф» была там же, где ваша мастерская по ремонту обуви, на Антона Павловича Чехова, двадцать три… — продолжил Крешимир. 

— Не было там никакой кофейни, — перебил его Шево, давая автоматную очередь по двум вражеским солдатам. — Или я никогда про нее не слышал… 

— Осел — перебила его жена, возвращаясь из кухни. 

— Бестолочь — лаконично бросил он ей в ответ и продолжил: — На том месте до меня у одного типа, Елича… 

— Там за сгоревшим грузовиком два немца, — предупредил его дядя Иве. 

— О, спасибо, — сказал бывший сапожник и двумя меткими выстрелами ловко ликвидировал обоих нацистских бандитов. — Так вот, у Елича там была мастерская по ремонту и обслуживанию стиральных машин. 

— Елич? Может быть, знаете, где он сейчас? 

— Не имею никакого… А-а-а-а! — Он вдруг вскрикнул и упал, сраженный пулей немецкого снайпера, который ловко укрывался на башне церкви. 

— Неужто тебе конец?! — злорадно крикнула из соседней комнаты жена. — Неужели он тебя, гада, убил? Черт бы побрал и тебя, и тот день, когда я за тебя вышла!

— Все перемешалось, — недовольно пробурчал Крешимир, когда они покинули квартиру Шево. 

— Капитализм, динамичное общество, — объяснил ему дядя. — Ничто не остается там, где было раньше.

Елича, который ремонтирует стиральные машины, оказалось не так уж трудно найти на новом месте, на Пуянке, но зато они здорово намучились, пока несколько дней искали албанца, который до Елича арендовал помещение для ведения бизнеса на улице Чехова, двадцать три, и давно уже вернулся к себе домой. После того как они поговорили по телефону с десятком его внуков, племянников, сестер и других родственников, им наконец-то позвонил кондитер Синан Фехмиу из Струмицы, который направил их к парикмахерше Татьяне Крагич. Однако госпожа Татьяна тоже не слышала про кофейню «Жираф», хотя та была на месте ее парикмахерской, так что она послала их к пекарю Шиме Лозе. От пекаря Шимы Лозы Крешимир с дядей Иве попали к часовому мастеру Юре Кодричу, который посоветовал им поискать фотографа Мате Ливаду.

После почти двух недель поисков Крешимир совсем одурел от множества имен и адресов, давняя любовь стала казаться ему потерянной, и он решил бросить поиски. Дяде пришлось уговаривать его сделать последнюю попытку: пойти в Мертояк к Мате Ливаде на Одесскую улицу, дом семнадцать. Они поднялись на восьмой этаж и только хотели позвонить в дверь, как она открылась и из квартиры вышел священник. 

— Слава Иисусу Христу! — приветствовал его дядя Иве, как и положено. 

— Во веки веков. Вы родственники? — спросил священник и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Бедняга. Боюсь, долго не протянет. 

— Что поделаешь, нас всех это ждет, — ответил дядя философски.

Они протиснулись мимо священника в квартиру и направились по коридору в спальню, где, окруженный своими близкими, умирал Мате Ливада, известный нескольким поколениям жителей Сплита как Фото Мате. Его супруга, сыновья и снохи с удивлением посмотрели на неожиданно появившихся мужчин, которые как раз собирались объяснить, зачем пришли, но неожиданно с постели подал голос умирающий.

— Крешимир, — шепнул старик почти неслышно, показывая узловатым пальцем на Крешо, и его желтое лицо неожиданно озарилось. — Я тебя сразу узнал. 

— Вы знаете, кто я? — спросил Крешо, поспешно подошел к кровати и, потрясенный, упал на колени. 

— Конечно я знаю, кто ты. Она тебя точно так и описала, — сказал Мате Ливада, положив ладонь Крешимиру на темя, и стал нежно поглаживать его волосы. — Я уже больше десяти лет жду, когда ты придешь. Даже думал, вот, умру и никогда тебя не увижу… 

— Прошу вас, перестаньте, хватит, ему нельзя утомляться, — подала голос одна и снох Ливады. 

— Госпожа, прошу вас, не перебивайте их, — попросил дядя Иве. — Это судьба. Судьба! — воскликнул он страстно. 

— Когда кофейня закрылась, Ловорка пришла ко мне и сказала: «Дядя Мате» — она всегда звала меня дядя Мате, — продолжал старый фотограф слабым шепотом. — «Дядя Мате, — говорит, — если меня будет искать один высокий темноволосый симпатичный парень, вы ему скажите, где я». — «Скажу, душа моя, почему бы не сказать», — говорю ей. Она потом сто раз заходила в мою фотостудию спросить, не приходил ли ты. Каждый день. Иногда по нескольку раз. Уж очень она любила тебя, бедняжка… 

Из глаза дяди Иве, хоть он и был не из тех, кто может запросто заплакать, выкатилась крупная слеза. 

— А где она сейчас? Где она? — спросил нетерпеливо Крешемир. 

— Она сейчас… кх! кх! — начал было умирающий, но ему помешал приступ кашля. 

— Где она?! — в отчаянии воскликнул Крешо еще раз. 

— Люди, опомнитесь. Человек умирает! — возмутился сын Ливады. 

— Она сейчас работает в… в… в… кх! кх!.. в кофейне «Зебра», — начал старик, снова собравшись с силами. 

— В кофейне «Зебра»? Где эта кофейня «Зебра»? 

— На Чехова кх! кх!.. кх!.. На Чехова, двадцать восемь, — шепнул старик и перед тем, как из его утомленных легких вырвался последний выдох, добавил: — Кофейня «Зебра», прямо напротив того места, где была кофейня «Жираф». 

— И тут его голова утонула в подушке, глаза закрылись, и Фото Мате умер. 

— Примите мои искренние соболезнования, — с достоинством произнес дядя Иве, протягивая руку вдове. 

— Это был великий человек, — добавил он, обмениваясь рукопожатиями со старшим сыном Ливады. 

— Нам всем будет его не хватать, — шепнул снохе, судорожно обнимая ее.