Эндрю Шон Грир. История одного супружества

• Эндрю Шон Грир. История одного супружества / пер. с англ. А. Савиных. — Москва: Popcorn Books, 2022. — 224 c.

Эндрю Шон Грир — американский писатель, мировую известность которому принесли романы «Невозможная жизнь Греты Уэллс», «Невероятная история Макса Тиволи» и «Лишь» (в 2018 году удостоенный Пулитцеровской премии). В статье для «Нью-Йоркера» Джон Апдайк назвал стиль Эндрю Грира «утонченным, очаровательным, благоухающим разочарованием, характерным для творчества Пруста и Набокова».

«Мы думаем, что знаем тех, кого любим» — так начинается роман «История одного супружества» о жизни молодой семьи в послевоенной Америке 1950-х годов. Однажды на пороге дома Перли — молодой домохозяйки и жены бывшего военного — появляется незнакомец, который одной фразой практически разрушает ее брак. И героине приходится признать, что люди только думают, что знают своих партнеров и любят их — на деле же они любят «лишь плохой перевод, сделанный ими же с едва знакомого языка».

***

Это был очень неожиданный визитер. У нас не бывало постоянных гостей и уж тем более — так опрятно и элегантно одетых, сиявших от уложенных волос, видневшихся из-под шляпы, до остроносых туфель. Открыв дверь, я увидела, что он наклонил голову, словно к чему-то прислушиваясь, и стала разглядывать его слегка влажный от пота высокий лоб с двумя симметричными выпуклостями и изгибы шотландских скул, и, только когда он поднял голову в ответ на мое приветствие, я заметила горбинку на его носу. Прямо как у боксера — она придавала ему вид человека, знакомого с опасностью не понаслышке. Глаза у него, однако, были очень спокойные и дружелюбные. Совершенно сапфировые.

Незнакомец поднял глаза и словно бы удивился, увидев меня, хотя и обрадовался. Улыбнулся и сказал, что надеется на мою помощь. Я ответила, что тоже надеюсь. У него в руках было два маленьких подарка. 

— По-моему… Кажется, я заблудился.

 — Вы, должно быть, приезжий? — спросила я. 

— Это самое забавное. В чужом городе я никогда не плутаю. Видимо, инстинкт самосохранения. — Он широко улыбнулся и хихикнул. — Но тут, в собственном… 

Я прислонилась к косяку. Улыбнулась и ничего не сказала. Я заметила, что розовый велосипед девчонки Делон валяется на газоне, где она его бросила, словно павший в бою. Он снял шляпу. Я не слишком привыкла, чтобы такие мужчины, как он, снимали шляпу в моем присутствии. У него были золотистые волосы. Я спросила, какую улицу он ищет. 

— У нее испанское название. Может, надо притвориться, что я в Испании, тогда все наладится.

Я ответила, что тогда он, возможно, и не заблудился. 

— Это Норьега? — спросил он. 

— Да, — тихо ответила я. 

— Правда? Тогда у меня все неплохо. Я никогда здесь не бывал. Не знал, что люди живут так близко к океану. Словно приехал в прибрежный городок в Южной Америке. 

— Этот район называют Аутсайд-лэндс. 

— Аутсайд-лэндс, — улыбнулся он.

То, как он был одет и держал себя, показалось мне знакомым, но, возможно, дело было в легком южном акценте так далеко от дома. Лучше всего остального я запомнила то, как он смотрел прямо на меня все время, что со мной говорил. Я к такому не привыкла — в нашем районе даже продавец сельтерской едва мог поднять на меня взгляд. А он смотрел в упор своими удивительными глазами, словно наконец нашел того, кто согласен его выслушать. 

— Кого вы ищете? Он поставил на землю свои подарки и снял перчатки, затем достал блокнот, в котором аккуратным школьным почерком был записан номер. Тогда я заметила, что у него не хватает пальца. Левого мизинца. Но тогда это было сплошь и рядом, каждый солдатик что-то да оставил на войне. Глядя в блокнот, он прочел вслух номер, который я знала наизусть. Он был написан краской на тротуаре, но закрыт машиной. 

— Холланд Кук, — сказала я. 

— Да. Вы его знаете?

Я видела, как в доме через дорогу соседка Эдит выглянула из венецианского окна, окидывая единым взглядом все происходящее, чтобы было о чем судачить с подружками, стоя в клубах теплого крахмального запаха, поднимающегося от утюга. Урок музыки плыл в воздухе, спотыкаясь на каждой ноте. Из одного из десятка окон доносился звук телевизора, бормотавшего себе под нос: «…история девушки и мужчины, который пытается установить ее личность, — неожиданная развязка…» 

— Я его жена.

К моему изумлению, он улыбнулся и протянул мне руку: 

— Тогда вы, должно быть, Перли.

Я спросила, не военный ли он. 

— Кто? 

— Военный. Выглядите как человек на службе. 

— Из-за одежды? 

— Из-за обуви, — пожала плечами я. 

— Конечно. Нет, я не на службе, но я познакомился с вашим мужем на войне. 

— Первая пехотная?

Он выдавил болезненную улыбку и опустил руку, хотя и не отвел глаз от моего лица ни на миг. 

— Простите, что беспокою вас, — сказал он. — Похоже, у вас этим утром много дел.

Оказывается, у меня в руке все это время были ножницы. Я бросила их в карман платья. Я слышала, как Сыночек пробирается по коридору. Из-за шин на ногах казалось, что идет Железный Дровосек. 

— А это, должно быть, ваш сын, — сказал мужчина.

Я сказала, что это он, и обернулась к Сыночку, который прятался за радиоприемником. 

— Сыночек, поздоровайся с дядей. 

— Привет. Меня зовут Базз Драмер. 

— Поздоровайся с мистером Драмером, — сказала я, но Сыночек не издал ни звука. 

— Обычно он разговор­чивый. 

— Он красавец. Весь в маму.

Это меня озадачило. Конечно, Сыночек был красавец — «весь как пряничек», шептала я ему каждое утро, — но я считала, что он пошел в отца, что мужнины гены, как алхимические элементы, не могли смешаться с моими, невзрачными. Мне в голову не приходило, что глаза сына — у Холланда не было таких медовых глаз, — возможно, не просто дар судьбы, что они, например, мои. 

— Ох, он тот еще подарок, — только и сказала я. 

— Должно быть, это нелегко.

Я понятия не имела, какого ответа он от меня ждет. 

— Не стоит мне вас задерживать, — сказал он. — Не могли бы вы передать это Холланду? Просто я знаю, что у него скоро день рождения. 

— Почти через месяц. 

— Ах да, точно, — сказал он, качая головой. — Плохо запоминаю даты. Все цифры слипаются. Помню только важное — имена и лица.

Я сказала, что никто никогда не возражал против раннего подарка. 

— А там и ваш день рождения, да? — спросил он с улыбкой.

Совершенно непонятно, откуда незнакомец мог знать мой день рождения. 

— Через день, правда? Я слыхал, что в Китае это считается добрым знаком для женщины. Надеюсь, что я не перепутал, потому что у меня для вас есть кое-что… 

— Что вы, не надо было, — сказала я, чувствуя себя почему-то польщенной и смущенной. 

— Меня так мама воспитала, — кивнул он. 

— А Холланд скоро вернется?

Несколько безумных мгновений я думала, не соврать ли. Может, оттого, что туман тем вечером ложился так низко и мягко, или оттого, что глаза у него были такого особенного голубого цвета, или в его голосе мне послышалось что-то, о чем он не говорил. Но я не могла врать незнакомцу, стоя в дверях. 

— Да. Да, он вернется с минуты на минуту. 

— Я знал, что Холланд женится на прекрасной девушке. Это было сразу понятно. Вы его детская любовь, правильно? Он все время о вас говорил.

Соседка, старая немка, вышла на крыльцо поглазеть на нас.

Я шагнула в дом и сказала: 

— Хотите зайти и подождать?

Мы сели на диван в нескольких футах друг от друга, он с довольным видом пил пиво, а я гладила Лайла. Он рассказывал истории из юности Холланда, который одно время был его подчиненным, и то и дело повторял, как он рад со мной познакомиться. «Красавица» — он все время говорил, что я красавица, и это звучало так же странно, как если бы кто-то называл меня француженкой. Потом он вложил мне в руку свой подарок — бирюзовую коробочку размером не больше тоста, — и поначалу я отказывалась. Слишком уж он норовил сразу сблизиться. Но Базз был обаятелен, что да, то да, и в конце концов уговорил меня открыть подарок. 

— Спасибо вам. Как красиво.

Прошло пять минут, оберточная бумага лежала между нами на диване. Лайл бил хвостом по моей ноге в радостном предчувствии прихода Холланда. Мы услышали, что открылась входная дверь, и затем мой муж появился на ступенях нашей гостиной, расположенной ниже уровня коридора. Лайл подбежал к нему, а мы оба встали, словно в присутствии монарха.