Илья Бояшов. Жизнь идиота

• Илья Бояшов. Жизнь идиота. – СПб.: Лимбус-пресс, 2017. – 293 с. 

Писатель Илья Бояшов — один из основателей и участников известной питерской рок-группы «Джунгли». В новой книге автор делится воспоминаниями об удивительной творческой атмосфере восьмидесятых, подарившей России целую плеяду талантливых коллективов («Аквариум», «Кино», «Алиса» и многие другие). Речь в ней идет не только о музыкантах, ставших впоследствии знаменитыми, но и об известных литераторах, с которыми Илью Бояшова сводила судьба. Отдельной частью в книге представлены дневниковые заметки автора — жанр, который всегда остается актуальным и интересным для читателя .

 

ЧАСТЬ II

ЗАПИСКИ ИДИОТА (1989–2016 гг.)

Сальвадор Дали представлял себе Россию прелюбопытно и поэтично: белый снег под черным небом и какие-то волшебные, разноцветные города, какое-то нагромождение куполов «а-ля Василий Блаженный»... Он все видел в ярких, шизофренических цветах, как всякий художник.

***

Из всех биографий более всего мне нравятся биографии Босха, Рублева и Грека: они настолько коротки, что запросто умещаются в одно-два предложения. 

***

Среда 14 (27). Ноябрь 1918. В стране дикое варварство Гражданской войны. И вдруг: «...Г. О. Чириков расчистил лик левого ангела. Вечером Г. О. Чириков, И. И. Суслов и В. А. Тюрин расчищали золотой фон иконы и нимбы ангелов». В вихре всё и вся сметающих сражений — Москва, а в самом центре ее, как в центре страшнейшего в нашей истории циклона, — тишина древнего храма. Так и вижу: склонилась сосредоточенная, спокойная троица художников над расчисткой рублевской «Троицы».

И пронеслось над ними. Целый поганый век пронесся с громами и катастрофами. И исчез. А «Троица» расчистилась. Просто поразительно, что именно в мире жестоком и яростном, в мире большевизма, в самом его эпицентре, в 1918 году была расчищена мастерами и явлена всем рублевская «Троица».

***

Дисциплина армейская (то есть полная, безоговорочная, по уставу) вещь вообще чрезвычайно редкая... Как правило, дисциплинировать войска даже великим полководцам удается лишь на достаточно короткий срок — во времена величайшего напряжения сил, судьбоносности момента для армии, страны, кампании, — а так, особенно в праздности мира, армейская масса начинает неизбежно разлагаться. Огромное количество здоровых, молодых людей, находясь в скученности казарм либо полевых лагерей, начинает томиться, выходить из уставного подчинения, дезертировать и т. д.

Во время войны — настоящее безумство анархии! Редко кому удается держать хотя бы в относительном повиновении массы войск: неподчинение младших старшим, грабежи, мародерство, насилие — все это сопровождает походы любой армии. Бывают времена, когда никакие военно-полевые суды, никакие расстрелы не могут остановить расхлябанность и разгильдяйство военных.

Наполеону солдаты из рядов кричали ругательства, Александра Македонского поносили, Барклаю чуть ли не в глаза бросали: «Немец» (не знаю, как насчет Суворова)! А стоит только забуксовать любой военной машине—американцы во Вьетнаме, наши в Афганистане, — еще быстрее активизируется разложение... Неповиновение, пьянство, средневековое ландскнехство торжествуют. Если все это помножить на отсутствие цели, смысла той или иной войны — все вышеперечисленное уничтожает любую армию, неизбежно делая из нее толпу грабителей и убийц.

***

Умер композитор Свиридов — русский человек. Отпевал его патриарх.

И никакого космополитизма.

***

Одно из самых тяжелых испытаний для тщеславия человеческого и вообще для человека, подвиг в каком-то смысле (многие не выдерживают и нескольких лет) — так называемая спокойная обывательская жизнь. Многие спиваются, сходят с ума, бегут черт-те знает куда и черт-те знает что творят, не имея ни сил, ни мужества жить именно тихой, незаметной, «обывательской» жизнью. Поистине испытание тихостью, банальностью бытия, в котором год за годом одни и те же стены, одна и та же кровать, одни и те же сны, работа, дорога, и ничего не происходит, и ничего не меняется, зачастую чудовищнее, ужаснее любой из самых страшных пыток... Год, два, пять лет, и счастливо женившийся человек, которому посчастливилось и дом свой заиметь и т. п., задумывается, грустный какой-то делается — и, глядишь, руки хочет на себя наложить...

Поистине мужественен воин в условиях войны, пожара, крови, но не меньшее мужество и в том, чтобы год за годом терпеть жизнь «обывательскую», не вешаясь, не топясь, не сходя с ума, а пребывая в полном рассудке. Бой кончается через несколько часов, через день, через неделю... но в так называемой обывательской жизни, зная, что ничего не изменится, не произойдет и через год, и через десять лет, держаться не всякий сможет...

Так что удивительны миллионы так называемых обывателей, героев, о которых никто никогда не узнает. Втройне ценнее такое мужество, такая стойкость! На миру и смерть красна, а попробуй-ка не на миру, а в своей кровати, а во вселенском одиночестве, когда и мужество-то некому показать... Разве что только Богу!

P. S.

Какие умы, какие сердца не выдерживали — Ницше, Ван Гог! Александр Македонский сбежал от этого — не мог вынести, а вот какая-нибудь Пульхерия Ивановна с муженьком — пожалуйста... попивали себе чаек.

***

Памятника мне не надо. Возможен крест — скромный, без упоминания имени и прочего. Возможен просто камень. Эпитафия следующая: «Счастлив, что не увижу того, что увидите вы...»

***

Безмерная усталость лежит на нас всех: всё снесем, вытерпим любую сволочь — оттого, что измотались, выдохлись: уже на генетическом, молекулярном уровне. Грабите?.. Ах, идите вы, делайте что хотите, занимайтесь, чем хотите: отделяйте Чечню, проводите свои газопроводы, бомбите Америку — только отстаньте от всех нас. Дайте хотя бы выспаться!

Этим и пользуются! Отделяют, проводят и бомбят!

***

Толпа более хитра, чем о ней думают. Толпа отнюдь не безголова. Толпа выбирает себе кумира с большим удовольствием — вот на кого, в случае чего, всегда можно свалить ответственность за все ее, толпы, инстинкты. Так легко «под сенью» того или иного Ирода натворить безобразий, и невинно воскликнуть: «Я только выполнял (выполняла) приказ!» И дело не столько в Сталине и не столько в Гитлере... все гораздо сложнее.

Полстраны ходило в палачах (многие с удовольствием), а потом дружным хором: «Проклятый культ личности!»

***

Чудовищ может породить только человеческий разум. А сон его — благодеяние для природы.

***

Давно заметил: прочитаешь что-нибудь Толстого — день потом ходишь потрясенный, второй, даже третий — ну жить после такого откровения не можешь, как прежде, и т. д., так потрясешься, поахаешь — а там, глядишь, неделя прошла, другая... и как-то все незаметненько возвращается на круги своя. И уже подойдешь к книге да и подумаешь: «А чего потрясался-то?» То же самое с Достоевским. Как попадешь под ток — трясет. А отойдешь, осмотришься, повздыхаешь — и ничего, уходит потихонечку или, лучше сказать, отходит... Такова особенность искусства — заряжает, конечно, но ненадолго — дня на два-три. Затем все утрясается, и «затянулась бурой тиной гладь старинного пруда»... А ведь кажется — жить больше по-прежнему не сможешь после таких громов и молний — ан нет, живешь, похаживаешь себе, как и прежде... и с домашними иногда схватишься, и мыслишки опять мелкие полезут. А под током-то все время — тяжело! Вот так подумаешь, поразмышляешь и потихонечку закроешь книжную полку с Достоевскими, Чеховыми, Фолкнерами, Борхесами. Пусть себе пылятся, жизнь-то и помимо великих журчит ручейком, и дела ей до них нет никакого: вот человек по улице прошел, вот собака пробежала, вот птичка какая-нибудь посвистывает. Чудны, Господи, Твои дела...

***

Жизнь людей настолько пошла и скучна, что они принимаются всем скопом следить за жизнью какой-нибудь принцессы Дианы, чем делают ее пошлую и скучную жизнь вовсе невыносимой.

***

Русский народ сгорел в топке государственных нужд.

***

Чем церковь хороша — всем открывает учение Бога. Эзотеризм прячет для «посвященных», для «избранных», а здесь — для всех! Это принципиально. Это здорово. Но такая-то простота, такая открытость отпугивает стадо. Оно готово топать к «избранным». Вот и получается, что развелось столько «избранных» и «посвященных» всех мастей и рангов. То, что открыто, как правило, предпочитают не брать — неинтересно! Ты нам тайну подавай, да такую, чтобы сосед не знал!

***

Задача евреев — быть своеобразными «санитарами природы», и не за что обижаться на этот в высшей степени оригинальный народ. Просто когда концентрация их на вершинах и у вершин власти переходит уже все мыслимые пределы — это безошибочный знак серьезной болезни того или иного общества, того или иного государства... так было во все времена, начиная с Хазарского Каганата.

***

Какой одной фразой можно охватить век прошедший? Какой, самой емкой, самой вмещающей в себя все и вся? Пожалуй, вот: Россия истекла кровью.

***

Сила Дон Жуана не в его красоте, не в его «мужском достоинстве», нет, вещи это второстепенные. Сила Дон Жуана в жгучей искренности его любви. Такой искренности, которая неизбежно сбивала с ног любую женщину.

***

Кровать объединяет мужчину и женщину крепче всяких клятв, заверений и т. д. и т. п. Пока кровать общая, ссоры, крики, битье посуды — все это несерьезно. Пусть там кричат что угодно, таскают друг друга за волосы и грозят друг другу карой небесной...

***

«Не печалься о том, что люди не знают тебя, печалься о том, что ты не знаешь людей!»

А можно и наоборот: «Не печалься о том, что ты не знаешь людей, печалься о том, что люди не знают тебя...»

***

Ну и погодка! Собака хозяина из дома не выпустит...

***

Наказание Казанове — его собственная безобразная старость.

***

Об одном банкире можно сказать: на том свете ему придется писать Богу много объяснительных.

И вообще, подозреваю — для многих нынешних «сильных мира сего» существование мира горнего будет настоящим и весьма неприятным сюрпризом...

***

Узнал, что Ауробиндо многие стали интересоваться, — сразу же оставил его. Узнал, что Кастанедой бредит половина страны, — перестал интересоваться Кастанедой. То же самое с Рерихом! Гордыня? Возможно. Стадо все затопчет, все замутит. Как чувствую топот множества ног за спиной — ухожу...

***

Вот за Рериха грызутся до сих пор. Куча последователей и «наследников» передралась. Сцепились: «Ты не истинный последователь учителя!» — «А ты истинный?» И бах-бах друг другу по морде... Уже об источнике забыли, выясняют — истинность, неистинность, проверки устраивают, сходки, конференции... Топчутся, как слоны, и трубят, трубят. Как там у Гоголя? Скучно жить на этом свете, господа.

***

Неофит какой-нибудь проникнется идеей, напитается ею, как губка, и вот бегает с безумными глазами — истину он познал! Схватывается со всеми, да так яростно, так ожесточенно — и святее Папы Римского, — но это по первой, по первой... а так годик пройдет, другой минует (и хорошо, если год продержится) — а то уже месяца через два потух, глазки поугасли, речи потускнели, так, вяловат. Спросишь: «Ну, как там Кришна?» — промямлит что-нибудь в ответ. А потом узнаешь — записался в общество воинствующих безбожников. То-то, взялся телятя с дубом бодаться.