Ильдар Абузяров. Агробление по-олбански

• Издательство «АСТ», 2012 г.
• «Агробление по-олбански» — это не роман с ошибками и опечатками. Это книга об ограблении на грани убийства. Угробления последнего, что осталось живого и метафизического в человеке. Нас грабят не только через электронные финансовые расчеты, раздувая финансовые пузыри и кризисы. Нас грабят и через Интернет, лишая живого непосредственного общения.
  Золотой телец уже проник в наши сердца. Он требует увеличения банковского счета. Люди перестали читать, они способны только считать. В голову нам словно поставили счетчики, точно такие же счетчики, что поставили на электричество и воду, газ и канализацию. Нас приучили считать все и везде, нас приучили считать количество френдов в сети, и теперь мы смотрим на собеседника с одним вопросом — а что мне даст общение с ним?
  Но есть еще герои, готовые бросить вызов потребительскому образу жизни и сложившемуся миропорядку. Есть герои, которые верят в метафизическое измерение мира, которые верят в подлинные чувства и истинное предназначение человека. И, следуя этому предназначению, они порой действуют на грани сумасшествия, самоубийства и преступления.
• Купить книгу на Озоне

Есть большие и маленькие люди, есть большие и маленькие страны — например, Россия и Албания. В маленькой Албании есть города Тирана и Дуресс, в которых живут пренастоящие мужчины-деспоты и прескромные терпеливые девушки, а вокруг в горах-дзотах лютуют неотесанные, как и их жилища, аборигены, дикие и жестокие горские племена, имена которых не разобрать, не произнести.

В одной умной книжке я прочитал, что иностранное название Албании образовалось от иллирийского olba — «селение». Само же название «страны орлов» происходит от албанского слова «shqip» — «говорить понятно». Впрочем, как я потом выяснил, говорят албанцы совсем непонятно. И, видимо, для того, чтобы мы понимали друг друга, чтобы высоколобый понимал низкоразвитого, и женщина понимала мужчину, а еще — чтобы как-то оправдать самоназвание загадочной страны, люди, общающиеся в сети, выдумали олбанский язык.

И все сразу стало ясно и понятно умнейшим и добрейшим людям с благозвучными именами, что живут в большом городе на слиянии двух крупных европейских рек в самой большой стране мира. Но сближения между нашими народами, между высоколобым и низкоразвитым, между женщиной и мужчиной, все равно не произошло. Думаю, всему виной несовпадение климата и менталитета. А еще причина взаимного недоверия — вражда, нетерпимость и презрение к ближнему. Толстому — тонкого, как большому — маленького, не понять, не принять и не простить. Сами посудите: главная река Албании, речка-срачка, в переводе с олбанского, «маленькая-маленькая и коричневая-коричневая от ила», но все албанцы при этом ходят по ее берегам в белых штанах, пряча в белых карманах этих штанов абрикосовые ладошки, потому что даже в феврале в Тиране довольно тепло, а летом абрикосовые ладошки могут вмиг обуглиться. А у нас в стране штанины двух великих рек в феврале белые-белые ото льда и снега, и люди прячут от ледяного солнца свои белые-белые ладони в коричневые рукава шуб и дубленок.

Вот в таком городе я и живу. А зовут меня немного смешно — Ленар. Что можно расшифровать как «ленинская армия».

Да, это я живу в городе на слияние двух рек. В серой убогой квартирке на Иванов-авеню. Живу один, потому что от меня ушла жена. Хожу в коричневой дубленке по черным неосвещенным улицам на самую пыльную работу, какую только можно придумать. И каждый день мечтаю разбогатеть.

Нет, моя работа — это не перебирание пыльных бумажек. Хуже. Это автоматическое перебирание слов. Магических слов. Потому что работаю я при таможне в конторе, оказывающей услуги по оформлению деклараций и растаможке различных грузов. То есть вношу в специальные листы название вещей, которые туристы и коллекционеры хотят перевезти через границу. Чего там мне только не встречалось. И вьетнамские серебряные ложки с длиннющими ручками, и армянский коньяк «Ара», что переводится как «Эй, чувак!», и детали Византийской мозаики, и волосы святого Климента. Но что бы там ни было, в нашей конторе мы стараемся на листах деклараций найти место каждому предмету и человеку. Потому что если в небесных книгах этим предметам и людям было найдено место, то почему ими должны брезговать мы? В общем, таможня дает добро!

* * *

Впрочем, сейчас, в данную минуту, я выполняю не служебные обязанности таможенника, а отражаюсь в зеркальном фасаде такого стеклянного и выпуклого, словно пузырь засушенной рыбы, здания банка. Здание гигантское, а я в его витраже перевернутый и маленький, такой уж оптический эффект, словно меня подвесили вверх тормашками за крюк. Это выразительное строение появилось среди трущоб и руин старинных домов за какие-то считанные месяцы, словно раздутый на дрожжах пузырь. Сразу видно, у кого в городе есть деньги. Офис Газпрома, пенсионный фонд, торговая сеть «Спрут», принадлежащая, по слухам, жене мэра, все построено строительной компанией сына мэра. И вот теперь самое большое здание — банк «Глобакс». И немудрено. Где-то я прочитал, что если в прошлом году все человечество за год произвело продукции и услуг на двадцать триллионов долларов, то компьютерные деньги банков составляют четыреста триллионов долларов. Чтобы этот пузырь держался на плаву, в Америке деньги раздавались бесплатно в виде ипотеки, это привело к его раздуванию. Громаднейший, он, конечно же, вскоре лопнул. А пока он не лопнул, здания пузырей банков росли как на дрожжах.

И вот я стою в очереди в кассу банка «Глобакс», сжимая в кулаке купюру с двумя розовыми полосками. Говорят, эти розовые полоски были придуманы для защиты доллара от подделок. А еще ходят слухи, что после их введения беременная огромным долгом Америка кинет на бакс весь мир. Но меня в данный момент больше волнует не будущее, а прошлое. Я думаю, что если бы год назад я сжимал в руках хрустящую новенькую купюру, а не тест на беременность с двумя розовыми полосками, то вполне возможно, моя жизнь сложилась бы по-другому. Но тогда я категорично заявил: «аборт». В моей решительности самоуверенного глупца был заключен весь холод мироздания, в котором навсегда замерз мой ребенок. Его выскребли из пузыря жены ледяными щипцами и скребком-крюком. А он был тем единственным ценным во всем моем неимоверно раздутом пузыре-жизни зерном, хотя и плавал и порой висел вверх ногами. Но тогда он мне совсем не был нужен. А еще мне тогда казалось, что я все знаю о себе и мире и могу контролировать свою жизнь. Я, думал я, а не Бог, знаю, что мне нужно в данную минуту. Но как я глубоко ошибался!

Я и сейчас, скорее всего, ошибаюсь, пытаясь воспринять мир умом. Думаю, если бы год назад у меня была такая защита, то, возможно, — не кинула бы жена, и я бы не ходил в этот банк, и не крутил бы башкой, как прокаженный, во все стороны, чтобы внимательно изучить систему безопасности. А вдруг?.. А вдруг все могло бы пойти иначе, если бы история знала сослагательное наклонение. Но год назад я сжимал в руках тест, показывающий, что моя жена беременна, а в кармане и за душой не было ни шиша. Пустые карманы и пустые от отчаянья глаза, пустая квартира и пустая душонка. Сейчас у меня уже нет жены. В момент моего бессилия и неспособности принять ответственность на себя что-то между нами треснуло, хрустнуло, как порванная купюра или елочный шар. Что-то надломилось в наших отношениях и было безвозвратно утеряно.

А раз жены нет, мне ничего не остается, как издали рассматривать красивых женщин, к которым подойти у меня не хватает смелости. Я исподтишка рассматриваю работниц банка, к которым подкатить могу только с деловым разговором и только до условной полосы, что отделяет зону зала от служебной зоны. Какой-то страх перед женщинами и полицейскими сдерживает меня, и я не в силах переступить черту дозволенного и принятого в обществе. Тем более что в банке все так официально, строгий дресс-код. Белый вверх — деловая блузка, и черный низ — брюки или юбка. Все такие красивые и подтянутые. Один я со спущенными штанами. Уже почти без штанов. Но даже без штанов я должен выяснить, когда приезжают и уезжают инкассаторы, проработать и подготовить пути отступления. Да, я все впитываю, во все всматриваюсь. Я хочу знать, как работает система, как двигаются камеры и охранники.

* * *

Но не ради денег мы хотим взломать этот банк. А ради вон той двери, за которой комнатка поменьше с бронированной дверцей, а в комнатке поменьше — сейф, а в сейфе — шкатулка с замочком. В этой шкатулке и скрывается то, что нас так притягивает — некая тайна.

Когда меня покинула жена, я сполна ощутил всю пустоту жизни... Но когда я встретился с моими теперешними друзьями-грабителями, тайна Александры притянула все мои чувства, заполнив пустоту души. Постоянно думая только об ушедшей жене, я не воспринимал больше ничего. Но тайна сильнее тоски, и она вернула меня к жизни. Тайна, что приобрела над всеми нами большую магическую силу.

Александра, Саша, Сашка — маленькая девочка, в которую был без ума влюблен весь наш класс Ж и даже параллельные классы А, Б, С, Е, Д. Мне же было «фиолетово» на все флюиды и витамины. А почему? Или я с самого юного романтического возраста не способен любить? Ну да, Саша была миленькой, может быть, даже самой милой девочкой в школе. На физкультуре прогибалась очень изящно, ходила по бревну на носочках, делала мостик, выпячивала лобок. В голубых лужах ее водянистых глаз многие мечтали помочить ноги. К тому же, круглая отличница. Ездила на всевозможные соревнования по всему свету, получала грамоты, носила яркую импортную одежду. Пока ее не сглазили. Однажды на крупном турнире она разбежалась, оттолкнулась, сделала несколько переворотов в небе, но сорвалась со снаряда и сломала ногу. Не смогла сгруппироваться. И все — больше в ней не было ничего интересного для меня.

Я воспринимал ее как звезду, задирающую нос. Однако это не мешало другим мальчикам из класса сходить по ней с ума и бредить о ней в своих фантазиях. Бредить-то они бредили, шутили, вертелись, терлись, ошивались, слонялись, бродили, шмондили где-то поблизости, но реального шага сделать так и не решались. А потом, после школы было уже поздно. Родители увезли Сашу выступать за сборную Франции. Там можно было получить неплохие доходы с ее образа, да и условия тренировок получше, а конкуренция за попадание в состав сборной поменьше.

Впрочем, никто не знает, что положила на сохранение в банк Сашка. Может, заработанные на прекрасном образе рекламные деньги или золотые слитки, полученные на гран-при. Кто знает, что там за тайна, но мои друзья свято уверовали, что там лежит нечто большее, чем деньги Что там, за массивными дверями сейфа спрятана некая тайна любви. И ради этой тайны мы по очереди ходим в банк, который решили грабануть, то снимая, то кладя деньги на счет. При одной только мысли, что через несколько дней мы уже провернем эту операцию, мое сердце бьется так, будто это подземные толчки в Японии, разрушающие атомные станции и поднимающие цунами в крови. Тело раскаляется как реактор, выступает испарина, пот катится крупными мухами-атомами, я пытаюсь его смахнуть купюрами с розовыми полосками, словно радиацию, глядя на продолжение себя, маленького уродливого Ленарчика, в выпуклых стеклянных стенах фасада и в зеркальном потолке.

Кругом компьютеры и камеры. Все напичкано электроникой, все автоматизировано и информатизировано. А все ключи, все программы и коды от этого вездесущего Интернета, как и все крупнейшие мировые серверы — все находится за семью печатями и семью океанами где-то в США. Туда, словно пуповина к плаценте, ведут все провода. А значит, и вся информация принадлежит Америке. А если эти серверы выключат, и информацию будут выдавать за деньги или дозировано? Или единоличные владельцы всех ключей от прошлого возьмут и перепишут всю историю? В том числе и нашу историю. Ибо потом в газетах напишут, что мы обыкновенные мошенники и разбойники. А пока этого не случилось, я расскажу ее как есть. Но обо всем по порядку.