Виктор Топоров. Литературные андроиды

Глава из книги «Креативная редактура»

Лет шесть назад на торжественной премиальной церемонии жена одного из финалистов с презрением бросила сопернику мужа по шорт-листу: «А ты вообще не писатель! Ты издательский проект!» Реплика изрядно позабавила публику и на какое-то время стала крылатой, все принялись пенять друг дружке непервородством, оно же андроидность: и тебя, мол, в колбе вырастили!

— И тебя!
— А ты — продукт местной сборки из импортных запчастей!
— А за тебя пишут «негры»!
— От «негра» и слышу!
— А ты зато пишешь сам — и сразу видно, что сам, потому что никому твоя писанина и на фиг не нужна!
— А твоя нужна?
— Или!
— Что ж ты у меня взаймы клянчишь, если так?..

Впрочем, выражение «не писатель, а издательский проект», уверенно перевешивало прочие оскорбления.

Меж тем, при заведомой пейоративности подобной характеристики, не говоря уж о целом комплексе подразумеваемых корпоративно-корыстных коннотаций, терминологическая четкость в подобных инсинуациях отсутствует. Хотя бы потому, что издательский проект сплошь и рядом путают с литературным и с авторским, тогда как у них принципиально разные генезис, целеполагание, практика и (в широком смысле) логистика. Вот и в нашем конкретном примере обиженный чужой писженой (то есть писательской женой) прозаик мог бы возразить, что проект он вовсе не издательский (или как минимум не только издательский), но и авторский, причем с претензией на — бери выше! — литературный. Этого горемыку — очередного сына лейтенанта Шмидта, то бишь мнимого правнука Льва Толстого — мы уже «разъяснили» в одной из первых глав), а сейчас попробуем все-таки поупражняться в искусстве дефиниций.

*****

С авторским проектом проще всего. Авторский проект — то, что автор придумал (или актуализировал) и сумел — пусть порой и не на все 100% и уж подавно не навсегда — монополизировать, превратив в личный бренд.. Наиболее характерны примеры из области парапоэзии: одностишия Вишневского, «гарики» Губермана, и т.п. Все мы, подобно мольеровской госпоже Журден, даже не догадывались, что говорим прозой (то есть как раз наоборот — одностишиями и четверостишиями), пока два ловкача не продемонстрировали, что даже из этого бесхитростного умения можно шить шубы. Авторским проектом — уже «не в столбик, а в строчку» — были довлатовские хохмы как бы из жизни общих знакомых (натужное объединение в повести их только портило) — и, отступая еще дальше, «опавшие листья» Розанова; катаевский «мовизм»; «Архипелаг ГУЛАГ»; «Одесские рассказы» Бабеля, Йокнапатофа Уильяма Фолкнера, «Антология Спун-ривер» Мастерса — если перечислять навскидку лишь самое известное. Естественно, каждый удавшийся авторский проект (а неудавшиеся мы просто не замечаем) воспроизводится десятками подражателей, однако всякий раз, по слову Пастернака, «в траве терзается образчик». Авторский проект, как правило (хотя и не обязательно), предполагает некий конкорданс творческих и личностных (биографических) параметров: Губерман посидел, Бабель повоевал, Катаев был редкой сволочью, и т. д. Иногда, впрочем, срабатывает и противоположный принцип диссонанса: безобиднейший Мамлеев как автор мерзопакостных страшилок; буффон Рейн в амплуа лирического поэта; опальный (и беглый) олигарх Юлий Дубов в роли серьезного прозаика, пишущего групповой портрет героев эпохи первоначального (разбойничьего) накопления капитала.

Авторский проект создает и презентирует сам автор — на свой страх и риск и сплошь и рядом — на собственные деньги (или, расширительно, — расходуя накопленный им ранее символический капитал). Скажем, песни Галича «с антисоветским душком» (как тогда выражались) начали расходиться по Москве главным образом потому, что такую «крамолу» принялся сочинять и запел не какой-нибудь жалкий бомж или никому не интересный мнс из НИИ, а знаменитый и, безусловно, преуспевающий советский драматург (пьеса «Вас вызывает Таймыр» и многие другие). «Архипелаг ГУЛАГ» создавался в подполье и до поры хранился в «укрывище». После многочасового допроса одна из машинисток, перепечатывавших рукопись, повесилась. Авторский проект «Жванецкий» существовал в устной форме — и, будучи реализован в печатной форме (в издательстве «Время» вышло собрание сочинений сверхпопулярного сатирика) благополучно сдулся. Впрочем, «итальянский Жванецкий», скорее даже «итальянский Задорнов», Дарио Фо ухитрился получить за свои по преимуществу эстрадные хохмы Нобелевскую премию по литературе!

*****

Яркий и противоречивый авторский проект был реализован в последние годы не без моего участия. Я имею в виду, конечно, «Анти-Ахматову» Тамары Катаевой. Никто не знает, почему эта молодая интеллигентная внешне симпатичная и, как мне показалось, счастливая в личной жизни женщина с такой яростью возненавидела пусть и не великую, но все же, несомненно, выдающуюся поэтессу, умершую задолго до появления на свет самой Тамары (которая, кстати, к писательскому семейству Катаевых никаким боком отношения не имеет, равно как и ее муж — не более чем однофамилец прекрасного писателя Замятина), — однако это произошло и, произойдя, побудило ее, потратив несколько лет, наполовину написать, наполовину составить эту странную полубезумную книгу.

С «Анти-Ахматовой» Катаева обратилась ко мне в «Лимбус». Понятно, почему ко мне, — ряд моих уже опубликованных к тому времени статей был посвящен не разоблачению, разумеется, но существенному уточнению культа Ахматовой, на мой взгляд, все же чрезмерно раздутого. Я принял рукопись в работу, сразу же предупредив автора, что намереваюсь подвергнуть текст существенному сокращению и переработке. Эту работу я заказал внешнему редактору — университетскому филологу-русисту. Изюминка рукописи (во многом повторяющей вересаевских «Пушкина» и «Гоголя в жизни») заключалась во всестороннем «разоблачении» Ахматовой устами ее самых преданных поклонников и поклонниц — то есть в разоблачении невольном. Авторские комментарии Катаевой (порой вопиюще грубые) дело только портили — и я предупредил Тамару, что сокращения и стилистическая обработка коснутся в первую очередь ее авторского текста (тогда как из фрагментарных мемуаров я предполагал убрать лишь заведомые повторы).

Однако работа в какой-то момент разладилась по независящим обстоятельствам: издательство переживало не лучшие дни. Катаева предложила издать книгу за собственный счет — и, хотя я категорически предостерег ее против этого, — обратилась через мою голову с этим предложением к директору издательства. Две дамы (директором у нас тогда была тоже дама и тоже молодая) не сошлись по вопросу о цене, и с идеей издания «Анти-Ахматовой» в «Лимбусе» было тем самым покончено раз и навсегда.

Катаева однако не сдалась. Через год-другой она все же нашла издателя (причем, сказала она мне, они с мужем не вложили в это издание ни копейки) и попросила меня написать предисловие, на что я, разумеется, согласился. Печатая книгу в маленьком никому не известном издательстве, Катаева убрала всю проделанную в «Лимбусе» редактуру и восстановила все сделанные там купюры. «Анти-Ахматова» с моим предисловием вышла в авторской редакции — и разлетелась мгновенно! Массовым тиражом книгу переиздал один из главных отечественных «монстров» (правда, не в Москве, а в минском филиале, — чего-то там схимичили с налогами). Катаева проснулась знаменитой и раз и навсегда прославилась — или дурно прославилась, смотря как смотреть: ведь не пнул ее и не вытер о нее ноги (в критических откликах на ее книгу) только ленивый.

Досталось, понятно, и мне. Одни (безбожно льстя Катаевой) объявили, что такому «умищу» просто неоткуда взяться у простой женщины-дефектолога (именно таков институтский диплом Тамары, хотя вообще-то они с мужем работают в рекламном бизнесе), а значит, книгу составил и написал Топоров — вот только он на всякий пожарный укрылся под ничего не значащей маской. Другие утверждали, будто Катаева-то настоящая, — вот только она моя любовница, — поэтому, дескать, я так о ней и пекусь... Саму Тамару я видел, кстати, один раз в жизни: они с мужем в свой единственный приезд в Питер угостили меня ланчем в кафетерии гостиницы, в которой остановились.

Я излагаю эту историю столь подробно, потому что на этом примере отчетливо видна разница между издательским проектом (о нем ниже) и авторским. Если бы «Анти-Ахматова» вышла в «Лимбусе», будучи предварительно подвергнута креативной редактуре по заданным мною направлениям, а затем раскручена PR-службой — это был бы издательский проект. А так, как всё сложилось на самом деле (включая даже мое предисловие), — перед нами авторский проект Тамары Катаевой. И проект — при всей своей неоднозначности — успешный.

То есть креативному редактору с авторским проектом делать нечего. Вернее, после вмешательства креативного редактора, проект перестает быть авторским и превращается в издательский.

*****

Издательский проект — явление многоплановое и, вопреки распространенному мнению, не лишенное романтического налета. Прежде чем превратить рукопись в книгу (и безымянного графомана в знаменитость; или наоборот: далекую от литературы знаменитость — в хотя бы чисто номинального писателя), издатель непременно в нее влюбляется (о чем у нас уже шла речь в начале книги). В нее — или в ее потенциал; рукопись плюс потенциал (или личность, под которую можно подогнать рукопись: был бы человек, а статья, то есть рукопись, найдется!) — это и есть самая грубая формула издательского проекта. Издатель влюбляется в рукопись как в богатую невесту (в большинстве случаев), но может влюбиться и в бесприданницу. «Пишите бескорыстно, за это платят больше всего!» — советовал молодым сочинителям прожженный циник Чуковский. То же самое — печатайте бескорыстно — можно порекомендовать и издателям, благо, все они у нас сравнительно молоды если не по возрасту, то по стажу.

Важно осознать, что издательский проект это не упаковка (каковой в данном случае являются собственно издание с сопутствующими PR и рекламой), а сам продукт. Издательский проект в издательстве и создается — из «давальческого» (то есть привлеченного со стороны) сырья, хотя и это не обязательно. Издательский проект это на первом этапе идея, под реализацию которой проводится кастинг. Нанимаются «негры» в одних случаях, придумываются захватывающие или трогательные биографии в других, переформатируется и подается как первооткрытие нечто давно известное в третьих, клонируется чужой успех в четвертых. Разумеется, все эти — и многие другие — разновидности издательских проектов для достижения максимального коммерческого (но не только коммерческого) успеха выступают не только порознь, но и вкупе, — иначе говоря, они контаминируются.

Литературные «негры» писали еще за Дюма-отца. Тихая евреечка из журнала «Знамя» сочинила «Щит и меч» за главного редактора Вадима Кожевникова. Главный редактор другого журнала — «Дружбы народов» — Сергей Баруздин скупал в советское время стихи у непечатающихся поэтов и публиковал под собственным именем. «Негры» пишут за современных раскрученных детективщиков — скажем, за Фридриха Незнанского и, скорее всего, за Александру Маринину. Пишут — и хулиганят: ведь трудно поверить, что эта почтенная дама, подполковник милиции, могла бы, описывая любительницу кошечек, скаламбурить на тему феллацио и фелинизма, то есть любви к кошечкам и орального секса, меж тем именно такую шутку можно найти на страницах романа «Седьмая жертва». А вот создатель «Бешеного» Виктор Доценко писал — пока его печатали — явно сам. В издательстве ему всего лишь присочинили уголовное прошлое. В переделкинском Доме творчества мы сидели в столовой за одним столиком: литературный «авторитет» не употреблял спиртного и питался главным образом манной кашей, зато всякий раз требовал «добавки»...

В издательском доме «Нева» реализовали проект «Марина Воронцова» (то есть Маринина плюс Донцова, разрабатываемые другими издательствами). Под это дело поднаняли начинающую писательницу Лилию Ким, печатавшую затем серьезную прозу под собственным именем у меня в «Лимбусе». Здесь же, в «Неве», не сумев перекупить у киевской «Софии» Паоло Коэльо, начали вовсю гнать некоего Анхело де Кутиньо — якобы, живущего в Москве и пишущего по-русски слепого девяностолетнего латиноса. В каком-то московском издательстве выпустили собственноручно сляпанную книгу, приписав ее Карлосу Кастанеде. Межиздательским мегапроектом (хотя вообще-то его начала «Амфора»; реализующая, наряду с прочим, издательские проекты «ФРАМ» и «Стогофф», а также «Библиотека кинодраматурга») является «импортозамещение»: популярность Павича, Мураками, какой-нибудь «Бриджит Джонс» вызывает к жизни огромное количество как искусных (порой заметно превосходящих первоисточник), так и неумелых подражаний. Иногда, как в случае с Гарри Поттером и его доморощенными клонами, эта практика приобретает чуть ли не криминальный оттенок и появляются — на международном уровне — обвинения в плагиате.

В самые последние годы общее внимание привлекли к себе два издательских проекта: «Девятный Спас» некоего Анатолия Брусникина и творчество столь же загадочной Анны Борисовой (романы «Там» и «Креативщик). В обоих случаях удивляло и вместе с тем настораживала щедрость, с какой крупные издательства рекламировали произведения никому не известных авторов (растяжки и стенды на улицах столицы, плакаты в метро и прочее). Сама эта расточительность породила слухи, которые, в свою очередь, способствовали дополнительной раскрутке столь шумно рекламируемых книг. О «Девятном Спасе» говорили (и писали, и спорили, и заключали пари), будто его под новой, или вернее старо-новой, маской сочинил Борис Акунин (Георгий Чхартшвили), указывая, наряду с прочим, на то, что имена А. Брусникина и Б.Акунина складываются из одних и тех же букв, хотя и не представляют собой полную анаграмму, — таким образом, дескать, создатель Фандорина намекнул читателю на то, что, как минимум, приложил руку и к новому псевдоисторическому опусу.

Сам я придерживаюсь на сей счет несколько иной теории: на мой взгляд, Чхартшвили, подобно Дюма-отцу, пишет только синопсис своих романов и сам проводит затем их окончательную стилистическую правку (а также креативную реадактуру!), тогда как «объем» нагоняют за него все те же «негры». Акунинских «негров» несколько — одни поталантливее, другие — побездарнее, отсюда и резкие перепады качества от романа к роману и даже от одной сюжетной линии романа к другой. И вот один из акунинских «негров» ударился в бега и, «перебравшись в северные штаты», сочинил под псевдонимом Анатолий Брусникин вроде бы типично акунинский и, вместе с тем, не вполне акунинский роман.

Ситуация с Анной Борисовой еще запутаннее. Ходят слухи, будто под этим именем сочиняет и выпускает романы кто-то из олигархов. Называют, в частности, имя Александра Мамута, неожиданно (и в общем-то не слишком продуктивно) вошедшего в последние годы и в издательский бизнес. Правда, «Креативщик» увидел свет не в принадлежащем Мамуту «Аттикусе» — и это вроде бы опровергает версию об его авторстве. Хотя, с другой стороны, если уж заметать следы, то почему бы не замести их еще хитрее? И, в любом случае, никому не известно, пишет ли под псевдонимом Анна Борисова сам олигарх (тот или другой) или нанятые им «негры».

Еще один примечательный издательский проект осуществил в собственном издательстве «Популярная литература» Константин Рыков. Идея «Поплита» сводится к тому, что, если взять никому не известного автора, напечатать его сразу стотысячным (минимум!) тиражом и агрессивно разрекламировать, то разойдется не только первый тираж, но и две-три допечатки, а то и больше. Писателей Сергея Минаева, Эдуарда Багирова, Марину Юденич, Дмитрия Глуховского (и ряд других) Рыков раскрутил с нуля (а в отдельных случаях — и с отметки ниже нуля). Правда, подлинный коммерческий успех принесли ему всего два автора — Минаев и Глуховский, — и, хотя тиражи обоих перевалили за полмиллиона, еще не известно, «отбил» ли Рыков расходы на рекламную кампанию всей славной когорты.

С какого-то момента «поплитовских» авторов начали переманивать (при этом прокатился слушок о миллионных — в долларах! — гонорарах или, как минимум, посулах). Да и саму рыковскую тактику — издавать неизвестных авторов массовым тиражом — взяли на вооружение в самых разных местах. Правда, с неоднозначными результатами. Скажем, удачно раскрутив по описанной выше схеме пермяка Алексея Иванова, петербургская «Азбука» (с некоторых пор она слилась с мамутовским «Аттикусом») попробовала было теми же методами сбыть покупателю пятидесятитысячный тираж иркутчанина Алексея Шаманова — и хорошо если продала хотя бы десятую часть.

Роль редактора (креативного редактора) в разработке и реализации издательского проекта многопланова. Чаще всего он участвует в предварительном мозговом штурме — что бы такое нам придумать, чтобы разбогатеть; иногда предлагает «счастливую» (или, увы, несчастливую) идею сам; становится по поручению начальства куратором того или иного проекта; и, наконец, проводит креативную (да и нормативную) редактуру рукописи как таковую. А уж что это за проект — Салман Рушди по-русски или, допустим, Оксана Робски (и многочисленные лже-Робски) — значения в интересующем нас аспекте не имеет; бывает, знаете ли, очень по-разному.

*****

Литературный проект поддается дефиниции в наименьшей степени, потому что каждая удача в этой области обладает неповторимостью. То есть повторить — клонировать — ее как раз можно, но это всякий раз низводит литературный проект на уровень издательского или межиздательского (а порой и авторского). Литературный проект родится на стыке авторского и издательского и обеспечивает им обоим кумулятивный эффект. Кроме того, здесь не так уж много материала для обобщений. По сути дела, полностью удавшимся (да и то если отвлечься от чисто художественной стороны дела) на сегодня является один-единственный литературный проект. И имя этому проекту — все тот же Борис Акунин.

Здесь важно осознать следующее. Цикл романов о сыщике Фандорине, равно как и цикл романов о любительнице частного сыска Пелагее — это авторские проекты, полностью сопоставимые в таком качестве с циклом романов Леонида Юзефовича о сыщике Путилине; хуже того, во многом повторяющие авторский проект Юзефовича и, к тому же, заметно уступающие ему как произведения, проходящие по ведомству изящной словесности. Романы о Фандорине, сочиненные загадочным Б. Акуниным, — это, вместе с тем, и издательский проект «Захарова», запущенный в 1998 году (практически одновременно со стартом самого издательства) и в конце концов принесший как таинственному автору, так и начинающему издателю успех, славу и деньги. Хотя первые полтора-два года влюбленный в свой проект издатель терпел на нем сплошные убытки. А вот сам по себе Борис Акунин, вознамерившийся переписать заново и сделать приятной во всех отношениях отечественную классическую литературу, — это и есть литературный проект в чистом виде. Художественные достоинства которого, равно как и гипотетический вопрос об использовании «негритянского» труда, здесь не обсуждаются как не релевантные. Критерием состоятельности литературного проекта является его успех, в данном случае оглушительный.

Еще раз повторю для самых умных: «Бондиана» Йэна Флеминга — авторский проект; «Библиотека приключений» или ЖЗЛ (как «Жизнь замечательных людей», так и «Жизнь запрещенных людей») — издательские проекты; Вильям Шекспир (особенно если он сам, как утверждается многими, не написал ни строки), или Михаил Шолохов, или братья Стругацкие — проекты литературные. Да и братья Вайнеры, кстати, тоже. Оба братских дуэта сформированы по одной и той же модели: один из братьев, якобы, знает (Стругацкий — астроном, Вайнер — сыщик), а другой — умеет (Стругацкий — переводчик, Вайнер — журналист). Ну, и Козьма Прутков, разумеется. Ну, и Борис Акунин, обратившийся однажды к знаменитым писателям современности с призывом о соавторстве, потому что у Григория Чхартшвили, по его собственному признанию, «иссякли слова, но остались мысли». На призыв вроде бы никто не откликнулся, но продуктивность Акунина с тех пор, как вы наверняка заметили, только возросла.

Задача креативного редактора (правда, скорее в ипостаси главного редактора или владельца издательства) — суметь вовремя — то есть загодя — разглядеть в перспективном авторском проекте, во-первых, перспективность саму по себе, а во-вторых, возможность превращения авторского проекта в литературный проект, иначе говоря, увидеть или угадать в лягушке будущую царевну.

В современных условиях, оценивая перспективность литературного или, во вторую очередь, издательского проекта, издателю необходимо учитывать и его мультимедийный потенциал, заглядываясь на журавля в небе (каким станет голливудская экранизация того же Акунина Брайаном де Пальмой), но не упуская из виду и таких вполне «съедобных», чтобы не сказать лакомых синиц, как, допустим, Мосфильм или Первый канал. Подробный разговор об этом увел бы нас далеко в сторону от темы, поэтому отмечу лишь, что чем лучше вы «приберете» издаваемую вами книгу, чем в большей степени доведете ее до ума, тем выше вероятность того, что на нее упадет (а главное, на ней остановится) благосклонный взгляд какого-нибудь продюсера или режиссера.

Затевая литературный проект, важно определиться и с тем, готовы ли вы (в идеальном случае, разумеется) довольствоваться успехом на национальном уровне или же вам хочется вывести данный проект на международный. Там и тут игра идет, мягко говоря, по несколько отличающимся друг от друга правилам. Объединяет перспективный литературный проект для внутреннего пользования с его интернациональным аналогом лишь одно: об авторе должно быть известно, что он уже написал (или, как минимум, пишет) что-то еще, помимо положенной в основу литературного проекта книги. Литературный проект (как, впрочем, и издательский) крайне редко бывает одноразовым; в его раскрутку с самого начала вкладываются силы и средства, оправдать которые можно будет только несколькими удачными книгами, — ну, или грандиозным успехом одной-единственной. Но тогда уж совершенно грандиозным.