Юлия Закаблуковская. Прощай, фиолетовый тигр

Юлия Закаблуковская родилась и выросла в Иркутске, сейчас живет в Москве. По образованию космофизик. Работает дизайнером-витринистом. Стихи начала писать в 2019 году. Публиковалась в журнале «Артикуляция», на сайте «полутона», в «Литературной газете». В 2023-м в издательстве «Стеклограф» вышла дебютная книга «У Джози убежало молоко».
 

Борис Кутенков: Стихи Юлии Закаблуковской произрастают из случайных впечатлений, из набора мимолётных подробностей, «забытой ерунды» — и казались бы всего лишь их нагромождением, если бы не степень преображения этих случайностей, степень чуда, которая огромна. Кажется, что именно уровень хаотичности склейки («сложи себя, сынок, из кубиков»), «пеший, бесцельный» поход детской игры придаёт этим вещам такую редкостную свободу: «и хаотично склеим / луну с дождём, / тебя со мной, / а бога / с кружкой голубой».  

ПРОЩАЙ, ФИОЛЕТОВЫЙ ТИГР
 

***

прискакали в садик всадники,
привезли детя́м зверей —
тигров, ёжиков и козочек,
диких длинных лебедей.
понавесили малинок
на колючие кусты,
навязали жёлтых розочек
на небесные углы.
а на шапочки — бубенчики,
а в ладошки — леденцы.
что же вы всё плачете,
деточки мои?
что же вы всё прячете,
дитятки зимы?
а в карманах маленьких
маменькин флакон,
книжки и сухарики.
да шершавый сон.

***

старушка пришлая,
костлявая душа,
стояла рано на поляне
возле ели.
«Не бойся, милая,
и ты, и я,
и крошечная тля —
и был тот самый малый повод
завтру быть
и завтра
любого марта, мая,
даже февраля», —
сказала я.
сказала я? или она?
и засмеялись обе,
обе улетели.

и я, взлетев, подумала,
что ты подумал —
жаворонки пели.

ВТОРОЕ ПРИШЕСТВИЕ

едет трамвай,
как картинная галерея —
в каждом окошке портрет,
парадный трамвайный портрет.
стой и смотри.
пригвозди себя и смотри.
как смотрят на море
или на любимого,
что не видел-то только день,
а смотрел бы и смотрел.
да, ещё, как чёрное небо
в белых крошках, —
рухнешь на траву летом                                          
один-одинешенек,
случайно уснёшь,
глаза откроешь —
а там уже они перемигиваются.
и всё, пропал,                                                       
словно на семейном ужине побывал,
где все-все собрались,
кричат, смеются, суетятся,
а ты стоишь, как яблоня в стороне,
смотришь и улыбаешься,
а везде — на земле, на небе —
яблоки, и они — молодильные.
....................................
а ещё, чуть смущаясь,
улыбался водитель трамвая —
не зря я вернулся, не зря.

***

никогда не любила берёзы
точнее берёзу
за наклон головы
каблучок ни высокий ни низкий
что-то среднее рабское бабское
не любила и всё
а сегодня увидела тыщи берёз
на холме
они пели шумели кричали
а потом тишина
и висящие руки
тыщи длинных молчащих берёз
тыщи рук как плетей
взяли воздух и грянули снова
и тела их согнулись к земле
тыщи согнутых тел
и моё среди них
в мокрой белой рубахе
без волос без лица босиком
просто голое тело
просто берёза
тыщи голых орущих берёз
тыщи баб
и я баба
прости дорогой

***

сложи себя, сынок, из кубиков —
тех, что найдёшь на стёршемся ковре
в малюсенькой гостиной;
из деревянных домиков
прибившихся котов;
кривых водонапорных башен,
особенно одной — напротив —
там вспыхивали синие огни,
какие-то чужие жизни;
растрескавшихся блюдец, улиц, лиц
(осколочек к осколку — не порежься);
из окон с жалюзи и серых штор,
которые обрушились внезапно.
из этой вот забытой ерунды
сложи — когда-нибудь и что-нибудь сложи.
и что бы ни сложилось —
не тревожься — ведь это будешь ты —
мой сын.
«сын мой» — прошепчет
главный чтец (по кубикам),
и башенка качнётся.

***

пусть все прольётся через край:
бессмысленность, усталость, бог,
обычный дождь, неважный разговор,
забытые слова, шаги вприпрыжку.

пусть разобьются: голубая кружка, 
нелепые надежды, тусклый взгляд,
Луна, Сатурн и Марс пусть рухнут,
как стеклянные шары на новогодней ёлке,
задетые котом. 

потом кто босиком залезет на диван,
а мы с тобой, толкаясь, хохоча, бренча 
осколками всего, пропустим бой курантов, 
карантин, клубнику, достанем клей момент
и хаотично склеим                                                         
                                                 луну с дождём,

тебя со мной,                                                
                            а бога                                      
                                            с кружкой голубой.

***

душа растрепалась,
как нечёсаная Машка
без платка на ветру.
и руки, как у пугала,
хлещут остов и воздух.
не собрать в пучок завиток,
не сказать слова́,
звуки, как пыль в глаза,
ни буковки не найти —
только частицы мечутся,
тычутся друг в друга,
не в силах остановиться,
прижаться и зазвучать.
а цветочек крошечный в кулаке.
не разжать. не смять.

***

ты в запрещённом списке,
нам не летать самолётом —
колешь и режешь телом,
звуком сбиваешь собаку.
но это совсем не страшно:
ты ранишь меня наслажденьем
(другим наслаждением, Барта —
мы вместе его читали,
читали и перечитали) —
я знаю об этом точно
от беззащитного носа —
он очарован, зависим,
не понимает подвоха,
не слышит воспоминаний.
и ладно. и пусть.
Прощайте, аэропорты,
прощайте, стюарты, конфеты,
а мы начнём и продолжим
поход наш пеший, бесцельный —
не в небе — под небом, под солнцем,
под снегом из неба, под богом,
и это и будет счастьем,
душа моя — пыльная, книжная,
моя бумажная роза.

***

мой старый курносый нос.
когда-то я стыдилась тебя,
прятала, склоняла голову,
искала угол для вечности,
под которым ты будешь прям,
серьёзен и богоподобен.
потом привыкла, 
забыла о грéках, грехах, 
смеялась над тобой, потешалась.
носила тебе в угоду
штаны широченные, помочи.
затем обнаглела вконец —
распустила кудряхи,
напялила платье в горохах,
пошла по бульварам цок-цок, 
улыбалась идущим.
и люди любили меня. 
и я их любила. 
а сейчас я лежу 
в подмосковном лесу —
маленькое сухое полешко —
и мне хорошо. так хорошо.
хорошо, что всё уже было,
хорошо, что ничего уже не будет —
я возвращаюсь домой —
в желанную божественную пыль,
о которой, если и помнил кто,
всегда, взахлёб,
то это ты —
мой о…тельный курносый бог!

***

та тьма, та развесёлая война
между зимой и мной,
между окном и снегом,
которой, кстати,
может быть, и нет,
а есть один лишь пшик
и заиканье снов в ответ на пенье.
та тьма, как мать,
которой не звонил
на день рожденья —
своё, её, его ли,
как будто был в неволе —
в белом поле.
ведь никакого горя, правда?
на небе живёт море,
какие-то следы везде —
твои, Господь, мои, собачьи.
седьмое января.
и ты один, пустой,
не спишь на даче
в небесном городе Тотьма.

***

не ходите в музеи, мой друг, моя дру́га,
там чучела́ толпятся в полный рост,
смеются воск и волк и облетает память.
купите лучше в декабре кусочек ваты
в виде снегиря или матроса
и пусть болтается себе на лысой ветке
аж до февраля. и будет вам не одиноко.

и не бегите, зимние мои, от незнакомцев,
особенно и именно тогда,
когда вы потеряли речь и до́ смерти устали,
ведь можно просто помычать на па́ру, погудеть,
и это уже будет джаз —
труба, Майлз Дэвис, тихий пионер
и лоси. в рождественско-людском лесу.

«внутри осла я проросла» —
сказала как-то мне в трамвае
кондукторша (больша и лупоглаза).
я прохрустела ей в ответ
телячьей лаковой не новой кожей,
уставилась в окно
и прожила бессмысленно счастли́во
до самого Чугунного моста.

***

я рою тихонько сапёрной лопатой
забытую господом вату
а рядом на утреннем
каменном пне
ты что-то бормочешь во сне
какие-то звуки смешные
прозрачные полунемые
подснежные еле грешные
мокрые и неспешные
капля пробел капля
цапля пробел чахла
цапля пробел сохла
цапля сдохла
вот и весна любимая

***

в моих ушах
всемирный листопад:
никто не рад,
но каждый рад —
флажки у всех в руках.
флажки то вверх,
флажки то вниз —
флажки, снежки, флажки.
лошадки медленно плывут
по кругу, по ковру —
последний круг,
мой милый друг, —
ещё, ещё, ещё.
и снег хрустит,
и бант хрустит,
и лист не упадёт.

***

вчера на работе нам подарили
маленького фиолетового тигра
со словами — гладьте его и загадывайте желания.

когда все ушли,
я потерла его шершавую пластиковую спину
и загадала первое что пришло на ум,
не думая и не веря как бы.
у меня всегда были очень простые эгоистичные желания —
наконец-то счастливый сын, живые мама с отцом,
ну и домик у моря.
что уж там говорить про мечту.
не было её у меня. ведь мечта не про себя.
мечта — это выход, переход, туда, где для всех,
где никто не болеет, все любят друг друга
и думают о великом и прекрасном.
простите меня, люди.

утром мне позвонил сын и сказал,
что наконец встретил девушку
и что они решили жить вместе.

маленький фиолетовый пластиковый тигр,
отпечатанный на 3D-принтере каким-то Евгением,
мужем какой-то Татьяны, оказался не вруном,
а творцом.
прости меня, Господи, но всё исполнил он.
а не ты. не ты.

когда я прибежала на работу,
тигра уже не было. сказали, что зашёл ребенок,
взял его и уже не разжал ладошку. с ним и ушёл.

прости меня, Господи.
простите меня, люди.
спасибо и прощай, фиолетовый тигр.
 

Обложка: Арина Ерешко