Второе дыхание

Аня Ремизова родилась в 2004 году в Москве. Учится на факультете журналистики МГУ и в Creative Writing School. Работает журналисткой в глянцевых телеграм-каналах, выступает на независимых поэтических вечерах, пишет рэп.

Рассказ написан в рамках курса Школы литературных практик. 

Сергей Лебеденко: Текст Ани Ремизовой — про выбор. Между собой и привычкой, зависимостью и выходом из нее, желанием проявиться и желанием исчезнуть. Выбор всегда связан с кризисом, и авторка хорошо улавливает нервное напряжение героев в этом кризисе: выхода из абьюзивных отношений или выбора жизненного пути. Никого не удивит после такого описания, наверное, что текст начинается и заканчивается взрывом.

 

ВТОРОЕ ДЫХАНИЕ

Нечто врезалось в большую башню в центре Москвы. Оно взорвалось и распылилось розовым туманом, вырвав стекла на двух этажах небоскреба, сороковом и сорок первом. Никто не смог увидеть и понять, что это. Сначала подумали на беспилотники, однако следов беспилотников не нашли — лишь осколки валялись кругом. Камеры запечатлели только розовый туман. Камеры запечатлели только розовый туман, который происходил из непонятного и невидимого. Но никто не стал ни в чем разбираться. Сказали, что это очередной враг с другого континента. Но это был вовсе не враг, не человек, даже не аппарат. Это было второе дыхание, появляющееся, когда в человеке что-то умирает и рождается новое. 

Второе дыхание появилось у Евы, когда ее жестко в очередной раз е**л Никита. Он совершал акт насилия над Евой почти каждый день. Ева путала акт насилия с актом любви. Больше всего Никита любил кончать ей на рыжие кудряшки. Ева плакала от физической боли, думая, что так должно выглядеть проявления любви, слияние тел, слияние нас. 
Ева познакомилась с Никитой в восемнадцать. Это был августовский вечер 2019 года. Она только поступила на журналистский факультет в Москву — предвкушение новой жизни кружило голову. Все казалось таким прекрасным, таким живым, невероятным. И Никита казался символом новой жизни. 

Их встреча произошла на тусовке для первокурсников и старшекурсников, где младшие задают глупые вопросы старшим, старшие терпеливо отвечают, вспоминая себя несколько лет назад. Никита переходил на четвертый курс, Ева поступила на первый. Она увлекалась религиозной философией — ей нравился Владимир Соловьев, о котором она узнала, потому что любила Блока, а Блок боготворил Соловьева. Так получилось, что Никита начал что-то затирать о Соловьеве, привлекая первокурсниц, которые ничего не читали и могли по случайности спутать его с пропагандистом. Ева, напротив, много читала именно из Соловьева — не только женоненавистнические трактаты о любви или тексты об Идеи Вечной Женственности. Никита говорил о войне, прогрессе и конце всемирной истории. Об этом говорил и Соловьев в одном из своих эссе. Никита хорошо жонглировал словами и тезисами, и как-то у него все свелось к тому, что он знает, когда наступит конец нас — нас в смысле всего сущего. Свет будет жить, мы — нет. 
Он быстро свернул разговор о всем сущем. Будто не хотел делиться своим исключительным знанием — никому вокруг это и не было нужным. Кроме Евы.
Еве казалось, что он знает, куда мы исчезнем, как растворимся в вечности, чем пахнет вечность — правда, что малиной, или все же нефтью? Он поймал взгляд Евы. Она поглощала каждое его слово. 

Когда все ночью заснули в большой квартире, — не спали только кухонные трезвенники, — Никита прилег с Евой рядом. До этого он принципиально не обращал на нее внимания. Она была рыжей сибирячкой в черной футболке, черной юбке и красных колготках. Никита тихо спросил, знает ли Ева, чем пахнет начало нашего конца — он обратил внимание, что ее взгляд был прикован к нему, когда он как раз говорил о начале конца нас. Ева сказала, что не знает. Никита объяснил, что может передать это знание, только физически проникнув в нее. Мол, ощущение физического конца можно передать только через другое физическое ощущение. Ева не была дурой и понимала, что умнее от секса она не станет: никакое абстрактное знание не проникнет в нее. Но отказывать Никите было неудобно, да и в конце концов он казался умным. Почему нет? Первый раз переспать с умным, в целом красивым человеком — неплохой вариант. Не по любви, конечно, но это издержки. 

Ева дала себя трахнуть. Во время секса она на минуту подумала, что, может, так и передается знание о начале конца? Через резкую боль, мгновенную, как вспышка.

Сразу после болезненного секса он сказал: «Теперь ты знаешь, что такое начало конца и чем оно пахнет». Ева не поняла, что он имел в виду. Ей уже и не хотелось понимать. 
Они начали встречаться через неделю. Никита предложил Еве переехать в его однокомнатную квартиру, расположенную недалеко от башни «Федерация». Ева переехала в Москву из Новосибирска, когда поступила в институт, поэтому перспектива найти жилье, еще и с симпатичным и умным человеком ее привлекала. 

У Евы были только мать и бабка, которым было плевать, где она и с кем. Главное — за обучение не платят (дочь на бюджете), на жизнь пятнадцать тысяч высылают и хватит с нее. 
Сначала Никита и Ева занимались сексом несколько раз в неделю. Никите нравилось жестко, с садизмом. Еве было всегда больно, но она это принимала, ведь они делают любовь. А любовь — значит убить свой эгоизм. 

Однажды Ева все же сказала, что ей неприятно и больно, на что Никита распсиховался и пытался выгнать ее из квартиры, а после — жестко трахнул, без согласия. 

Начался 20-й год и пандемия. Ева и Никита оказались заперты в одной квартире. Никита насиловал Еву почти каждый день. Идти было просто некуда, говорить некому. Бабка с мамой не поймут, в общаге кошмар из-за ковида, работать нет возможности. Да даже если бы у нее были возможности — она очень любит Никиту. И душит. Душит каждый божий день свой эгоизм, а Никита безжалостно е**т и е**т. Ева не уйдет от Никиты.

Под конец 20-го года Ева взяла академ, чтоб пойти на нормальную работу и получать хорошую зарплату. «Журналисты в России грызут локти, да и вообще мне не нравится писать, как где-то прорвало трубу». Журналисткой она не успела поработать: ей хватило однокурсников, занимавшихся тем, что вызывает отторжение. Из академа Ева не вернулась.
Она пошла работать официанткой. Никита стал забирать часть заработанных денег. «Я живу в его квартире, поэтому, наверное, все честно». 

Потом у Евы началась депрессия, продлившаяся два года. Первые месяцы, когда Еве было плохо и она пила жесткие антидепрессанты, Никита о ней заботился. Он даже перестал насиловать ее. В нем проснулось какое-то сочувствие и сожаление, что он настолько долго издевался над ней. Однажды он лег рядом с Евой, одетой в потную домашнюю футболку и тупо втыкавшей в стену, и сквозь слезы спросил: «Я часто тебе делал боль?». «Ты, как мог, делал любовь» — ответила Ева и продолжила втыкать в стену.
Никита оставил свой садизм. Он принадлежал к тому типу людей, которые могли проявлять толику любви и нежности, только когда объекту их издевательств было по-настоящему плохо. Плохо не от их насилия, а от того, что никак не относится к ним — болезни или травли. 
Когда Ева вышла в ремиссию, Никита снова начал над ней издеваться. Ева привыкла к постоянному насилию и воспринимала это гораздо спокойнее, чем несколько лет назад, когда они только начали делать любовь. 

Ева осознавала, что умирает в этих отношениях. Еще чуть-чуть и она поймет конец нас — «нас» в смысле всего сущего. Нужно лишь наглотаться таблеток и все встанет на свои места. Наступит настоящий конец нас.

Ева твердо решила. Она будет умирать. Никиту бросить у нее уже навряд ли получится, как бы ни уговаривал психотерапевт, значит, жизнь превратится в замкнутый круг в виде работы и насилия. Когда-то она мечтала о другой жизни. Сейчас Ева уже ни о чем не мечтает.

Перед тем, как умереть, Ева захотела провести ночь с другим мужчиной, после чего она могла бы разом выпить двадцать таблеток сертралина, десять сейзара и восемь габапентина. Ева не думала с кем-то делать любовь, любила она только Никиту, однако ощутить что-то новое напоследок — благое дело. Так она себя оправдала. 

Человеком, которого она выбрала для последнего акта жизни, стал Денис. Они познакомились на работе Евы, в грузинском ресторане на Цветном бульваре. Он пришел под закрытие. Заказал кувшин вина и больше ничего. Еве показалось, что он наркоман: она обратила внимание на ходячую из стороны в сторону челюсть. Еву приковали к себе глаза Дениса — ярко зеленые, без примеси коричневого, очень добрые и умные глаза. У Никиты, тогда в 2019, был взгляд врубелевского демона: он манил своим холодом. У Дениса во взгляде было теплое равнодушие — когда человек уже познал жизнь, и многое ему понятно, но в нем еще теплится симпатия ко всему вокруг. 

Ева, ни на что не надеясь, предложила прогуляться после рабочей смены. Денис неожиданно согласился. Он только что вернулся из эмиграции в Грузии. 

Денис когда-то мечтал стать поэтом, потому что поэт в России больше, чем поэт. Он рос в Самаре — очень любил и ненавидел свой город. Любил Волгу и ненавидел влажность, из-за которой душно летом и мерзко зимой. Любил связь Самары с космосом и ненавидел хабалистый характер самарчан. Любил Самару прошлого и ненавидел Самару настоящего, хотя понимал, что и в прошлом он, возможно, тоже ее бы не любил. Как и многие в Самаре, он очень хотел оттуда уехать. Будучи подростком, Денис вдохновлялся поэтом Степаном Скитальцем, который взял себе псевдоним, потому что скитался с отцом по Поволжью. Денис тоже хотел скитаться по всему свету. Самара его по-своему душила. Отец работал механиком, мама учительницей. Лишних денег не было. Но Дениса это не смущало. Он видел перед собой невероятное будущее, где всего добьется сам. Отсутствие опоры только будоражило. 

Стихи Денис писал с десяти. В четырнадцать уже знал, что будет поступать в Москву в Лит. К вступительным не готовился. В творческую папку отправил штук двадцать стихотворений, которые публиковал в личном паблике вконтакте. Паблик назывался «Поволжский скиталец».

Денис приехал в Москву на конкурс. Он провалился и не поступил. На смотр работ не пошел из принципа. Потом очень жалел. В армейку не взяли из-за плохого зрения. Он туда и не хотел особо. В Самару Денис решил не возвращаться. Было стыдно перед всеми — поехал покорять Москву и не покорил. Работал Денис барменом, курьером, на стройке бетон закладывал. Пока справлялся с финансовой ямой, изредка пописывал стихи, но инициативу стать поэтом оставил. Непоступление его сломало. «Если это гребное поступление меня сломало — значит, не мое. Настоящего поэта ничто не сломает». 

Работая барменом, Денис познакомился с М. Они стали друзьями и решили открыть свою вебкам-студию. За несколько лет жизни в Москве Денису удалось поднакопить денег, поэтому он вложил в студию все, что у него было. Благодаря пандемийному году, бизнес пошел в гору. К тому времени стихи он вообще не писал. Иногда сочинял рэп по приколу, не больше. 
Денису, как и любому человеку, очень хотелось влюбиться. Не получалось. После полугода работы в секс-индустрии у него пропало либидо. Денис думал, что, если он влюбится, либидо вернется, потому что самый крутой секс может быть только по любви. Когда он влюбился, либидо не вернулось. Девушка его бросила через несколько месяцев, потому что встречаться с импотентом, пусть и при деньгах, ей не хотелось. 

После неудачного романа Денис стал употреблять мефедрон. Либидо вернулось. Вместе с либидо вернулось неожиданное желание писать. У него сорвало крышу — он много трахался и писал. И жизнь снова заимела смысл. Он вспомнил, что поэт в России больше, чем поэт. 

Денис стал записывать ролики, как он читает стихи, и выкладывать их на ютуб. Активность была низкой, поэтому он решил обдолбанным записать видео. Оно залетело на три тысячи просмотров, но Денис понимал, что это ни о чем. 

Неуспех давил. Стихи он опять бросил, а мефедрон продолжил употреблять. К тому времени они с М. открыли уже две студии. Денис стал игнорировать работу, часто брал студийные деньги, подводил М. 

М. устал от поведения Дениса, поэтому он предложил ему выкупить часть бизнеса. Денису в целом уже было плевать — он продал свою долю и закончил дружбу с М. 

Отношения с наркотиками прекратились после того, как Денис пережил клиническую смерть. Он принял лошадиную дозу мефедрона и начал умирать. Он ощутил эйфорию. У его эйфории был небесно-голубой цвет. Небесно-голубое счастье расплывалось по телу Дениса. Тело стало мягким, он в нем тонул. Сердце билось быстро-быстро, и перед глазами все постепенно таяло. Мир таял, биение замедлялось. Вечность может длиться несколько секунд. Денис умер на три минуты. 

Дениса прокапали. Он очнулся, и ему почему-то стало стыдно перед богом. Не сказать, что Денис был сильно верующим. Однако он был убежден, что именно бог настоял на его спасении. Природа звала умирать, бог оставил жить. 

Кажется, с наркотиками была пора завязывать. 

Через неделю после клинической смерти Дениса в России началась мобилизация, и Денис на оставшиеся деньги уехал в Армению. Это была осень. «Новая страна, новая жизнь, новый я». Когда-то он мечтал скитаться по всему свету, писать о нем, любить его. 

Денис видел в своем переезде дверь в неизведанный мир, где все старое забудется, новое примет и обнимет. Почему-то он не был готов к тому, что в новом мире никто и ничто его не ждет. Хотя в старом мире он только и жил с этой мыслью — «на хер я кому тут нужен?». 

В эмиграции Денис тоже оказался никому не нужен. Деньги с проданного бизнеса и подработки на фрилансе позволили ему немного побродить по свету — Армении и Грузии. Нигде он себя не нашел, от скитаний только устал. Один раз даже сорвался и принял незначительную дозу мефедрона. Это случилось перед отъездом домой. 

В июне Денис прилетел в Россию. Первый день в Москве, которую он оставил девять месяцев назад. «Уехал в другую страну и не покорил» — с глубокой тоской и осознанием полного одиночества подумал Денис. Никому он не был нужен в Москве, никому оказался не нужен за границей. 

Вечером Ева предложила Денису прогуляться. Выйдя, он поинтересовался, зачем она его пригласила. Еве было лень врать. «Я хочу с тобой потрахаться».

«Я импотент» — соврал Денис. Эти проблемы уже давно не беспокоили, но, честно сказать, трахаться ему жутко не хотелось. 

— Сразу попрощаемся? — спросил Денис.

— Не, давай сначала покурим. 

— Каждому посетителю предлагаешь?

— Не каждому.

— Да по тебе видно, что не каждому. Почему мне вдруг решила предложить?

И тут Еве захотелось выговориться. Упасть, заплакать. И что б ее нежно любили, гладили по щеке, гладили по спине и пухлым ляжкам. Еве хотелось, чтоб кто-то разделил ее горе и начал плакать вместе с ней. 

Ева не стала выговариваться.

— Отчаялась любовь найти, что ли? — спросил Денис.

— У меня есть любовь. — ответила Ева.

— Когда есть любовь, трахаться другим не предлагают. Только если не из мести, конечно. Давай, удачи.

Денис ушел. Ева задумалась. Она ведь хотела умереть и перед смертью понять, что значит быть с другим человеком. Может, ее желание не ограничивалось только физическим любопытством? Может, она и правда хотела отомстить Никите за издевательства и насилие? Или желание делать любовь с другим человеком продиктовано инстинктом самосохранения Евы — если она поймет, что способна на любовь с другим, то, может, и смысла умирать нет?

Ева вернулась домой в три часа ночи. Никита проснулся. Он захотел Еву. Ева отдалась. Еще пару часов назад она думала, что переспит с другим и наглотается таблеток. 
Пока Никита е**л Еву, она все размышляла о своем отношении к нему. Почему она когда-то решила, что любит этого человека. Симпатия к Соловьеву, взгляд врубелевского демона, однушка в Москве, ежедневное насилие — что из этого вдохновило ее на любовь? 

Резко в ушах Евы зашумело — это было что-то вроде взрыва. Нечто врезалось в небоскреб, недалеко от которого жили Ева и Никита.

Волна розового света окатила глаза Евы, и все тело словно растворялось в розовом блестящем тумане. Мир кругом казался таким невесомым. Никита был в ней. Она впервые не ощущала боли, потому что тепло от странного света расслабило мышцы. Ева улыбалась. Никита не делал любовь. Любовь делала Ева своим телом. Она вдруг почувствовала, что из живота начали расти цветы — бордовые маки. Они обвили все ее тело. Легкая щекотка прошлась по талии, шеи, локтям, тонким пальцам. Ноги резко напряглись, будто их обтянуло веревкой. Ева смотрела вверх: потолок превратился в рассветное небо. Дыхание участилось, сердце забилось. Раз. Раз. Раз. Два не было. Только стремительное раз, повторяющееся дважды в секунду. 

Ева уже перестала чувствовать себя и ничего не осталось кроме дыхания, биения сердца, дрожи в ногах и руках. Ева заглотнула воздух и на десять секунд перестала дышать. Она умирает, в глазах темнеет. 

Ева впервые в жизни испытала оргазм. Никита наконец-таки показал ей, что такое начало конца нас и чем оно пахнет. Конец нас — обычный свежий воздух. 

Еве вернулось дыхание, но оно было уже другим. Она чувствовала, что совершенно по-другому дышит. Ей нравилось дышать по-новому. Это было второе дыхание. Она сосредоточилась только на этом дыхании, и больше ни о чем не думала.

— Ты сегодня была не похожа на себя, — заметил Никита.

В эту минуту Еве впервые стало плевать на Никиту. 

Денис шагал по Москве, гуляя недалеко от Москвы-сити. Город, в котором ему было плохо и душно, вдруг показался родным. Он вспомнил свои намерения стать скитальцем, посмеялся с них, выбросил сигарету в реку. Ему безумно захотелось на Волгу — домой, где он мечтал любить весь свет.

Вдруг на глазах Дениса нечто врезалось в башню «Федерация». От увиденного у него пропало дыхание, взрыв оглушил. В глазах помутилось так, будто он снова умирает. Он ощутил, будто нечто проникло в него. Это нечто не имело очертаний, не имело цвета. Тепло разлилось по телу Дениса — он увидел изнутри себя розовый туман. Денис не мог дышать: он безуспешно глотал кислород. 

Его губы резко ощутили прикосновение чего-то очень горячего. У Дениса начал гореть изнутри рот, потом загорелась гортань. Через минуту он задышал. Это было второе дыхание. Оно обжигало. Через минуту все прошло. 

Башня стояла в розовом блестящем дыму. Взрыв выбил стекла на сороковом и сорок первом этажах. 

Денис, наладив дыхание, понял, что не хочет возвращаться в Грузию. Ему хочется в Самару, из которой он так грезил уехать. Денис впервые за многие годы почувствовал тоску по дому и родителям. Он представил, как приедет домой, как все рады будут его видеть, как он будет мыться несколько раз в день — из-за липкой жары, как перечитает стихи Степана Скитальца, поугарает над своими черновиками, побубнит на хабалистых бабок и будет долго смотреть на темную Волгу. Дышать впервые стало легче.

Утром в новостях сказали, что в башню врезались беспилотники. Правда, следов беспилотников не нашли. Лишь осколки стекла валялись кругом.

Обложка: WeAre