Надо все додумывать до конца

Если умирает человек, проживший практически сто лет, вместе с ним уходит эпоха. Если же это был редкой внутренней и внешней красоты человек, то это еще и невосполнимая утрата. А когда вам доводится знать такого человека, любить и быть им любимым, в момент его ухода все слова утешения теряют смысл — остается лишь пустота.

Пустота, которая так и норовит поглотить воспоминания об ушедшем, стереть его облик. Чтобы победить ее, нужно найти в себе силы не молчать. Беда, облеченная в слово, становится реальной. И только так ее можно пережить.

Тамара Владиславовна Петкевич родилась в 1920 году. В 1937-м ее отец был арестован и репрессирован. В 1943 была арестована и отправлена в лагеря и сама Тамара Петкевич.

Буквально через пару недель после папиного ареста меня вызвали на бюро комсомольского комитета. Длинный стол был покрыт кумачом. Над столом — портреты Сталина и Ежова. Солнце косой трубой высвечивало неприкаянность пылинок.

Написать воспоминания о лагерной жизни Тамара Петкевич пообещала себе еще в заключении. Книгу «Жизнь — сапожок непарный» она опубликовала только в 1993 году. Вторая книга — «На фоне звезд и страха», о жизни после лагеря — вышла в 2008-м.

Хотелось, чтобы родилось представление, что, когда отнимают молодость, отнимают жизнь, обобществляют эту жизнь, вас куда-то отправляют в бараки. В общем, порванная жизнь уже не восстанавливается. Если даже очень хочешь, даже стараешься, и как будто и жизнь идет навстречу в чем-то, то все равно она уже состояться не может. Нельзя нарушать ничего. И судьбы друзей моих не сложились, не сложились у них отношения с детьми, которые были оставлены, которых воспитали какие-то другие люди. Они, если и слышали слово «мама», то это не было сердечным и искренним, это все приблизительно. Это уже переделанная жизнь.

В рецензии на «Жизнь — сапожок непарный» поэтесса Татьяна Бек заметила: «Тамаре Петкевич выпал такой жребий, будто вся апокалиптичность ХХ века сгустилась в одной частной судьбе». Пожалуй, жизнь любого человека в определенном смысле — иллюстрация к истории целого поколения, пусть и переданная частным лицом. Именно судьба конкретного человека и есть подлинно достоверное свидетельство того, что происходило в прошлом, происходит в настоящем и будет происходить в будущем.

Книги Петкевич — удивительный диссонанс красоты формы и ужаса содержания. Это в высшей степени художественная мемуарная проза. Сила ее эстетического воздействия кроется в том числе и в фигуре автора. В его неповторимом стиле, которым написаны книги, в глубине сказанного. Каждое написанное слово полновесно, выстрадано и выверено, тесно вплетено в ткань повествования. О книгах Петкевич нарочито не хочется говорить много, потому через это эмоциональное переживание читатель должен пройти сам.

Ее история — своего рода вариация на тему мифа об Орфее и Эвридике — повествования о том, как можно вернуться живым из загробного мира.

Надо все додумывать до конца.

Тамары Владиславовны не стало 18 октября. Больше не будет того безграничного восхищения, которое испытывал любой, находясь рядом с ней; не будет того участия, которое она принимала в жизни каждого человека из своего окружения, живо интересуясь даже мельчайшими подробностями; не будет того особого утешения, которое будто бы само снисходило от нее на близких. Она обладала такой внутренней свободой и знанием истины, что по ней можно было себя выверять. И чудо, если хоть немного удавалось соответствовать. Избавиться от едкого чувства, что вместе с ней ушли и ее вера в правду, и вера в тех, кто был с ней рядом, пока не получается.

Количество и качество зла поразительно. История наша малоутешительна, даже когда захочешь в ней что-то отыскать. И залечить это нельзя. Это можно так, знаете, сверху припорошить, потому что, как время показало, вот сейчас мне 88 лет, и все видится так, как было, и обнаженно. Может быть, четче даже, потому это и ужасает больше.

Приняв в себя невозможное количество зла, Тамара Петкевич пропускала его через себя и отдавала окружающим красотой, любовью и добротой. Сколько горя может вынести человек, прежде чем сломается? Ее внутренний свет не погасили ужасы XX века, он засиял еще ярче, а значит — человеческие ресурсы неисчерпаемы. Всем, кому довелось быть знакомыми с ней, очевидно, что ее жизнь — безусловный пример для подражания.

Правда, сама Тамара Владиславовна никогда так не считала.

Фото на обложке: kino-teatr.ru