Я хочу, чтобы у меня был рок

• Уильям Гэсс. Тоннель / пер. с англ. М. Немцова. — Екатеринбург: Гонзо, 2021. — 792 с.

Главный герой романа Уильям Колер — профессор истории в крупном американском университете. У него много недостатков — маленький пенис, избыток ушной серы и мешок отравляющих жизнь воспоминаний. Он не умеет строить карьеру и не уживается с женой и коллегами по кафедре. В университете про Колера хотят разные слухи: мол, он пристает к студенткам и всех своих протеже заставляет писать научные работы про фашизм. Рассказывают всякое и про его пребывание в Берлине в конце 1930-х годов, куда он поехал слушать лекции знаменитого историка. Рассказывают, но вряд ли знают наверняка.

Колер заканчивает книгу «Вина и невинность в гитлеровской Германии» и садится писать предисловие, которое неожиданно для него растягивается на восемьсот страниц. Восемьсот страниц потока сознания, где автор перескакивает с одного временного пласта на другой, из мира реальности в мир фантазий. Протагонист озабочен двумя вещами: пережевыванием своей ненависти — ненависти озлобленного белого мужчины в Америке времен Вьетнамской войны — и смакованием воспоминаний — о детских поездках с родителями на стареньком «паккарде» или о полных хтонического эротизма любовных связях. Эти воспоминания разбросаны по тексту в хаотичном порядке и постепенно дополняют образ Колера. Каждая из этих историй переживается им как травма, и Колер брюзжит, будто ветеран неудачной, а потому забытой войны. После каждого воспоминания он возвращается за письменный стол, и чем дальше продвигается, тем больше ему кажется, что в своем нынешнем положении он не свободнее узников нацистских лагерей, которых изучал. Он задумывает бежать, прорыв тоннель из своего подвала, — куда бы тот ни привел.

«Тоннель» ветвится, как сложная система подземных коммуникаций. Поток сознания, в который нас приглашают войти, полон нечистот. Смешное и жуткое разбросано по страницам щедро и в примерно равной пропорции. Многие образы и полные ненависти слова напоминают нам, что мы находимся в сыром, опасном, пугающем и грозящем в любой миг обвалиться тоннеле, который ведет вглубь, в самое сердце тьмы. Но если дать Колеру шанс выговориться, не захлопывать книгу, не отворачиваться от его злого и раздраженного ума, мы узнаем много о том, что скрывается во «внутреннем царстве» человека, как возникает и зреет нетерпимость и что удобряло почву, на которой взрос мощный и интеллектуально безупречный цинизм профессионального историка. Знать это важно хотя бы потому, что через несколько десятилетий колеры изберут Трампа.

Вот чего мы на самом деле не знаем. Плаваем морями и летаем небесами, разъезжаем взад-вперед по всем дорогам, но глубочайшие пещеры, умнейшие каверны не способны завести нас под землю, рассказать нам, что творится в том внутреннем царстве, как бы оно там ни происходило, — так ли, как мы думаем, медленней некуда, и жизнь внизу спит вверх тормашками, как летучие мыши, или же в генетической сердцевине «я», в земле чистого рождения нет нужды ни в каком действии, и все закончено, и ничего не начато… И, может, это же движет моим рытьем — есть ли там донная природа и что есть что, где заканчивается колодец, когда мы проходим под его водой, когда мы действительно вступаем «внутрь» и обнаруживаем себя перед нутрью и на другой стороне в.

Во многом «Тоннель» — это роман о сущности истории и месте человеческого бытия в историческом потоке. Этими вопросами неоднократно задаются коллеги Колера — заядлые спорщики и пауки в университетской банке. И философские споры историков читать порой интереснее, чем следить за течением причудливого сознания Колера. Каждый из профессоров — носитель своей теории о том, что вращает шестеренки исторического времени — Geist или статистика, высокие идеалы или человеческие страсти. А может, нет вообще никаких исторических причин, есть лишь заблуждения, которые «различные интересы сговорились возвести на пустой трон»? Есть ли у истории цель, и возможна ли историческая вина? Колер — историк-релятивист. За свой постмодернистский подход он дорого заплатил, и неслучайно именно вопросу вины посвящена его таинственная книга.

Я написал книгу, чтения которой сам не могу вынести, — все верно, еще одну про нацистов, о вине и невинности, и читать эту книгу я не могу… потому что в слизи я вижу самое торжествующее вещество нашего мира; слизь медленно покрывает землю, каждый день ее все больше — все больше нытиков, больше грязных мыслей, мерзких планов, сальных вещей, презренных действий — множится, как злобные споры.

Не будучи в силах верить во что-либо в рамках своей науки, будь то факты, цифры, идеи или сама возможность постижения истории, Колер пытается докопаться (буквально, конечно же) до изнанки любой истории. И здесь мы подходим ко второму предмету, который рассматривает автор «Тоннеля». Это, безусловно, роман о Ничто. «Иногда, — говорит Колер, — привлекательна сама пустота пустоты. Получает ли открытый рот или дает? Глотает или вопит?» И каждому — свое Ничто, по вине и невинности его. Оно может представать в образе первозданной Бездны, как «королевское или экзистенциальное Ничто, достойное вальса с Бытием по всему книжному магазину», а может — как «ничтожное ниче, какие нельзя выделять или предпочитать». И Колер, конечно, хочет пригубить настоящего Ничто — такого, после встречи с которым уже не страшно жить без веры в истину. Тайный лаз к этому Ничто историк хочет найти, изучая историю массового уничтожения людей.

Адольф Гитлер мог идти к своему року, потому что тот у него был. Лишь у тех, кто заключил пакт с дьяволом, есть рок. У Гитлера, Фауста, Дон Жуана, Леверкюна есть роки. Уверен, никто из моих студентов такого отличия не заслужил. Дьявол не подписывает договоры с кем попало. О десятках тонн анонимных миллионов сужденье не выносится. Для них, конечно, есть смерть, а вот рока у них нет. Беда с историей — в ее непоправимой и ужасающей честности. Лишь поистине обреченные на рок хоть что-нибудь для нее значат. История — бездна обреченных… Я хочу, чтобы у меня был рок, к какому бы я шел. Я претендую на бездну.

Вопрос, на который предстоит ответить читателю, можно сформулировать так: чью вину и чью невинность пытается обосновать Колер в своей книге? Что хочет он откопать — или закопать — в тоннеле, который остервенело, тайком ото всех роет в подвале своего дома? И есть ли смысл в его усилиях, если, как нам напоминает эпиграф из Анаксагора, «спуск в преисподнюю одинаков отовсюду»?

Не держите зла на Гэсса, если он оставит ваши вопросы без ответов.