Половина хорошей книги

• Рафаэль Боб-Ваксберг. Тот, кто полюбит все твои трещины / пер. с англ. А. Ярославцевой. — М.:  Индивидуум, 2021. — 256 с.

Что, если бы вам предложили довольно хорошую книгу? Книгу, в которой около половины рассказов били бы в самую точку, а от другой половины хотелось бы зевать? Примерно так дела обстоят с дебютом Рафаэля Боб-Ваксберга, сценариста и продюсера анимационного сериала «Конь БоДжек». Его сборник «Тот, кто полюбит все твои трещины» амбициозно посвящен одной теме — любви. Это ограничение, с одной стороны, может натолкнуть автора на неожиданные решения (сюжетные, композиционные, связанные с выбором повествовательной точки зрения и тому подобные), а с другой, привести к тому, что называют «высосано из пальца». В случае с этой книгой произошло и первое, и второе.

Плохие тексты банальны и напоминают то ли цитаты из пабликов во «ВКонтакте», то ли непрошеные любовные откровения случайной знакомой. Например, история о череде расставаний, или о ссоре пары во время игры в «Табу», или о печали, которая следует за человеком, куда бы он ни переехал, или рассказ от лица собаки об отношениях с хозяином (неоригинальный, но хотя бы смешной). Самый характерный для этой категории текстов фрагмент такой:

Ты улыбнешься ему и подумаешь, станет ли он тоже, как те многие, что были до него, когда-нибудь сладко-горьким воспоминанием, погубит ли его та же самая глупая ошибка — знать тебя чересчур хорошо и одновременно каким-то образом недостаточно.

Иногда все может быть даже хуже (если перевод не на высоте):

Это не было великим романом. Это не было трагическим расставанием. Это была просто одна из ситуаций в длинной цепочке событий, которые с вами происходили.

В то же время даже в самых банальных рассказах, в которых герои, неотличимые друг от друга, совершенно стереотипно влюбляются и расстаются, обычно присутствует композиционная изюминка. Один текст может быть оформлен как экскурсия по местам, связанным с бывшими любовниками героини, другой — как размышление о банке «соленых цирковых кешью», третий — как неумело написанная поэма. Тем не менее в таких текстах зачастую слишком много повторов. Конструкция остается одной и той же, так что кульминации не происходит, и быстро становится скучно. К тому же «цепная» композиция используется целых четыре раза.

В лучших историях сборника игра с формой иногда кажется излишней. «Максимально среднестатистической» — тексту о расставании коллег — не повредило бы, если бы в начале не было столько раз сказано, насколько героиня и ее ситуация совершенно обычные. В рассказе «Хочешь узнать, на что похожи спектакли?» можно было бы обойтись без обращения к воображаемому собеседнику (который к тому же исчезает к концу), потому что читать о впечатлениях зрительницы автофикшен-спектакля брата интересно само по себе. Удачно формальные ограничения использованы в «Еще больше тебя в тебе», где почти все герои названы именами американских президентов, роли которых они играют в тематическом парке.

Сюжетные задания, которые автор дает себе в части текстов (именно так — скорее надуманно — они ощущаются), срабатывают, кажется, только дважды — в рассказах «Самое СЧАСТЛИВОЕ и ЗНАМЕНАТЕЛЬНОЕ СОБЫТИЕ» и «Мы, ученые мужи». В первом выдуманные языческие свадебные обряды (например, жертвоприношение козлов или Танец Лесного Эльфа-Рогоносца) показывают, насколько абсурдна и сложна в подготовке даже современная свадьба и насколько неважной оказывается эта суета для настоящих влюбленных. А во втором придуманная автором анти-вселенная, противоположная нашей, помогает раскрыть несбыточность фантазий главного героя (ведь его копия из другого мира поступила бы правильно тогда, когда он — нет) и показать человеческую слабость. В этом же тексте можно найти самую красивую в книге метафору, которая обошла не менее достойные (это не шутка) «сердце-булыжник», «лоб — надгробие на кладбище поцелуев» и «любить — это быть президентом»:

Статуя не строится с основания — она вытесывается из цельного куска мрамора, — и я часто задаюсь вопросом, не формируют ли нас качества, которых нам недостает, словно мы все окружены пустотами, которые раньше занимал мрамор. Я могу сидеть в поезде. Могу лежать в кровати без сна. Могу смотреть фильм; могу смеяться. И вдруг, совершенно внезапно, меня поразит цепенящая правда: нас определяет не то, что мы делаем. Нас определяет то, чего мы не делаем.

Своими лучшими рассказами Боб-Ваксберг приближается к О. Генри с его необычными сюжетами и обыкновенными чувствами (как в «Дарах волхвов», например). Худшие рассказы напоминают писательские экзерсисы — механические упражнения в сюжетной или композиционной изобретательности. Дебют Боб-Ваксберга — это примерно половина хорошей книги. Достаточно ли этого — каждый читатель решает сам.