Не жуть, а речь

Роман Михайлов. Изнанка крысы. — krot.me, 2017. — 88 с.

«Изнанка крысы» — своего рода комментарий к предыдущему произведению писателя — «Красивая ночь всех людей», созданному на кодовом языке, который сам автор называет RN (Red night). Комментарий, безусловно, нужный, потому что в тексте нет ни единой буквы — он весь состоит из дуг, отрезков, вихрей, начертанный бустрофедоном. Вот только, увы, пояснения не сделали «Красивую ночь...» понятнее — разве что для посвященных, а вот непосвященные и «комментарий» поймут с трудом. Но и для них «Изнанка крысы» может оказаться интересной.

Хорошо, когда над писателем не довлеет ни стиль, ни болезненное желание его изобразить. Перед читателем — любительское творчество в лучшем смысле этих слов. При этом в тексте немало интересных приемов, в отличие от работ многих, скажем так, профессионалов. Странно, что произведение Романа Михайлова было номинировано на премию «Национальный бестселлер», потому что никаким лидером продаж такая книга не станет никогда и ни за что.

Интересна «рваная ритмичность» текста — с отбивками в виде шестнадцати «F», которые в повести называются швами на теле крысы, и названиями музыкальных композиций (писатель будто прикрепляет аудиозапись к посту в соцсети). Обратная сторона «непрофессионализма» автора — его бросает из крайности в крайность. Период неожиданных эпитетов сменяется периодом банальных. Слишком много здесь идущих друг за другом трудночитаемых конструкций в духе академических статей. В композиции порой наступает бардак. Обилие инициалов и аббревиатур, которые читателю не расшифровывают (хотя некоторые несложно раскрыть и самостоятельно), утомляет. Но даже при всем этом повесть все еще любопытнее большинства «профессиональных» текстов.

Сюжет в книге есть, но довольно условный. Персонаж, он же рассказчик, работает в науке, ездит по Индии в плацкартных вагонах, посещает город своего детства и старых знакомых, испытывает трудности с деньгами, общается в сети с виртуальными знакомыми и с очень странными реальными: колдунами из индийской глубинки, сталкерами из российской. Но прежде всего он размышляет о кодах и о языке.

В «Изнанке крысы» много непонятного. Однако — парадоксально — именно благодаря этому появляется хоть малый шанс узнать что-то об окружающем мире. Ясные и стройные тексты редко дают такую возможность, максимум — открывают глаза на детали человеческих взаимоотношений. У этой повести о коде — иная задача. Не развлекать читателя, не показывать, какой ее автор крутой писатель, не воплощать положения литературных школ, не ныть о том, как обустроить Россию. Михайлов не заботится о том, чтобы его понял любой, — и правильно. Потому что крайне тяжело понятно для всех говорить о таких вещах, как язык, пространство, время, о том, чего не видишь, но чувствуешь, о том, чему даже нет названия. И дерзнуть создать нечто небывалое.

Чтобы быть [пребывать] «там» язык не нужен. Язык нужен для акта изъятия себя из себя, отделения «я» от общего просачивания. Многие ощущения не выражаются на привычном языке людей вокруг, как выразить зависимость дыхания от мимики висящих портретов? Необходимо раскрытие внутреннего языка, который существует «до» просачивания и выражает связи.

<...>

Создание языков сложнее создания концептов, для них нужны изнанки ужаса как платформы, вывернутые кошмары, оборотные стороны пены.

Такие фрагменты составляют большую часть текста. Самым близким для широкого читателя наверняка станет описание эмоций рассказчика, видимо, произрастающих из жизненных переживаний автора. О больших долгах, о выселении из квартиры. О страхах, за которыми он храбро пробирается в самое детство. О боли пылающего разума.

Возвращение в Россию началось с новости, что нам нужно съехать с арендуемой квартиры. Хозяева имеют на нее новые планы. У нас закончились питерские регистрации, младшего сына отказались без регистрации брать в первый класс, а старшего не пустили в школу без справок от врачей. <...> Через несколько дней появились невидимые курицы, стали клевать внутренности.

Если бы у них были руки, они бы вставили пухи в рот и глаза, чикнули в одно мгновение, чтобы мозги гармонично покрыли обои не одним пятном, а повсеместным орнаментом.

К десяти вечера мне стало очень плохо. Оказался на блюде у улыбающихся монстров, глядящих голодными глазами. Утонуть в их слюне и все.

<...> Прекрасно понимаю, что будет в ближайшие три-четыре часа. Будет ад. Фейерверки, запуск ракет в космос, гонка вооружений, я храню ствол и патроны у себя в желудке, чтобы не обнаружили при обыске. Волнистые стены сольются со шторами и с кирпичной кладкой за окном, со всеми сплошными пребываниями вовне, с улицей и движением машин.

<...> Упал и разрыдался, от беспомощности.

Скоро придут люди без лиц, нацепят меня на веревки, которые расставляет Б. как приманку, как кусок мяса, корм.

Свои мысли о важном автор доносит до читателя, обращаясь к общим для всех нас чувствам: страха, тоски, тревоги, любопытства, вкрапляя в них персональные переживания и описывая сценарии, знакомые если не всем, то очень многим людям, взрослевшим в этой стране в восьмидесятые и девяностые. Дело автора здесь — показать дорогу. Возможно, читатель и не захочет по ней идти. В конце концов, не всем важно искать зияющие дыры в ткани бытия.

Эти книга не будет близка многим. И все же, даже если вы не мистик, не математик, не поклонник криптографии, не любитель даркнета, языков программирования, «Изнанка крысы» может стать для вас важным произведением. Или лучше сказать — событием. Потому что она выделяется — начиная с лексики и заканчивая проблемой, которая исследуется. А исследуются глубинные вещи, с которыми мы все имеем дело, хотим того или нет. Автор пытается пробраться далеко за границу и обывательского, и научного понимания мира. Читателю придется кое-что отфильтровать, но это не помешает получить пищу для размышления. А кому-то, возможно, даже эстетическое удовольствие.