Кинематографист малых жестов

В издательстве Ad Marginem вышли биография Дерека Джармена, написанная Майклом Чарслвортом, и книга самого режиссера — «Хрома». Журнал «Прочтение» подготовил материал о судьбе и интересах британского авангардиста.

 

• Майкл Чарлсворт. Дерек Джармен / Пер. с англ. А. Андроновой. — М.: Ad Marginem, 2017. — 216 c.

На первой странице этой критической биографии Майкл Чарлсворт сразу упраздняет субординацию: он будет называть Джармена по имени, Дерек, так, как будто вырос с ним на одной улице, а после прожил долгие годы по соседству. Действительно, в небольшой по объему книжечке (всего двести страниц) Чарлсворт кропотливо воссоздал жизнь Джармена во всех сферах его деятельности, удержавшись от соблазна растянуть ее до пухлого томика.

Джармен был не только важнейшим авангардным режиссером послевоенной Британии, но еще и художником, поэтом, дизайнером и садовником. Ни одно из этих — одинаково важных для него — поприщ не ускользнуло из-под зоркого глаза американского искусствоведа Майкла Чарлсворта. Он описывает и Джармена-поэта как приверженца белого стиха, напоминающего о стихах Аллена Гинзберга, и Джармена-художника как артиста, прошедшего путь от абстрактного экспрессионизма де Кунинга до сочных мазков Джаспера Джонса, хотя последнего Дерек и недолюбливал.

С неподдельной чувственностью, даже некоторой сентиментальностью Чарлсворт пишет о деспотичном отце режиссера, навязывавшем все силой, о школьном буллинге, об осознании сексуальной ориентации и положении геев во время руководства Тэтчер и неолибералов. Не упускает он и художественный анализ дневников, сборника стихов, инсталляций и фильмографии режиссера от ранних «Юбилея» и «Себастьяна» до последней картины «Блю». Минорно звучат последние главы, затрагивающие бессонные ночи и отечные дни изнемогающего от СПИДа Джармена, да так душещипательно, будто кажется, что Чарлсворт держал его за руку в последние минуты жизни.

Но больше всего биографа волнуют две константы в жизни Джармена: визуальный язык его фильмов и сад в Дангенессе.

Джармена называли «кинематографистом малых жестов», сумевшим застолбить место в мировом кино, а его фильмы отличались сугубо «эстетическими бюджетами». Несмотря на доступность и разнообразие кинотехники, он остался верен — кассетной камере «Super 8 mm», благодаря которой кадры получались зернистыми, размытыми и застывшими, будто отображали сомнамбулческий мир сновидений. Особенно занимательными Чарлсворт находит биографические фильмы «Караваджо» и «Витгенштейн», снятые с характерной для Джармена примесью квир-эстетики, в которых режиссер ремифологизирует сюжеты о живописце и философе как о гомосексуалах, столкнувшихся с непреклонным непониманием столь отдаленных эпох.

Как единомышленник по садоводству биограф не упускает из виду любительское увлечение Джармена, ставшее работой, оцененной даже главой британских садоводов — Кристофером Ллойдом. Умирающий Джармен мечтал насадить свой Эдем дикорастущими растениями и увидеть перед смертью весеннее цветение. Этого, к сожалению, не произошло — его не стало в феврале.

Чарлсворт — биограф редкого дара, не просто документирующий даты и по итогу выдающий черствый сухарик, но тонко чувствующий человек, желающий предоставить весь спектр эмоций своего героя, связанный с тем или иным периодом его жизни. И книга о Дереке Джармене — предельно человечная, сенсуальная и даже телесно ощутимая.

 

• Дерек Джармен. Хрома. Книга о цвете / Пер. с англ. А. Андроновой. — М.: Ad Marginem, Garage, 2017. — 176 c.

Есть нечто мистическое в том, что Джармен писал книгу о цвете, теряя зрение. Как Моне, который страдал от катаракты, но положил жизнь на то, чтобы запечатлеть мельчайшие игры света и тени. Вдохновленный трудом Людвига Витгенштейна — первого философа цвета — о языковых играх как призме понимания цвета, Джармен пишет «Хрому». Сочиненная в 1993 году — за год до смерти — книга представляет из себя свойственный режиссеру вид письма: лирическое откровение, перемежающееся стихами, сюрреалистической прозой и теорией цвета. Каждый оттенок — сумма впечатлений, ассоциаций, обрывков снов и воспоминаний.

Каркас исследования построен на рассуждениях о цвете различных ученых: от Плиния Старшего и Леонардо да Винчи, до Эда Рейнхардта и Казимира Малевича, соглашаясь или полемизируя с ними. Обращается он и к базовым для понимания предмета «О цветах» Аристотеля, «Книге цветов» Рене Декарта и «Теории цвета» Гете. «Хрома» буквально напичкана перекрестными упоминаниями цвета в алхимических процессах (нигредо, альбедо, цитринитас и рубедо), философии, религии, литературы и живописи от Средневековья до модернистов.

Предсмертная работа Джармена отличается редкими энциклопедическими сведениями искушенного эстета и знатока цветовой палитры. Например, Джармен осведомлен о том, что пурпур — цвет знати, и добывали его из раковины мурекс. Или о том, как коров кормили листьями манго, в результате добывая из их мочи желтый цвет, которым пестрели индийские миниатюры. А еще римляне травили себя, используя свинцовые белила для винной посуды. Какой единственный из цветов назван в честь цветка? У какого цвета меньше всего оттенков? Через все эти диковинные подробности Джармен и проводит читателя.

Считать «Хрому» только путеводителем по миру цветовой палитры будет неверно. Цвет для Джармена не просто объект концептуальных эссе, но, прежде всего, способ связи с миром, текстом, хранилище эмоций и свидетельство целой жизни, с раннего детства связанной с искусством. И это еще один пример необоримости искусства, даже перед лицом смертельной болезни.